Альберт Вандаль - Второй брак Наполеона. Упадок союза

• Название: Второй брак Наполеона. Упадок союза
• Автор: Альберт Вандаль
• Издательство: Феникс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1995
• ISBN: 5-85880-233-8, 5-85880-236-2

1

---

Действительно, шесть дней спустя, в то время, когда остров Лобау покрывался щетиной ретраншементов, когда Массена и Даву держались против неприятеля на Дунае, когда наши войска из Италии и Далмации спешили через Альпы, чтобы присоединиться и армии, пришло известие, что наконец-то русские тронулись. Правда, Голицын еще не “ступил в Галицию, но он только что выпустил прокламацию о своем вступлении. Последний из присланных царем флигель-адъютантов утверждал в самых категорических выражениях, что поход начался, и теперь все двинулось. Император тотчас же распространяет весть об этом; он помещает ее в дневном приказе во армий, в самом начале XVII бюллетеня.[132] Он думает, что слух о вступлении русских в Галицию, каково бы ни было его истинное значение, может ободрить наших союзников, что он помешает их отпадению и устрашит Австрию, которая с каждым днем становится все более несговорчивой и озлобленной. Итак, Наполеон видит еще некоторую пользу в союзе с Россией, и, невзирая ни на что, снова ухватывается за мысль сохранить его как основной элемент своей системы. Он тотчас же возобновил и поддерживает прежние отношения с Россией, так что никто, кроме него самого, не уловил пронесшихся в уме мыслей – его желания грубо порвать с принципами Тильзита и нового возврата к ним; но с этого времени он будет смотреть на эти отношения с иной, новой точки зрения.

В глубине души, он остается под впечатлением, которое так ясно выразилось в письме от 2 июня. Он не верит более в союз, т. е., не ждет от России действительного и практически полезного содействия. Он сознает, что не в меру понадеялся на Александра, обольщая себя надеждою всецело втянуть его в свою борьбу. Он понимает, что во всяком кризисе, подобном тому, который только что разразился, Франция должна рассчитывать только на самое себя; что в нужное время Россия никогда не придет на выручку. Но эта материальная помощь, на которую он никогда не возлагал твердой надежды, не составляла единственной выгоды, которую он хотел извлечь из Тильзита и Эрфурта. Может быть, она вовсе не стояла у него на первом плане. Наибольшее значение Наполеон придавал моральному влиянию союза. Он видел в нем могучее средство устрашения, средство держать в почтении Германию и изолировать Англию. Он был убежден, что, пока франко-русский союз будет существовать, хотя бы только по виду, остальной континент не решится восстать целиком, что даже в том случае, если услуги царя ограничатся простыми демонстрациями, попытки возмущения будут иметь характер только частичных местных вспышек. Если, как думал он, теперь и доказано, что требовать большего от Александра было бы несбыточной мечтой, тем не менее, их чисто внешнее, исключительно платоническое согласие будет несомненно полезно, лишь бы общественное мнение было введено в обман и принимало призрак за действительность. Даже тень дружбы между Наполеоном и Александром может сдерживать наших врагов, заставить их спрятать свою злобу и умерить их сопротивление. Итак, необходимо поддерживать “призрак союза”, который выдвигает на сцену появление русских в Галиции не только до поражения Австрии, но и до мира с Англией. Поэтому все усилия Наполеона, насколько он найдет их совместимыми с другими требованиями его политики, будут направлены к тому, чтобы сохранить его. С этой целью он предписывает Коленкуру действовать в прежнем духе. Он позволяет ему содействовать столь желаемому в Петербурге миру со Швецией; поручает ему настаивать, чтобы диверсия в Галиции была, насколько возможно, серьезна и продуктивна. Со своей стороны, он прекрасно обходится с тремя флигель-адъютантами царя и окружает их исключительной заботливостью. Конечно, ему неприятно, что Александру совершенно неизвестно о его неудовольствии. Поэтому он выказывает к нему некоторую холодность, заставляет ждать ответа на три письма; но это молчание – его единственный упрек. Правда, он ставит в вину командному составу в России его неспособность и вялость, но при этом всегда делает вид, что ему и на ум не приходит подозревать в недобросовестности самого государя. Он приказывает своему министру передать, что его личные чувства к царю нисколько не изменились, В новых письмах, отправленных посланнику с русскими курьерами и, следовательно, предназначенных пройти через руки малостесняющейся русской полиции, Шампаньи возвращается к стилю Тильзита и Эрфурта, На уверения царя он отвечает в том же тоне; он пользуется его словами и даже выражениями. “Ваше Величество, – твердил Александр императору, – всегда найдет во мне союзника и верного друга”, – “Чувство императора Александра, – отвечает Шампаньи, – вполне разделяются Его Величеством, который может только поздравить себя, что имеет столь верного союзника и, смею сказать, столь же искреннего друга”[133].

Но как примирить Наполеону несовместимые вещи, – свои медовые речи с бесспорным разногласием, которое грозит возникнуть из-за возрождающейся Польши? Наполеон останавливается на осторожной и двойственной игре. Он и теперь не допускает мысли о несовместимом с русским союзом полном восстановлении Польши; но так как энергичное участие поляков в военных действиях служит для него средством борьбы и диверсии против Австрии, то он не хочет охладить их пыл, не хочет вывести из заблуждения население великого герцогства и Галиции. Он поздравляет и награждает их начальников и не протестует ни против патриотических воззваний, сделанных Понятовским от его имени, ни против его прокламаций и древних приказов, но при этом воздерживается от всякого обещания, которое могло бы набросить на него тень в глазах России. Он даже заботится успокоить ее тревогу. Так, вместо того, чтобы признать восставшую часть Галиции автономной провинцией, он приказывает, чтобы она была занята и управлялась его именем; чтобы власти присягали ему, Императору и Королю; чтобы эмблемы Австрии были повсюду заменены французскими орлами, чтобы ополчение Галиции украсилось трехцветной кокардой. По его мнению, такой захват прав на владение – неизбежно переходного характера – будет иметь ту (выгоду, что в будущем ни к чему его не обязывает, ни у кого не отнимает надежд, не оправдывает ничьих опасений. Этой предосторожностью Наполеон хотел предупредить возникновение между ним и Россией вопроса о Галиции теперь же, в остром его периоде. Затрудняясь разрешить его в данный момент, он откладывает его на будущее время, до мира с Австрией. Он откладывает заботу найти выход, который позволил бы ему, не теряя доверия поляков, успокоить Александра до того момента, когда он покончит с эрцгерцогом Карлом и окончит кампанию блестящим ударом. В настоящую же минуту его главная забота – победить.

Для того, чтобы сломить Австрию и снова восстановить свое влияние в Европе, ему необходима блестящая победа. Он подготовляет ее шесть недель. Он горит нетерпением отомстить за Эслинг; но не торопится, ничего не делает на авось, выжидает благоприятной минуты – он умеет ждать. Всякий день отмечен грозными приготовлениями. Чтобы снова перейти на левый берег, армия должна иметь опорный пункт на Лобау. Поэтому император создает из острова крепость, арсенал и склад лесных материалов. Чтобы обеспечить успех переправы, он собирает здесь громадное количество всевозможных средств. Пылкий полководец принуждает себя к кропотливым занятиям ремесленника, делается инженером, механиком, понтонером. Он изобретает новые сооружения, которые должны обеспечить нам власть над рекой и охранить нас от ее бурных порывов. В то же время он пополняет и усиливает свою армию. Он притягивает к Вене только что одержавшие победу при Раабе войска Евгения и корпуса Макдональда и Мармона. Все, что он имеет в своем распоряжении талантливого, преданного – все свои военные силы – он собирает на тесном пространстве, там, где должна решиться судьба войны. Лишь тогда, когда он примет все меры предосторожности, когда, благодаря силе своего искусства к предусмотрительности, сделает успех вполне обеспеченным, он возобновит неудавшуюся ему 21 мая операцию. Тогда, перейдя реку на избранном, изученном, заблаговременно подготовленном для переправы месте, предписывая врагу час и поле битвы, он нападет на него и поразит его наверняка.

II

Когда русские, наконец-то, начали кампанию, вся энергия, вся мощь Франции были пущены в ход, чтобы оправиться от тяжелого удара и собраться с силами для нового стремительного натиска. Приказ о выступлении был отослан Голицыну 18 мая. 3 июня, по прошествии 53 дней с открытия враждебных действий, три дивизии четырехполкового состава с квартирмейстерской частью и кавалерийским резервом, всего от сорока до сорока пяти тысяч человек, перешли границу и в нескольких пунктах вступили в Галицию, занятую уже польскими войсками.

Как ни была недостаточна и как ни запоздала эта помощь, она могла иметь свою цену, могла оказать влияние, если не на успех всей кампании, то, по крайней мере, на взаимное положение сторон в бассейне Вислы. По-видимому, она пришла более чем кстати, так как совпала с нападением на польские войска вернувшегося назад неприятеля. Вторжение поляков в Галицию в тылу армии эрцгерцога Фердинанда заставило его вернуться обратно. Он отступил на Варшаву, затем, 2 июня, очистил Варшаву и, пройдя по левому берегу Вислы, вверх по ее течению, вступил в Галицию и стал фронтом к занятым Понятовским на противоположном берегу Вислы территориям. Эрцгерцог хотел переправиться через реку и прогнать поляков с занятой ими территории. Он начал с нападения на Сандомир. Обладание этим городом, расположенным по обе стороны реки, дало бы ему возможность действовать и на том и на другом берегу. Как и большая часть польских городов, Сандомир был плохо укреплен и не был в состоянии выдержать продолжительной осады. Полуразвалившиеся от времени стены были единственным его укреплением. Получив известие об угрожающей городу опасности, Понятовский спешно прибыл с большею частью своих войск и занял позицию в недалеком расстоянии от Сандомира, на правом берегу Вислы до впадения Сана. Занимая эту местность, он имел возможность двинуться к городу и оказать ему помощь, но только при условии, что несколько русских отрядов присоединятся к нему, и, заняв место в боевой линии, пополнят численный недостаток его сил.