Е. Предтеченский - Галилео Галилей. Его жизнь и научная деятельность

• Название: Галилео Галилей. Его жизнь и научная деятельность
• Автор: Е. Предтеченский
• Издательство: 3bd93a2a-1461-102c-96f3-af3a14b75ca4
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

---

Таким образом, участь Галилея была уже решена, и последний акт позорной комедии приближался. В письме к великому князю от 26 июня Никколлини сообщает следующее: «В понедельник 20 июня, вечером, синьора Галилея потребовали в инквизиционный суд. Он явился туда утром во вторник 21 июня и был там задержан для допроса и испытания. В среду 22 июня его отвели в церковь св. Марии над Минервой пред лицо кардиналов и прелатов конгрегации. Там ему не только прочли приговор, но и заставили торжественно отречься от своих мнений».

Отречение это состояло в том, что великий философ, стоя на коленях, в одной рубашке, то есть в одежде кающегося грешника, и опираясь рукою на Евангелие, прочел перед многочисленным собранием народа в упомянутой церкви, от своего лица, сочиненную инквизиторами на латинском языке длинную речь, которую его заставили подписать. Мы не выписываем здесь перлов этой церковной латыни и отсылаем желающих познакомиться с этой речью к сочинению Ассонова «Галилей перед судом инквизиции», где эта речь и приговор инквизиции приведены как в латинском подлиннике, так и в русском переводе. Скажем только, что в речи этой Галилей, как бы от своего имени, признаёт себя истинным католиком; говорит, что он всегда верил, верит и будет верить всему тому, чему учит святая, католическая и апостольская церковь; исповедует свою вину, состоящую в том, что ослушался принятого ранее постановления и написал книгу, подавшую повод сомневаться в правоте его убеждений; он проклинает и ненавидит всякие учения, противные церкви и Св. Писанию; и, наконец, обещает доносить святому судилищу о всяком еретике и всякой ереси, если он об этом узнает. Перед этим отречением Галилею, также публично, был объявлен приговор инквизиции, тоже на латинском языке. Вина Галилея состояла, согласно этому приговору, в том, что в своих сочинениях он поддерживал и распространял ложное, еретическое и противное Священному Писанию и здравому смыслу учение о том, что: 1) Солнце неподвижно стоит в центре мира и что 2) Земля не находится в центре мира и не остается неподвижною, а движется.

Нечего и говорить, что Галилей ни на минуту не мог усомниться в истине того, что этот приговор признавал ложью. Отречение его было чисто вынужденным, так как, если бы Галилей на него не согласился, то ему грозила участь Джордано Бруно, Оливы, члена Флорентийской академии дель Чименто, физика Янсинуса и многих других, подвергшихся истязанию и смерти.

Лично Галилей был осужден на заключение в тюрьме, на срок, определение которого предоставлялось милосердию его святейшества; во искупление же своего греха он должен был каждую неделю прочитывать семь покаянных псалмов в продолжение трех лет. После прочтения приговора Галилей был отведен в тюрьму, в которой он пробыл, однако, менее двух суток, потому что папа заменил ему тюрьму заключением в саду одной из вилл Медичи – Trinita del Monte, куда он и был переведен в пятницу 24 июня. Но и здесь он пробыл менее двух недель. По ходатайству Никколлини папа разрешил Галилею поселиться в Сиене, во дворце епископа Пикколомини, куда он и отправился, покинув Рим 6 июля 1633 года.

Во дворце епископа Пикколомини, бывшего своего ученика, Галилей прожил под надзором инквизиции пять месяцев. Здесь неутомимый старец вновь принимается за научные исследования: он занимается исследованиями над сопротивлением твердых тел. Этому вопросу он посвятил особое сочинение, которое, однако, затеряно и не дошло до нас. Наконец, по новому ходатайству тосканского посланника, Галилею разрешено было возвратиться на родину. В декабре 1633 года он покинул Сиену и поселился в своем деревенском домике в местечке Арчетри близ Флоренции. Здесь он и оставался пленником инквизиции до конца своей жизни, так как ходатайство его жить во Флоренции не только не имело успеха, но и сопровождалось еще угрозой перевести его в инквизиционную тюрьму, если он будет надоедать своими просьбами.

Остановимся несколько на спорном вопросе о том, был ли Галилей при допросах подвергнут пытке, этому обычному средству узнавать правду в судах инквизиции.

Галилею было сделано всего четыре допроса: первый—12 апреля, после которого он был задержан при суде инквизиции и оставался здесь до второго допроса 30 апреля; вслед за этим допросом в тот же день он отпущен был в дом посольства. Для допроса 10 мая он был потребован из дома посольства и по окончании его тотчас же был отпущен обратно. Четвертый допрос происходил 21 июня, после чего Галилей был задержан при суде на сутки до объявления ему приговора. Таким образом, Галилей мог быть подвергнут пытке лишь при первом допросе, или в промежуток времени между первым и вторым допросами, и при четвертом допросе, причем в этот последний раз пытка не могла быть жестокою, так как иначе повлекла бы за собой болезненное состояние, и Галилей не мог бы на другой день предстать перед публикой для слушания приговора и прочтения формулы отречения. Против применения пытки в первом случае говорят письма самого Галилея, насколько можно им доверять при тех условиях, в которых они были писаны, как мы об этом заметили уже выше. Особенное сомнение вызывает продолжительная болезнь Галилея, о которой он сообщает во втором письме, и упоминаемое им ободрение со стороны инквизиторов. Что касается четвертого и последнего допроса, то как в протоколе допроса, опубликованном аббатом Марини, так и в приговоре, встречаются выражения, в которых нельзя не видеть указания на то, что пытка к Галилею была применена, хотя и в одной из легких форм. По крайней мере, есть все основания утверждать это, пока документально не будет доказано противного, причем само нежелание церковной власти обнародовать все документы, относящиеся к этому делу даже теперь, через 250 с лишним лет после процесса, может служить доводом лишь в пользу высказанного нами весьма вероятного предположения.

В первый раз 12 апреля Галилея допрашивали о том, почему он, представляя свое сочинение на просмотр начальника папского дворца, не сообщил ему о состоявшемся постановлении, не дозволявшем Галилею распространять запрещенное учение. Галилей отвечал, что не считал нужным этого делать, так как в представленной книге он вовсе не поддерживал и не защищал запрещенного мнения о движении Земли, а лишь приводил его и доказывал даже, что многие рассуждения Коперника ложны и неубедительны.

На допросе 30 апреля Галилей соглашается, что, написав свою книгу, он, может быть, недостаточно строго хранил постановление инквизиции не распространять и не поддерживать запрещенного учения каким бы то ни было образом, и оправдывает себя естественным для него как для автора желанием заставлять говорить каждое лицо в своей книге с наивозможною убедительностью и ловкостью в защиту поддерживаемого этим лицом мнения. «Просматривая теперь мою книгу, – говорит Галилей, – как бы сочинение мне незнакомое, я признаюсь, что увлекался иногда тщеславным чувством, заставляя противника того мнения, которое я намерен был опровергнуть (то есть защитника Коперникова учения), высказывать столь резкие и убедительные доводы, что непредупрежденный читатель легко мог не найти их слабыми и без труда опровергаемыми, какими я считал их тогда и считаю теперь».

Последний допрос 21 июня опять касался того же, что и первый: Галилея допрашивали, какое намерение имел он, скрыв от начальника дворца о запрещении ему писать. При этом у него настойчиво спрашивали, считает ли он, или считал ли, и с каких пор, мнение Коперника справедливым, требуя, чтобы он показал истину, так как в противном случае против него пришлось бы прибегнуть к судебным средствам, сообразным с делом (ad remеdia juris facti opportuna). На это несчастный философ отвечал: «Я не держусь и не держался мнения Коперника с тех пор, как мне дали приказание оставить его. Впрочем, я нахожусь в ваших руках – делайте со мною что вам угодно. Я здесь для того, чтобы выразить покорность; повторяю, я не держался этого мнения, с тех пор как оно было воспрещено». Протокол заканчивается словами: «Et cum nigit aliud posset haberi, remissus fuit ad locum suum», то есть «и так как нельзя было ничего больше добиться от него, то он был отослан в (или на) свое место». Аббат Марини думает, что он был отослан в дом посольства, но из письма Никколлини мы знаем, что Галилей к нему уже более не возвращался; поэтому в словах «свое место» многие основательно видят тот застенок, где можно было «добиться еще чего-нибудь» при помощи пытки. В приговоре, объявленном Галилею, содержится следующее место: «Заметив, что ты при ответах не совсем чистосердечно сознаешься в своем намерении, мы сочли необходимым прибегнуть к строгому испытанию (examen rigorosum), на котором ты отвечал как истинный католик». Что могло означать это «строгое испытание»? Очевидно, это не допрос или что-нибудь другое, напоминающее допрос, потому что все допросы и без того были нешуточными, а стало быть, не нужно было бы употреблять прилагательное «суровый» или «строгий» – «rigorosum», если бы речь шла о допросе; это – во-первых, а во-вторых, – потому, что и Никколлини в своем письме говорит «о допросе и испытании», то есть отличает второе от первого. Кроме того, Либри в своей «Истории математических наук в Италии» говорит, что во всех сочинениях об инквизиции и во всех инквизиционных процессах «exsamen rigorosum» означает именно пытку и что пытка всегда употреблялась, когда сомневались в намерении подсудимого. Отсюда очевидно, что, ввиду отсутствия фактических доказательств, предположение, что пытки не было, гораздо менее вероятно, чем предположение, что она была. Она могла быть даже очень мучительной, хотя и не повлекла за собою серьезного нездоровья: святое судилище, нужно отдать ему справедливость, на этот счет было довольно изобретательно.