Марина Цветаева - Полное собрание стихотворений

• Название: Полное собрание стихотворений
• Автор: Марина Цветаева
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Поэзия
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-13926-5

Марина Цветаева однажды сравнила себя с деревом, в которое попадают все молнии. Многолетняя разлука с Россией, бедность и тяжкий «стопудовый быт». Одиночество – что в эмиграции, что «дома», куда по трагическому стечению обстоятельств ей выпало вернуться в эпоху «большого террора» и пережить арест мужа и дочери, которых она больше никогда не увидела. Но несмотря на все пережитое, стихи Цветаевой, по словам одного критика, "излучают любовь и любовью пронизаны... рвутся к миру и как бы пытаются заключить весь мир в объятья ".

Так осуществилась ее мечта – стать деревом, шумящим вам навстречу.

---

Никуда не приходил.

В вековое! Незастроенное!

Чтобы ветер бил, бил,

Выбивалкою соломенною

Просвежил бы мозг, мозг

– Всё осевшее и плесенное! —

Чтобы поезд нёс, нёс,

Быстрей лебедя, как в песенке...

Сухопутный шквал, шквал!

Низвержений! Невоздержанностей!

Чтобы поезд мчал, мчал,

Чтобы только не задерживался.

Чтобы только не срастись!

Не поклясться! не насытиться бы!

Чтобы только – свист, свист

Над проклятою действительностью.

Феодальных нив! Глыб

Первозданных! незахватанностей!

Чтобы поезд шиб, шиб,

Чтобы только не засматривался

На родимых мест, мест

Августейшие засушенности!

Всё едино: Пешт, – Брест —

Чтобы только не заслушивался.

Никогда не спать! Спать?!

Грех последний, неоправданнейший...

Птиц, летящих вспять, вспять

По пятам деревьев падающих!

Чтоб не ночь, не две! – две?! —

Еще дальше царства некоего —

Этим поездом к тебе

Все бы ехала и ехала бы.

Конец мая 1925

“Брат по песенной беде…”

Брат по песенной беде —

Я завидую тебе.

Пусть хоть так она исполнится

– Помереть в отдельной комнате! —

Скольких лет моих? лет ста?

Каждодневная мечта.

И не жалость: мало жил,

И не горечь: мало дал.

Много жил – кто в наши жил

Дни: всё дал, – кто песню дал.

Жить (конечно не новей

Смерти!) жилам вопреки.

Для чего-нибудь да есть —

Потолочные крюки.

Начало января 1926

“Тише, хвала…”

Тише, хвала!

Дверью не хлопать,

Слава!

Стола

Угол – и локоть.

Сутолочь, стоп!

Сердце, уймись!

Локоть – и лоб.

Локоть – и мысль.

Юность – любить,

Старость – погреться:

Некогда – быть,

Некуда деться.

Хоть бы закут —

Только без прочих!

Краны – текут,

Стулья – грохочут,

Рты говорят:

Кашей во рту

Благодарят

“За красоту”.

Знали бы вы,

Ближний и дальний,

Как головы

Собственной жаль мне —

Бога в орде!

Степь – каземат —

Рай – это где

Не говорят!

Юбочник – скот —

Лавочник – частность!

Богом мне – тот

Будет, кто даст мне

– Не времени!

Дни сочтены! —

Для тишины —

Четыре стены.

Париж, 26 января 1926

“Кто – мы? Потонул в медведях…”

Кто – мы?Потонул в медведях

Тот край, потонул в полозьях.

Кто – мы?Не из тех, что ездят —

Вот – мы!А из тех, что возят:

Возницы. В раненьях жгучих

В грязь вбитые – за везучесть.

Везло! Через Дон – так голым

Льдом. Хвать – так всегда патроном

Последним. Привар – несолон.

Хлеб – вышел. Уж так везло нам!

Всю Русь в наведенных дулах

Несли на плечах сутулых.

Не вывезли! Пешим дралом —

В ночь, выхаркнуты народом!

Кто мы?да по всем вокзалам!

Кто мы?да по всем заводам!

По всем гнойникам гаремным[45] —

Мы, вставшие за деревню,

За – дерево...

С шестерней, как с бабой, сладившие —

Это мы – белоподкладочники?

С Моховой князья да с Бронной-то —

Мы-то – золотопогонники?

Гробокопы, клополовы —

Подошло! подошло!

Это мы пустили слово:

Хорошо! хорошо!

Судомои, крысотравы,

Дом – верша, гром – глуша,

Это мы пустили славу:

– Хороша! хороша —

Русь!

Маляры-то в поднебесьице —

Это мы-то с жиру бесимся?

Баррикады в Пятом строили —

Мы, ребятами.

– История.

Баррикады, а нынче – троны.

Но все тот же мозольный лоск.

И сейчас уже Шарантоны

Не вмещают российских тоск.

Мрем от них. Под шинелью драной —

Мрем, наган наставляя в бред...

Перестраивайте Бедламы:

Все – малы для российских бед!

Бредит шпорой костыль – острите! —

Пулеметом – пустой обшлаг.

В сердце, явственном после вскрытья —

Ледяного похода знак.

Всеми пытками не исторгли!

И да будет известно – там:

Доктора узнают нас в морге

По не в меру большим сердцам.

St. Gilles-sur-Vie (Vendеe)

Апрель 1926

Юноше в уста

Юноше в уста

– Богу на алтарь —

Моря и песка

Пену и янтарь

Влагаю.

Солгали,

Что мать и сын!

Младая

Седая

Морская

Синь.

Крив их словоряд.

День их словарю!

Пенка говорят.

Пена говорю —

Знак – по синю бел!

Вопль – по белу бей!

Что перекипел

Сливочник морей.

Бой или “баю”,

Сон или... а всё ж —

Мать, коли пою,

Сын, коли сосешь —

Соси же!

Не хижин

Российских – царь:

Рожок плаксивый.

Руси – янтарь.

Старая любовь —

Море не Руси!

Старую любовь

Заново всоси:

Ту ее – давно!

Ту ее – шатра,

Всю ее – от до

Кия – до Петра.

Пей, не обессудь!

С бездною кутеж!

Больше нежель грудь —

Суть мою сосешь:

Лоно – смену —

Оно – вновь:

Моря пену,

Бора кровь.

Пей, женоупруг!

Пей, моя тоска!

Пенковый мундштук

Женского соска

Стоит.

Сто их,

Игр и мод!

Мать – кто поит

И поет.

29 мая 1928

Медон

Разговор с гением

Глыбами – лбу

Лавры похвал.

“Петь не могу!”

– “Будешь!” – “Пропал,

(На толокно

Переводи!)

Как молоко —

Звук из груди.

Пусто. Суха.

В полную веснь —

Чувство сука”.

– “Старая песнь!

Брось, не морочь!”

“Лучше мне впредь —

Камень толочь!”

– “Тут-то и петь!”

“Что я, снегирь,

Чтоб день-деньской

Петь?”

– “Не моги,

Пташка, а пой!

На зло врагу!”

“Коли двух строк

Свесть не могу?”

– “Кто когда – мог?!” —

“Пытка!” – “Терпи!”

“Скошенный луг —

Глотка!” – “Хрипи:

Тоже ведь – звук!”

“Львов, а не жен

Дело”. – “Детей:

Распотрошен —

Пел же – Орфей!”

“Так и в гробу?”

– “И под доской”.

“Петь не могу!”

– “Это воспой!”

Медон, 4 июня 1928

“Чем – не боги же – поэты…”

Чем – не боги же – поэты!

Отблагодарю за это

– Длящееся с Рождества —

Лето слуха и ответа,

Сплошь из звука и из света,

Без единственного шва

Ткань, наброшенную свыше:

С высоты – не верь, что вышла

Вся – на надобы реклам! —

Всей души твоей мальчишьей —

На плечи – моим грехам

И годам...

Июнь 1928

“Всю меня – с зеленью…”

Всю меня – с зеленью —

Тех – дрём —

Тихо и медленно

Съел – дом.

Ту, что с созвездиями

Росла —

Просто заездили

Как осла.

Ту, что дриадою

Лес – знал.

Июнь 1928

“Лес: сплошная маслобойня…”

Н. П. Г. – в память наших лесов

Лес: сплошная маслобойня

Света: быстрое, рябое,

Бьющееся, как Ваграм.

Погляди, как в час прибоя

Лес играет сам с собою!

Так и ты со мной играл.

1928

Наяда

Проходи стороной,

Тело вольное, рыбье!

Между мной и волной,

Между грудью и зыбью —

Третье, злостная грань

Дружбе гордой и голой:

Стопудовая дань

Пустяковине: полу.

Узнаю тебя, клин,

Как тебя ни зови:

В море – ткань, в поле – тын,

Вечный третий в любви!

Мало – злобе людской

Права каменных камер?

Мало – деве морской

Моря трепетной ткани?

Океана-Отца

Неизбывных достатков —

Пены – чудо-чепца?

Вала – чудо-палатки?

Узнаю тебя, гад,

Как тебя ни зови:

В море – ткань, в горе – взгляд, —

Вечный третий в любви!

Как приму тебя, бой,

Мне даваемый глубью,

Раз меж мной – и волной,

Между грудью – и грудью...

– Нереида! – Волна!

Ничего нам не надо,

Что не я, не она,

Не волна, не наяда!

Узнаю тебя, гроб,

Как тебя ни зови:

В вере – храм, в храме – поп, —

Вечный третий в любви!

Хлебопек, кочегар, —

Брак без третьего между!

Прячут жир (горе бар!)

Чистым – нету одежды!