Марина Цветаева - Полное собрание стихотворений

• Название: Полное собрание стихотворений
• Автор: Марина Цветаева
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Поэзия
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-13926-5

Марина Цветаева однажды сравнила себя с деревом, в которое попадают все молнии. Многолетняя разлука с Россией, бедность и тяжкий «стопудовый быт». Одиночество – что в эмиграции, что «дома», куда по трагическому стечению обстоятельств ей выпало вернуться в эпоху «большого террора» и пережить арест мужа и дочери, которых она больше никогда не увидела. Но несмотря на все пережитое, стихи Цветаевой, по словам одного критика, "излучают любовь и любовью пронизаны... рвутся к миру и как бы пытаются заключить весь мир в объятья ".

Так осуществилась ее мечта – стать деревом, шумящим вам навстречу.

---

Брагой по башкам кружить!

Раскрасавчик! Полукровка!

Кем крещен? В какой купели?

Все цыганские метели

Оттопырили поддевку

Вашу, бравый гитарист!

Эх, боюсь – уложат влежку

Ваши струны да ухабы!

Бог с тобой, ямщик Сережка!

Мы с Россией – тоже бабы!

<Начало января 1920>

“У первой бабки – четыре сына…”

У первой бабки – четыре сына,

Четыре сына – одна лучина,

Кожух овчинный, мешок пеньки, —

Четыре сына – да две руки!

Как ни навалишь им чашку – чисто!

Чай, не барчата! – Семинаристы!

А у другой – по иному трахту! —

У той тоскует в ногах вся шляхта.

И вот – смеется у камелька:

“Сто богомольцев – одна рука!”

И зацелованными руками

Чудит над клавишами, шелками...

Обеим бабкам я вышла – внучка:

Чернорабочий – и белоручка!

Январь 1920

“Я эту книгу поручаю ветру…”

Я эту книгу поручаю ветру

И встречным журавлям.

Давным-давно – перекричать разлуку —

Я голос сорвала.

Я эту книгу, как бутылку в волны,

Кидаю в вихрь войн.

Пусть странствует она – свечой под праздник —

Вот так: из длани в длань.

О ветер, ветер, верный мой свидетель,

До милых донеси,

Что еженощно я во сне свершаю

Путь – с Севера на Юг.

Москва, февраль 1920

“Доброй ночи чужестранцу в новой келье…”

Доброй ночи чужестранцу в новой келье!

Пусть привидится ему на новоселье

Старый мир гербов и эполет.

Вольное, высокое веселье

Нас – что были, нас – которых нет!

Камердинер расстилает плед.

Пунш пылает. – В памяти балет

Розовой взметается метелью.

Сколько лепестков в ней – столько лет

Роскоши, разгула и безделья

Вам желаю, чужестранец и сосед!

Начало марта 1920

Психея

Пунш и полночь. Пунш – и Пушкин,

Пунш – и пенковая трубка

Пышущая. Пунш – и лепет

Бальных башмачков по хриплым

Половицам. И – как призрак —

В полукруге арки – птицей —

Бабочкой ночной – Психея!

Шепот: “Вы еще не спите?

Я – проститься...” Взор потуплен.

(Может быть, прощенья просит

За грядущие проказы

Этой ночи?) Каждый пальчик

Ручек, павших Вам на плечи,

Каждый перл на шейке плавной

По сто раз перецелован.

И на цыпочках – как пери! —

Пируэтом – привиденьем —

Выпорхнула.

Пунш – и полночь.

Вновь впорхнула: “Что за память!

Позабыла опахало!

Опоздаю... В первой паре

Полонеза...”

Плащ накинув

На одно плечо – покорно —

Под руку поэт – Психею

По трепещущим ступенькам

Провожает. Лапки в плед ей

Сам укутал, волчью полость

Сам запахивает... – “С Богом!”

А Психея,

К спутнице припав – слепому

Пугалу в чепце – трепещет:

Не прожег ли ей перчатку

Пылкий поцелуй арапа...

Пунш и полночь. Пунш и пепла

Ниспаденье на персидский

Палевый халат – и платья

Бального пустая пена

В пыльном зеркале...

Начало марта 1920

“Малиновый и бирюзовый…”

Малиновый и бирюзовый

Халат – и перстень талисманный

На пальце – и такой туманный

В веках теряющийся взгляд,

Влачащийся за каждым валом

Из розовой хрустальной трубки.

А рядом – распластавши юбки,

Как роза распускает цвет —

Под полами его халата,

Припав к плечам его, как змеи,

Две – с ожерельями на шее —

Над шахматами клонят лоб.

Одна – малиновой полою

Прикрылась, эта – бирюзовой.

Глаза опущены. – Ни слова. —

Ресницами ведется спор.

И только челночков узорных

Носок – порой, как хвост змеиный,

Шевелится из-под павлиньей

Широкой юбки игроков.

А тот – игры упорной ставка —

Дымит себе с улыбкой детской.

И Месяц, как кинжал турецкий,

Коварствует в окно дворца.

19 марта 1920

“Она подкрадётся неслышно…”

Она подкрадётся неслышно —

Как полночь в дремучем лесу.

Я знаю: в передничке пышном

Я голубя Вам принесу.

Так: встану в дверях – и ни с места!

Свинцовыми гирями – стыд.

Но птице в переднике – тесно,

И птица – сама полетит!

19 марта 1920

Старинное благоговенье

Двух нежных рук оттолкновенье —

В ответ на ангельские плутни.

У нежных ног отдохновенье,

Перебирая струны лютни.

Где звонкий говорок бассейна,

В цветочной чаше откровенье,

Где перед робостью весенней

Старинное благоговенье?

Окно, светящееся долго,

И гаснущий фонарь дорожный...

Вздох торжествующего долга

Где непреложное: “не можно”...

В последний раз – из мглы осенней —

Любезной ручки мановенье...

Где перед крепостью кисейной

Старинное благоговенье?

Он пишет кратко – и не часто...

Она, Психеи бестелесней,

Читает стих Экклезиаста

И не читает Песни Песней.

А песнь все та же, без сомненья,

Но, – в Боге все мое именье —

Где перед Библией семейной

Старинное благоговенье?

Между 19 марта и 2 апреля 1920

“Та ж молодость, и те же дыры…”

Та ж молодость, и те же дыры,

И те же ночи у костра...

Моя божественная лира

С твоей гитарою – сестра.

Нам дар один на долю выпал:

Кружить по душам, как метель.

– Грабительница душ! – Сей титул

И мне опущен в колыбель!

В тоске заламывая руки,

Знай: не одна в тумане дней

Цыганским варевом разлуки

Дурманишь молодых князей.

Знай: не одна на ножик вострый

Глядишь с томлением в крови, —

Знай, что еще одна... – Что сестры

В великой низости любви.

<Mapт 1920>

“Люблю ли вас…”

Люблю ли вас?

Задумалась.

Глаза большие сделались.

В лесах – река,

В кудрях – рука

– Упрямая – запуталась.

Любовь. – Старо.

Грызу перо.

Темно, – а свечку лень зажечь.

Быть – повести!

На то ведь и

Поэтом – в мир рождаешься!

На час дала,

Назад взяла.

(Уже перо летит в потемках!)

Так. Справимся.

Знак равенства

Между любовь – и Бог с тобой.

Что страсть? – Старо.

Вот страсть! – Перо!

– Вдруг – розовая роща – в дом!

Есть запахи —

Как заповедь...

Лоб уронила на руки.

Вербное воскресенье

22 марта 1920

“От семи и до семи…”

От семи и до семи

Мы справляли новоселье.

Высоко было веселье —

От семи и до семи!

Между юными людьми

– С глазу на глаз – в темной келье

Что бывает? ( – Не томи!

Лучше душу отними!)

Нет! – Подобного бесчинства

Не творили мы (не поздно —

Сотворить!) – В сердцах – единство,

Ну а руки были розно!

Двух голов над колыбелью

Избежал – убереглась! —

Только хлебом – не постелью

В полночь дружную делясь.

Еженощная повинность,

Бог с тобою, рай условный!

Нет – да здравствует невинность

Ночи – все равно любовной!

В той же келье новоселье —

От семи и до семи

Без “......” и “обними”, —

Благоправное веселье

От семи и до семи!

Mapт 1920

“Я страшно нищ, Вы так бедны…”

“Я страшно нищ, Вы так бедны,

Так одинок и так один.

Так оба проданы за грош.

Так хороши – и так хорош...

Но нету у меня жезла...”

– Запиской печку разожгла...

Вербное воскресенье 1920

“На царевича похож он…”

На царевича похож он.

– Чем? – Да чересчур хорош он:

На простого не похож.

Семилетняя сболтнула,

А большая – вслед вздохнула...

Дуры обе. – Да и где ж

Ждать ума от светлоглазых?

Обе начитались сказок, —

Ночь от дня не отличат.

А царевичу в поддевке

Вот совет наш: по головке

Семилетнюю погладь.

Раз за дочку, раз за мать.

.......................……………

Впрочем, можно и однажды.

Mapт 1920

“Буду жалеть, умирая, цыганские песни…”

Буду жалеть, умирая, цыганские песни,

Буду жалеть, умирая .......…… перстни,

Дым папиросный – бессонницу – легкую стаю

Строк под рукой.

Бедных писаний своих Вавилонскую башню,

Писем – своих и чужих – огнедышащий холмик.

Дым папиросный – бессонницу – легкую смуту

Лбов под рукой.

3-й день Пасхи 1920

Баллада о проходимке

Когда малюткою была

– Шальной девчонкой полуголой —

Не липла – Господу хвала! —