Николай Внуков - Тот, кто называл себя О.Генри

• Название: Тот, кто называл себя О.Генри
• Автор: Николай Внуков
• Издательство: Ленинградское отделение издательства «Детская литература»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1969

---

— Здесь три тысячи рецептов, — говорил дядя, хлопая ладонью по книге. — Если ты будешь знать половину, то сможешь вступить в наше общество фармацевтов. Это все, чему я могу тебя научить.

Билл приходил в сад Колманов еще два раза. Гитара жаловалась, умоляла, требовала.

Сэлли не вышла.

Потом он увидел ее с матерью в церкви. Он пересел поближе и, не отрываясь, смотрел на девушку. Ресницы, густые и длинные, бросали на ее щеки прозрачную тень. До локтя открытые руки были покрыты нежным персиковым пушком. И опять то же самое белое платье с лентами и кружевами.

Она сидела на молитвенной скамье очень прямо, с задумчивым интересом ко всему происходящему. И, однако, за всю службу она ни разу не оглянулась, не повернула головы в его сторону.

Той же ночью „Билл забрался в сад Питерсов и нарвал для нее ирисов. Лучших в городке. Он обернул стебли мокрыми листьями и положил букет в траву под ее окном.

В понедельник он сидел в драгсторе и подсчитывал утреннюю выручку. Два доллара сорок медью. Если так пойдет дальше, то к вечеру в кассе соберется долларов семь. В основном покупатели берут разную мелочь. Зубочистки из гусиных перьев. Катушку ниток. Стопку почтовой бумаги. Сегодня повезло: старый Толлмен купил сразу двадцать плиток жевательного табака. Расплатился наличными. После него пришла миссис Боттам, жена судьи. Выбрала новенькую пенковую трубку за семьдесят пять центов. «Моему Гарри сегодня исполняется пятьдесят четыре, — сказала она, — а старая трубка прогорела».

Билл отставил ящик с деньгами и взялся за книгу. Адвокат Белл принес ему «Севастопольские рассказы» русского графа Лео Толстого. Война в Крыму. Схватки на редутах. Бои за Севастополь. Это, пожалуй, так же интересно, как знаменитое Фредериксбергское сраженье во время войны Севера с Югом.

Мистер Портер, мне нужна двууглекислая сода.

Сию минуту, миссис.

Не взглянув на посетительницу, он вышел в провизорскую, нашел штангласс, на котором стояло «Sodium» и вынес его в салон.

— Простите, миссис, сколь… — он поднял глаза, и конец фразы никогда не был произнесен. — Мисс Колман, — пробормотал он. — Простите. Я немного… Я думал, это… Я… Ради бога простите!

Сэлли смотрела на него улыбаясь.

— Мне нужна двууглекислая сода, — сказала она. — Для мамы. У нее несварение желудка.

— Сию минуту, мисс Колман. Сию минуту.

Он приготовил бумажный пакетик, насыпал в него соды и подал ей.

Сэлли взяла пакетик, но не ушла.

— Мистер Портер, — сказала она и порозовела. — Мне очень понравились цветы. И потом… я не знала, что вы умеете так хорошо петь. Ведь это вы для меня пели «Лебединый берег»?

— Да, мисс Колман, я пел для вас, — он уже овладел собой и теперь старался не упустить драгоценных мгновений. — Я хотел бы петь для вас каждый вечер.

Сэлли густо покраснела.

— Простите, мистер Портер, мне пора. Мама, наверное, заждалась.

Она направилась к двери.

«Теперь или никогда!» — пронеслось в голове. Он вышел из-за стойки и, обогнав Сэлли, загородил собой дверь.

Одну минуту, мисс Колман. Только одну минуту. Скажите, можно вам сегодня вечером принести цветы? — Он никогда раньше не ухаживал за девушками. Никогда не задумывался, что он будет говорить в первые минуты знакомства той, которая ему понравится. От своих друзей он слышал, что нужно быть смелым и настойчивым. Девушкам, говорили друзья, не нравятся робкие.

— Пустите меня, — сказала Сэлли.

— Только одну секунду, мисс Колман. Вы любите азалии?

— Пустите, меня ждут дома.

— Сегодня вечером, мисс Колман. Хорошо? Часиков в десять. Прошу вас!

Она кивнула и проскользнула мимо него в дверь.

…В июне муниципальный совет Гринсборо решил пригласить в город нового врача. Союз врачей в Ролли рекомендовал доктора Джемса Холла. Холлу было послано приглашение, и он вскоре приехал. Длинноногий, с квадратной рыжей бородой и голубыми глазами, он был похож на офицера армии конфедератов. Первым делом он спросил, кто занимался лечебной практикой до него. Ему рассказали про Элжернона, про летательный аппарат и про паровой автомобиль. Он внимательно слушал. Ни разу не улыбнулся. Только стучал пальцами по табакерке, положенной на колено. Вечером он пришел в драгстор и долго беседовал с дядей Кларком в провизорской.

— Настоящий врач и настоящий джентльмен, — сказал дядя Кларк, когда Холл ушел.

В августе Билл сдал установленный правилами экзамен и был принят в Северо-Каролинское общество фармацевтов. Ему вручили диплом, отпечатанный остроконечной готикой на белом бристольском картоне.

— Ты на ногах, мой мальчик, — сказал дядя Кларк. — Я спокоен. Все зависит от того, как ты будешь пользоваться жизнью. Ты можешь поехать в Эшвилл или в Ролли и начать там. Самое главное — не споткнуться.

— Я не споткнусь, — сказал Билл. — Только зачем Эшвилл или Ролли? Мне хочется остаться здесь.

— Это твое дело, — сказал Кларк.

… По-прежнему собирались в салоне «профессиональные южане», хохотали над новыми карикатурами Билла, играли в шахматы, спорили и курили. Но теперь вместо двенадцати сигар дымилось тринадцать. Доктор Джемс Холл был единодушно принят в компанию. А еще через месяц Холл пригласил Билла на ранчо своих сыновей в Техас.

Известие о смерти отца Билл получил уже в Остине.

Дядя Кларк написал, что под матрацем отцовской кровати нашли тридцать восемь патентов, оформленных по всем правилам — синеватые листы, прошитые шелковым шнуром и заверенные большими красными печатями. Тридцать восемь изобретений, реализовать которые не возьмется ни одна фирма в мире.

Тридцать лет отец, опрокидывая и растаптывая все на своем пути, бежал за призраком Славы. Он отравил молодость Мэри Виргинии Свэйм, тихой, застенчивой женщины, любившей его до конца своей небольшой жизни. Он закабалил добрую и мечтательную тетю Лину и превратил ее в мегеру, торгующуюся в лавках из-за каждого цента. Он оттолкнул от себя сына и восстановил против себя брата.

Наверное, где-нибудь существует какая-то магическая формула, какой-то «Сезам, откройся!» — волшебный рецепт проклятой Славы. Отец не нашел его. И как он ни бежал, он не мог обогнать других. Наоборот, все время обгонял его. Белл, Дрэйк, Зингер и другие удачники,[3] очевидно, выбрали кратчайший путь.

О, это магическое слово — кратчайший путь! Сколько раз оно оказывалось пустым звуком. Сколько похоронило надежд у тех, которым у финиша мерещился клад. Сколько жизней погасило оно, скольких несчастных заставило страдать! Тридцать восемь патентов…

ГЛАВА, которой должна была начаться эта повесть

В январе 1891 года Биллу подвернулось место клерка в остинском Национальном банке.

Это было самое солидное учреждение в столице Техаса.

С улицы внутрь, в вестибюль, отделанный мореным дубом, вела огромная, зеркального стекла дверь. Справа от входа расположились кабинеты президента банка и управляющего. В бухгалтерии позванивали арифмометрами полтора десятка служащих. У каждого был отдельный стол и переносный несгораемый ящик для хранения текущих документов. Если же посетитель поворачивал налево от входных дверей, то через короткий светлый коридор попадал в святая святых банка — в кассу. Полукруглый барьер, украшенный начищенными бронзовыми решетками, отгораживал простого смертного от сейфа, похожего на грубо обработанный резцом обломок скалы. В полтора человеческих роста высотой, сейф нависал над кассиром, который копошился за маленькой конторкой у его подножия. Сейф казался алтарем, жертвенником, идолом. Сейф был олицетворением могущества, властелином, тираном. Десятки паломников с дорогими тростями в руках и с шелковыми цилиндрами на головах шли к этому капищу и поклонялись ему.

В первый же день управляющий показал Биллу рабочий стол и наделил его бумагой и принадлежностями для письма. Девять часов в сутки Билл вписывал в красно-зеленую сетку пудовых гроссбухов многозначные числа, вычитал, складывал, перемножал их между собой, подбивал итоги, учитывал чеки именные и чеки на предъявителя, регистрировал векселя, акцептовал, просматривал курсовые листы, поступавшие от маклеров, и потел под оловянным взглядом старшего клерка.

Через неделю он узнал, что такое девиза, нотификация, овал, презентант, цедент и ремитент.

Через месяц он прекрасно усвоил разницу между простым и циркулярным аккредитивом, разобрался в тонкостях действительных и условных текущих счетов и научился читать Фондовый бюллетень с такой же легкостью, как газету.

Через полгода он изучил операции по ипотечным документам, закладным свидетельствам, оборотным счетам и вирементам.[4]

А потом вдруг его вызвали в кабинет управляющего.

Лощеный, в безукоризненном костюме и с безукоризненной улыбкой джентльмен отточенным жестом пригласил его сесть и сказал: