Василий Минаков - Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика)

• Название: Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика)
• Автор: Василий Минаков
• Издательство: ДОСААФ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1981

Аннотация издательства: Документальное повествование о подвигах летчиков морской авиации Черноморского флота в годы Великой Отечественной воины, в период подготовки и проведения операции по освобождению Северного Кавказа, города-героя Новороссийска. В центре изображаемых событий — воины 5-го гвардейского минно-торпедного авиаполка, проявившие героизм, мужество и отвагу при нанесении сокрушительных ударов по врагу на море и на суше.

[1] Так помечены страницы, номер предшествует.

[1] Так помечены ссылки на примечания.

lenok555: Вторая книга мемуаров В. И. Минакова, предыдущая — "Фронт до самого неба", следующая — "Гневное небо Тавриды".

---

Его беззаветной смелостью восхищались все. Если Черниенко получал задание, то можно было с уверенностью сказать, что оно будет выполнено. Твердая воля, точный расчет, непреклонная решимость, богатый боевой опыт в сочетании с личной отвагой обеспечивали ему неизменный успех. Тщательно изучая тактические приемы немецкой авиации и зенитной артиллерии, Черниенко постоянно искал свои приемы и способы борьбы с ними.

Было чему поучиться у этого человека.

Черниенко первым уверенно поднял тяжело нагруженную машину. Я стартовал последним. При подходе к цели мне надо иметь почти минутный интервал, то есть идти на расстоянии пяти-шести километров от бомбардировщиков. При встрече с истребителями такой самолет легко может стать их добычей.

Решаю над морем лететь вместе с группой, а при подходе к берегу снизиться и отстать. Вряд ли «мессеры» станут распылять свои силы, действуя на разных высотах. К тому же наши истребители прикрытия наверняка свяжут их боем. [193]

В десяти — пятнадцати километрах от Таманского полуострова выхожу из строя и на крутой спирали теряю две тысячи метров. Это позволяет набрать необходимый интервал. Затем направляю самолет на цель по кратчайшему пути от берега к порту — через мыс Железный Рог. Небо впереди усеивается сотнями зенитных разрывов. Зная, что артиллерия бьет гораздо выше нашего эшелона, иду с дальнейшим снижением на повышенной скорости прямо к цели. Ерастов выводит самолет на боевой курс для бомбоудара и готовится к аэрофотосъемке.

Акватория порта, причалы, портовые сооружения накрываются клубами дыма — работает основная группа.

— Пошли и наши! — докладывает Володя. — Включаю фотоаппарат!

— Панов, Жуковец, фотографируйте перспективно! — приказываю стрелкам.

Неистово бьют зенитки. Становится невтерпеж.

— Съемку окончил, — докладывает штурман.

Резко кладу самолет на крыло и со снижением, с противозенитным маневром выхожу из зоны обстрела.

— В оба смотреть за воздухом!

На малой высоте уходим в спасительное море. Высота десять — пятнадцать метров. Истребителям не найти нас в этой пустыне, да и атаковать не решатся у самой воды.

— Вроде все удачно, Володя?

— Порядок, командир!

На фотопленке оказались зафиксированными не только результаты удара, но и новые цели — более восьми десятков автомашин, тягачи с прицепами, зенитная батарея. По этим данным на бомбоудар вылетела вторая группа во главе с капитаном Осиповым.

Ночью экипажи полка продолжали минирование Керченского пролива. [194]

Летчик Сергей Пашун

7 марта день на аэродроме начался обычно. Погода стояла хорошая, со взлетной полосы один за другим в небо взмывали машины. Блеснув на солнце радужными дисками вращающихся винтов, растворялись в утренней дымке. А техники долго смотрели им вслед...

Наш экипаж заступил на дежурство в варианте торпедоносца. Рядом стояли пять самолетов в готовности к вылету на Тамань. Среди летчиков я увидел своего старого знакомого Сергея Пашуна.

Капитан Пашун готовился лететь после длительного перерыва. В октябре прошлого года, возвращаясь с боевого задания, он при посадке задел крылом за дерево. Самолет разбился, экипаж отделался ушибами. Пашун заходил на посадку со стороны гор. С этого направления ночью почти никогда не садились: подходы к полосе сложные, препятствия не ограждены огнями.

За аварию летчика строго наказали. Пять месяцев Пашун не летал. И вот вернулся в боевой строй полка.

Вид у него был неважный, чувствовалось, что пережитое не прошло бесследно. Старый его боевой друг Миша Беляков сразу это заметил. Подошел, тронул за плечо.

— Как настроение, командир? — обратился по старой памяти.

Пашун рассеянно пожал ему руку и, ничего не ответив, зашагал к машине.

Беляков озабоченно поглядел вслед.

— Ничего, сейчас сядет в кабину, запустит моторы, и всю хмарь как рукой снимет! — утешил Володя.

Поступила команда. Взлетел Осипов, за ним Дулькин, Соловьев, Федоров. Двинулся с места и самолет Пашуна. Набрав скорость, оторвался от земли и вдруг резко взмыл вверх, грозя опрокинуться. [195]

Все оцепенели.

Самолет с ревущими моторами летел вверх почти вертикально.

Триммер! — мелькнула мысль.

Набрав пятьдесят метров, машина накренилась на крыло и устремилась к земле...

Спустя мгновение воздух потряс взрыв тринадцати стокилограммовых бомб...

Когда подбежали к месту катастрофы, в огромной воронке увидели только дымящиеся обломки искореженного металла.

И это Пашун! Опытнейший летчик, командир звена, севастополец...

Всем, кто наблюдал взлет, было ясно: причиной катастрофы явился до отказа выбранный на себя триммер. Небольшая металлическая пластинка на задней кромке руля глубины — действие аэродинамических сил на нее облегчает управление тяжелым самолетом. Но при полностью отклоненном вниз триммере усилий летчика не хватает, чтобы вернуть самолет в горизонтальное положение. «Коварная пластинка!» — говорят пилоты и перед вылетом тщательно проверяют ее положение на руле.

Элементарнейшая ошибка...

Нельзя не считаться с состоянием души человека, идущего в воздух, тем более — в бой.

В катастрофе погиб замполит эскадрильи майор Степан Афанасьевич Стешенко. Верный своему обычаю и долгу — сопровождать каждого летчика, который почему-либо может быть не уверен в себе, он занял в экипаже место штурмана...

Большая потеря для всей эскадрильи. Невосполнимая — для меня. Многое воспринял я от него, по-новому научился смотреть на себя. И как было теперь не вспомнить ту давнюю нашу беседу о психологической подготовке, о ее роли в снижении вероятности подобных ошибок. [196] Именно триммер и брался в пример... Сколько усилий, мучительных долгих раздумий посвятил Степан Афанасьевич борьбе за жизнь боевых друзей, скольких из них уберег...

Так и погиб — спасая. На своем боевом посту.

Погиб стрелок-радист младший сержант Иван Степанович Сызранцев, отличный воин, любимый всеми товарищ, очередной эскадрильский баянист...

Погиб воздушный стрелок сержант Виктор Алексеевич Жуков, давно зарекомендовавший себя умелым, бесстрашным бойцом...

Многое сделали они для победы и многое бы еще совершили, если бы не досадный случай, вину за который остро переживали мы все...

* * *

О славном боевом пути этого замечательного летчика мне рассказывал штурман Алексей Петрович Зимницкий, который долгое время летал вместе с ним.

— Когда мы познакомились, Пашун был уже опытным боевым летчиком, известным в авиации Черноморского флота. Каждый день поднимался в воздух и ни разу не возвращался, не поразив цели. Действовал дерзко, решительно, вызывая восхищение у товарищей. Старые друзья звали его пограничником. Мы пропускали это мимо ушей: мало ли как рождаются прозвища. Но оказалось, что понимать его надо в самом буквальном смысле.

В тридцать пятом году, по окончании Харьковской школы военных летчиков, Пашун был направлен в Одессу, в отряд морской пограничной охраны. На вооружении здесь состояли гидросамолеты, пилотирование которых молодому летчику пришлось осваивать заново. Исключительная настойчивость и добросовестность помогли ему в короткий срок стать настоящим мастером пограничной службы. [197]

— И сколько же нарушителей вы поймали? — спросил его как-то Зимницкий. В шутку, конечно: как с самолета можно схватить нарушителя?

Оказалось, ловил, и не раз.

Однажды туманным утром, в обычном патрульном полете его штурман Иван Боровских заметил подозрительную шлюпку. Снизившись до предела, разглядели сидящего в ней человека — тот изо всех сил налегал на весла.

— Штурман, ракету! — скомандовал Пашун.

Это не остановило гребца. Дали предупредительную очередь из пулемета. Шлюпка продолжала уходить. Тогда Пашун приводнился и, разбрасывая веером брызги, стал догонять нарушителя. Убедившись, что от крылатого преследователя не уйти, тот поднял вверх руки и, не сопротивляясь, перелез на борт самолета. Выяснилось, что он имел намерение добраться до нейтральных вод, где его поджидал быстроходный катер.

За смелость и решительность, проявленные при этом задержании, Сергей Степанович был награжден именными часами.

В другой раз задержал катер, нарушивший границу наших территориальных вод. Погода стояла ветреная, волна исключала возможность посадки самолета на воду. На бреющем Пашун пошел наперерез катеру, но тот сманеврировал и продолжал уходить на предельной скорости. Расстояние до нейтральных вод быстро сокращалось. Конечно, Пашун мог бы попросту расстрелять явного нарушителя, не подчинившегося приказу. Но взять живым — куда важнее. Выручила находчивость. Перед носом катера была сброшена бомба. Суденышко подбросило на волне, залило фонтаном брызг. Сверх того, Боровских дал очередь из пулемета. Нарушитель был остановлен, и вскоре его задержали вызванные по радио моряки. [198]