Владимир Фланкин - Гвардейские залпы

• Название: Гвардейские залпы
• Автор: Владимир Фланкин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

можно ли стрелять прямой наводкой?.. И это нужно было проверить.

А скорый между тем приближался к родным местам.

Я вез Тане сибирские гостинцы - три малюсеньких, еще никогда не виданных рябчика, пару омулей и горшочек соленых груздей. В Барабинске удалось сторговать небольшой пуховый платок. Вот уж она обрадуется!

Соседи по купе увязывали громадные баулы и чемоданы, а я уже стоял в тамбуре. "Приедет Таня? Телеграмму я дал, но путь до станции неблизкий, да и в цехе наверняка авралят".

Поезд медленно прошел вдоль перрона и разом замер. Я тщетно вглядывался в лица встречающих... Радостное личико Тани показалось из-за ларька. Вот ведь какая - пряталась. Мы бросились навстречу друг другу.

- Думал, не придешь. Далеко. Конец года. План...

- Выполнили! - Таня радостно смеется. - Еще к утру. Юдин многих отпустил и сам ушел. Мы вместе выходили, и я прямо на поезд.

- Я тут привез... - я потряс мешком и рассказал Тане о рябчиках.

Таня всплеснула руками:

- Ешь ананасы, рябчики жуй!.. Попробуем!

Домой ехали пригородным. Таня ни на минуту не умолкала, рассказывала заводские новости.

Завод должен получить переходящее Красное знамя Комитета Обороны... У Коробкова сына вторым орденом наградили и звание капитана присвоили. Старик радуется, ходит и всем письмо показывает.

Внезапно она замолчала. В вагоне никого не было. Вся вспыхнув, она сделала мне знак придвинуться поближе.

- Я весь месяц думала... В общем, я хотела тебе сказать...

Теперь щеки ее пылали огнем. Я все уже понял и боялся пошевелиться.

- Я тоже... давно хотел сказать...

- Но не говорил же!

- Стеснялся... - и торопливо добавил: - Хорошо мне будет на фронте. Думать о тебе, письма получать... Таня, словно не поняв, растерянно взглянула:

- Кто тебя отпустит: ты же тяжелораненый?

- Был. А теперь совсем здоров! - Я весело подергал ногой. - Видишь!

- Но все говорят, что тебе нельзя воевать больше.

- Пока война, Таня, мое место только там! Вот подожду еще немного и подам рапорт. А на медкомиссию постараюсь и не ходить.

Голос Тани задрожал.

- Узнает Кашелотов, он тебе пропишет фронт!

- Не узнает. Я ему скажу в последний момент.

- Я сама ему скажу! - Таня заплакала. Я совсем не ожидал, что Таня так воспримет. И, ожидая, пока она успокоится, я, наверное, впервые за всю войну задумался о нашей судьбе, судьбе людей, на долю которых выпали такие испытания. А уже стольких она унесла. Родителей Тани, Мишку Будкина, Прудникова, Сорокина и многих, многих других... Что же делать? Остаться с Таней, работать на заводе и ждать конца войны?

Однажды утром, придя в кабинет, я увидел на столе письмо. Знакомый размашистый почерк. Комаров!

"...Надеюсь на очень скорую встречу, - писал Иван, - и думаю, что ты меня понимаешь? Во всяком случае, нам эти места порядком надоели".

Я все понял, и сердце мое горячо забилось: полк в ближайшее время прибывает в Москву на доукомплектование - это была главная новость. Значит, надо что-то предпринимать. Другого такого случая могло и не быть. Только бы пройти медкомиссию. А что, если...

На медосмотры положено являться в трусах. Я это знал. "Черта с два! Только в кальсонах!" - Я твердо решил попытаться скрыть свое ранение.

Рентгенолога, ушника, терапевта, глазника и других врачей я обошел очень быстро. Женщина-ушник так громко шептала цифры, что я все прекрасно слышал, несмотря на контузию. Оставался хирург.

- Вот он - самый страшный для меня кабинет! - Я невольно замер у двери. "Говорить о ранении или нет? Нет!" Я вошел в кабинет хирурга.

Просматривая записи в моей медицинской карточке, хирург, усталый немолодой врач, спросил:

- Ранения есть?

- Легкая контузия. Ухо... Хирург взглянул в карточку.

- У ушника вы не жаловались.

- Да и нет ничего.

- Снимите кальсоны.

Повернувшись к врачу спиной, дрожащей рукой я отстегнул пуговицу.

- Одевайтесь...

Мельком я заметил в центре раны аккуратный кружочек крови. Меня била нервная дрожь, пока я одевался.

"А ведь с Таней я поступил нехорошо, жестоко! Встречались, полюбили друг друга, а теперь уезжаю". Я сидел в кабинете, дожидаясь Кашелотова, и думал, как объявлю Тане о своем скором отъезде. Как объясню, что это у меня не мальчишество, а просто выполняю свой долг. Ведь я же с момента ранения дни и часы считал...

- Годен! - радостно выпалил я, как только Кашелотов вошел в кабинет.

- Правда? - Антон Иванович недоверчиво посмотрел на меня.

Я утвердительно кивнул головой.

- Если годен и рвешься на фронт, удерживать не имею права. Даже могу помочь, если какие препятствия возникнут.

Дверь отворилась и в кабинет влетела Таня. Она сдержанно кивнула Кашелотову и стремительно прошла к моему столу.

- Весь завод говорит, что ты уезжаешь, а я ничего не знаю!

Кашелотов засмеялся и встал, направляясь к дверям:

- Давай, давай его, Таня! Я оправдывался:

- Ты же вчера на комсомольском собрании была до ночи. Я ждал тебя, ждал...

- Когда ты едешь?

- Вот раззвонили! Ты же знаешь, что нескоро. Когда прибудет полк...

Вечером мы вместе вышли из цеха.

- Мы идем сегодня к тебе! - объявила Таня.

- Ко мне? - Я совсем опешил. - Ты же знаешь...

Но Таня только упрямо качнула головой. Жил я на частной квартире, не очень-то удобно. Хозяйка, крупная, дородная женщина, в первый день встретила меня очень гостеприимно. Ввела в комнату, где главное место занимала громадная кровать с перинами и подушками, облаченными в чистейшие наволочки и простыни. В речи хозяйки то и дело проскальзывали намеки о каких-то особых взаимоотношениях между ней и бывшим квартирантом, но я на них и внимания не обратил, хозяйка замкнулась.

Радушие ее длилось всего два дня. Очень быстро она стала мрачной и резкой. Быстро преобразилась и моя комната. Сразу исчезли простыни и наволочки. Потом перины и подушки. А вскоре и мягкая большая кровать. Ее заменила обычная койка, простеленная несколькими досками, жиденький ватный тюфячок и такая же подушка. Но деваться было некуда, и я терпел. Понятно, что вести Таню к себе не хотелось.

- Да, не скажешь, что уютно! - сказала Таня, когда мы пришли. - У тебя, кроме концентрата твоего, есть еще что-нибудь?

- Окорок... Печенья две пачки...

- Так я и думала! Давай их сюда, - забрав хранившиеся за окном продукты, Таня решительно направилась на кухню, а я, затаив дыхание, начал прислушиваться к разговору, завязавшемуся между женщинами. Голоса звучали вполне мирно.

- Он у тебя сгнил, этот концентрат, вот и хозяйка твоя удивляется тоже, минут через двадцать, внеся кастрюльку в комнату, сказала Таня. - А вообще сойдет.

- Сойдет! - я осторожно заглянул в кастрюльку. В мутной воде плавали комки неразошедшегося концентрата вперемешку с кусками свинины.

- Ну, тогда давай ужинать, - ласково сказала Таня. Она снова вышла на кухню и вернулась с двумя солеными огурцами и мисочкой капусты. А я-то опасался. что хозяйка ее обидит.

Так начался наш медовый месяц, безмятежный и светлый, несмотря на трудное военное время.

Был конец марта, когда я покидал этот, ставший мне дорогим маленький городок. Таня меня проводила только до платформы, нужно было спешить на завод.

- Вот уедешь ты, - сказала она печально, - а у меня сын или дочь родится... И будем думать, где ты там, что с тобой.

- Если девочка родится, назовешь ее Таней.

- Вот уж - две Тани. Зачем? - печально улыбнулась она.

- Ну тогда... Стой! - Я даже вскрикнул. - Катюшей! Как хорошо.

Таня даже засмеялась.

- И будут все Катькой звать!

- Все!.. Я сказал...

 

Глава седьмая. Карельский перешеек

А-а!.. Прибыл, друг милый! Вот уж, как я рад!

такими теплыми словами встретил меня Васильев. Отшвырнув ногой табуретку, он протянул мне руки. - Садись, рассказывай!

От Васильева скрывать было нечего, и я рассказал все как есть.

- Так!.. - протянул он, когда я закончил. - А как же все-таки нога твоя? Говоришь, здоров, а из ноги осколок прет! Ты, может быть, поступаешь опрометчиво. У тебя была хорошая почетная работа...

- Хочу воевать, - так и вырвалось у меня. - А нога... Со временем пройдет - буду оберегать.

- Он ведь женился! - не совсем кстати, со смехом вставил Комаров.

Васильев сразу весело вскинул глаза:

- Женился? Силен! Есть фотография? Я достал только вчера полученную от фотографа карточку Тани.

- Красивая! - Васильев подальше отставил от себя фотографию. - И бедовая, наверное?

- Есть немножко. Палец, во всяком случае, в рот не клади.

Все засмеялись.

- Значит, воевать хочешь... У командира полка был? - лицо Васильева стало серьезным.

- Нет! Я прямо к Ивану и с ним - к вам.

- Это ты правильно сделал. Командир полка тебя не знает. - Васильев помолчал мгновение. - А нас знает. Правильно, Кузьмич?

Комаров улыбнулся и кивнул.

- Значит, и идти тебе к Ивану Захаровичу вместе с нами и нам даже вперед зайти.

Васильев встал, оправляя ремень.

Распахнулась дверь, и в помещение ворвался Женя Богаченко.