Валерий Брюсов - Полное собрание стихотворений

• Название: Полное собрание стихотворений
• Автор: Валерий Брюсов
• Жанр: Поэзия

«… Когда сейчас, с расстояния времени, смотришь на сделанное Валерием Брюсовым в литературе, во-первых, поражает быстрота, с какою совершенствовалась его душа, а значит, и творчество; во-вторых, вызывает почтительную робость объем написанного им, многообразие его интересов: от десятков книг стихов и переводов с разных языков до нескольких книг прозы и теоретических статей, романа „Огненный ангел“, мелких рецензий в нескольких редактируемых им на протяжении жизни журналах; в-третьих, удивляет этот, подмеченный В. Ходасевичем, сплав жизни и литературы, когда самые изощренные психологические переживания поэта оказываются лишь отражением реально существовавших взаимоотношений мужчины с женщиной или, наоборот, на эти взаимоотношения переносятся как самые светлые, так и самые темные озарения поэта, что приводит к результатам трагическим, вплоть до самоубийства – хоть в перетекании литературы в жизнь и жизни в литературу есть глубочайшая правда... »

(Латышев М. Из статьи «Пути и перепутья Валерия Брюсова»)

---

Рама

Алые розы в сплетении терний.

Рыцарь

Рыцарь по отмели едет один;
Взор, из-под шлема, уныло-спокоен;
Блещет в щите, посредине, рубин;
Конь златосбруйный, и мощен и строен.

Взор, из-под шлема, уныло-спокоен,
Смотрит в широкую синюю даль.
Что тебя мучит, задумчивый воин:
Слава и смерть иль любовь и печаль?

Блещет в щите, посредине, рубин, —
Золото справа и золото слева...
То талисман или память годин?
Нет, твой подарок, далекая дева!

Рыцарь по отмели едет один;
Конь златосбруйный, и мощен и строен,
Мерно ступает, взбивая песок...
Конь королевский! владеть им достоин
Только такой благородный ездок!

Что ж тебя мучит, задумчивый воин?..

Дева

Дева томится в молельне вечерней.
Образ мадонны и кроток и тих.
Грезы, что миг, все темней и неверней...
Где он, где твой нареченный жених!

Образ мадонны и кроток и тих,
Молча приемлет земные молитвы...
Где-то в горах и равнинах чужих
Длятся и длятся жестокие битвы!

Грезы, что миг, все темней и неверней...
Страшно, как в зеркало, глянуть в мечты:
Стрелы над шлемами свищут размерной,
Громче мечи дребезжат о щиты...

Дева томится в молельне вечерней:
Где он, где твой нареченный жених!
Может быть, сброшен коварным ударом,
Стынет, простертый на камнях нагих,
Ночью, под лунным таинственным паром,

Где-то в горах иль в равнинах чужих?

Сарацин

Ждет, притаясь за скалой, сарацин.
Рыцарь опасной дороги не минет!
Звон разнесется по глуби долин.
Кто-то кого-то в борьбе опрокинет!

Рыцарь опасной дороги не минет!
Враг неподвижен за серой скалой,
Прыгнет и крикнет, опустит и вынет,
Красный от крови, кинжал роковой!

Звон разнесется по глуби долин.
Радостный звон, – он друзей не обманет!
Алый, как красный от крови, рубин
К белой одежде красиво пристанет!

Ждет, притаясь за скалой, сарацин.
Кто-то кого-то в бою опрокинет!
Верный, как барс, поиграет с врагом,
Сзади копье перелетное кинет,
И на седло, потрясая клинком,

Прыгнет, и крикнет, и лезвие вынет!

Рама

Алые розы в сплетении терний.
Алые розы – то рыцаря кровь;
Тернии – грезы в молельне вечерней;
Розы и тернии – наша любовь.

1914—1916

Варшава

* * *

Да, я безумец! я не спорю!
Воспоминанья заглуша,
Я жить умею лишь мгновеньем.
И, как река стремится к морю,
К любви спешит моя душа!

Неясным, тающим виденьем
Былое реет позади.
Но день, расцветший нынче, ярок.
Судьба с единственным веленьем
Мне предстает всегда: «Иди!»

Под сводом многоцветных арок,
По берегу поющих струй,
Иду, протягиваю руки,
И так томителен и сладок, —
Сегодня, – каждый поцелуй!

Он был иль нет, тот миг разлуки?
Не знаю! Верю правде встреч!
Да, я безумец! Я не спорю!
Но внятны мне лишь эти муки,
Лишь этот трепет детских плеч!

1914 – 4 января 1915

* * *

Мелькали мимо снежные поляны,
Нас увозил на запад sleeping-car[62],
В тот край войны, где бой, где труд, где раны,
Где каждый час – пальба, все дни – пожар.

А мы, склонясь на мягкие диваны,
В беседах изливали сердца жар,
Судили мы поэта вещий дар
И полководцев роковые планы, —

То Пушкин, Достоевский, Лев Толстой
Вставали в нашей речи чередой,
То выводы новейшие науки...

А там, вдали, пальба гремела вновь,
На белый снег лилась потоком кровь
И люди корчились в предсмертной муке...

26 января 1915

Майский дождь

Дождь весенний, дождь веселый,
Дождь в умильный месяц май, —
На леса, луга и долы
Искры влаги рассыпай.

Солнце смотрит и смеется,
Солнце искры серебрит,
Солнце вместе с влагой льется,
Солнце зелень трав кропит.

Небо падает на землю
В нитях призрачных дождя,
Солнце шепчет (шепот внемлю),
То журча, то дребезжа;

Небо шепчет: «К жизни! к свету!
Все ростки, листки, трава!
Верьте вечному обету:
Жизнь прекрасна! жизнь жива!

Сгинь, клочок последний снега!
Речка, воды подымай!
Всюду – радость! всюду – нега!
Всюду – дождь и всюду – май!»

8 марта 1915

Варшава

(День пасмурный и. холодный)

* * *

Я устал от светов электрических,
От глухих гудков автомобилей;
Сердце жаждет снова слов магических,
Радостных легенд и скорбных былей.

Давят душу стены неизменные,
Проволоки, спутанные в сети,
Выкликают новости военные,
Предлагая мне газету, дети;

Хочется мне замков, с их царевнами,
Озирающих просторы с башни,
Менестрелей с лютнями напевными,
Оглашающими лес и пашни;

Позабыться вымыслами хочется, —
Сказками, где ведьмы, феи, черти;
Пусть, готовя снадобье, пророчица
Мне предскажет час грядущей смерти;

Пусть прискачут в черных шлемах рыцари,
Со щитами, в пятнах черной крови...
Ах, опять листок, в котором цицеро
Говорит про бой при Августове!

4 апреля 1915

Варшава

* * *

Ночью ужас беспричинный
В непонятной тьме разбудит;
Ночью ужас беспричинный
Кровь палящую остудит;
Ночью ужас беспричинный
Озирать углы принудит;
Ночью ужас беспричинный
Неподвижным быть присудит.

Сердцу скажешь: «Полно биться!
Тьма, и тишь, и никого нет!»
Сердцу скажешь: «Полно биться!»
Чья-то длань во мраке тронет...
Сердцу скажешь: «Полно биться!»
Что-то в тишине простонет...
Сердцу скажешь: «Полно биться!»
Кто-то лик к лицу наклонит.

Напрягая силы воли,
Крикнешь: «Вздор пустых поверий!»
Напрягая силы воли,
Крикнешь: «Постыдись, Валерий!»
Напрягая силы воли,
Крикнешь: «Встань, по крайней мере!»
Напрягая силы воли,
Вдруг – с постели прыгнешь к двери!

Ночь 10/11 апреля 1915

Польша есть! В ответ Эдуарду Слонскому

Jeszcze Polska jest!

Edward Slonski

I

Да, Польша есть! Кто сомневаться может?
Она – жива, как в лучшие века.
Пусть ей грозила сильного рука,
Живой народ чья сила уничтожит?

И верь, наш брат! твой долгий искус про/кит!
Тройного рабства цепь была тяжка,
Но та Победа, что теперь близка,
Венца разбитого обломки сложит!

Не нам забыть, как ты, в тревожный час,
Когда враги, спеша, теснили нас,
Встал с нами рядом, с братом брат в отчизне!

И не скорби, что яростью войны
Поля изрыты, веси сожжены, —
Щедр урожай под солнцем новой жизни!

II

Да, Польша есть! Но все ж не потому,
Что приняла, как витязь, вызов ратный,
Что стойко билась, в распре необъятной,
Грозя врагу – славян и своему.

Но потому, что блещет беззакатный
Над нею день, гоня победно тьму;
Что слово «Польша», речью всем понятной,
Гласит так много сердцу и уму!

Ты есть – затем, что есть твои поэты,
Что жив твой дух, дух творческих начал,
Что ты хранишь свой вечный идеал,

Что ты во мгле упорно теплишь светы,
Что в музыке, сроднившей племена,
Ты – страстная, поющая струна!

22—23 мая 1915

Варшава

* * *

Я прошел пути и перепутья,
Мне искать безвестного наскучило.
Тщетно Жизнь, дряхлеющее чучело,
Вновь надела пестрые лоскутья.

Тщетно манит разными приманками
И в цветы наивно прячет удочки...
Я пою былую песнь на дудочке,
Я гуляю прежними полянками.

Хорошо без дум идти опушками,
В темень леса, в дебри не заглядывать...
Ах, весны довольно – сердце радовать!
Что мне тайны с хитрыми ловушками!

Правит путь по небу древний Гелиос,
О листву лучи как будто точатся...
Нет! мне петь, как в детстве, нынче хочется
Бабочек на дудке, на свирели – ос!

9 июня 1915

Завет Святослава

По знакомой дороге назад
Возвращались полки Святослава.
Потрясен был надменный Царьград,
Над героями реяла слава,
Близки были родимой земли
И равнины, и мощные реки...
Но в горах на пути залегли,
Поджидая, коварные греки.

И, шеломы врагов опознав,
По холмам и утесам соседним,
Так дружине сказал Святослав:
«Видно, день – биться боем последним!
Пусть враги нас порубят, побьют,
Пусть обратно добычу отымут, —
Но певцы про нас славу споют,
Ибо мертвые сраму не имут!»

И рубились они до конца,
Полегли до последнего в поле;
Не осталось в живых и певца,
Чтобы спеть о губительной доле.
Сгиб в траве Святослава скелет,
Вихрем выветрен, ливнями вымыт, —
Но поет ему славу поэт,
Ибо мертвые сраму не имут.

В наши грозные, тяжкие дни
Вспомним снова завет Святослава!
Как во тьме путевые огни,
Веку новому – прошлого слава!
Уступает народу народ
Города, и равнины, и реки, —
Только доблесть бессмертно живет,
Ибо храбрые славны вовеки!

Июль 1915