Юлий Малис - Рудольф Вирхов. Его жизнь, научная и общественная деятельность

• Название: Рудольф Вирхов. Его жизнь, научная и общественная деятельность
• Автор: Юлий Малис
• Издательство: 3bd93a2a-1461-102c-96f3-af3a14b75ca4
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

---

Ю. Г. Малис Рудольф Вирхов. Его жизнь, научная и общественная деятельность

Биографический очерк Ю. Г. Малиса

С портретом Вирхова, гравированным в Лейпциге Геданом

Глава I

Детство Вирхова. – Гимназия в Кеслине. – Медико-хирургический институт Фридриха Вильгельма. – Новые течения в немецкой медицине. – Университетские преподаватели Вирхова. – Физиолог Иоганн Мюллер. – Клиницист Шенлейн. – Докторская диссертация

Рудольф Вирхов происходит из небогатой купеческой семьи. Отец его занимался торговлей в Шифельбейне, маленьком городке прусской провинции Померании, где и родился 13 октября 1821 года один из самых выдающихся представителей современной медицинской науки.

Детство Вирхов провел в родном городке, где посещал народную школу, а затем, после дополнительной домашней подготовки, поступил тринадцати лет в классическую гимназию в Кеслине. Благодаря своим выдающимся способностям, уже рано сказавшимся, Вирхов при поступлении в гимназию обладал для своих лет очень основательными познаниями в древних языках, в особенности в латинском. Знание латыни приобрело ему благосклонность директора кеслинской гимназии, Отто Мюллера, большого знатока латинских классиков. Напротив того, преподаватель греческого языка, некий Грибен, невзлюбил Вирхова, несмотря на его не менее хорошую подготовку и по этому предмету. Занимавшийся с Вирховым греческим языком в Шифельбейне второй проповедник городка был принципиально против заучивания наизусть грамматических правил, а старался, чтобы мальчик усвоил себе эти правила незаметно, практически, вследствие чего и заставлял своего ученика много переводить на греческий язык. В результате такого способа преподавания юный классик усвоил себе целые обороты речи и применял их безошибочно в классных упражнениях, в так называемых extemporalia, столь памятных каждому, прошедшему сквозь строй рутинной системы классического образования. Гимназический преподаватель в Кеслине, наоборот, требовал прежде всего знания наизусть грамматических правил. Этому требованию Грибена Вирхов не удовлетворял, а между тем его переводы на греческий язык были всегда очень хорошо и правильно написаны. Почтенный педагог отнесся поэтому с недоверием к познаниям Вирхова и первое время заподозрил его в надувательстве. Когда же Грибен, несмотря на всю строгость контроля, не мог заметить, чтобы Вирхов прибегал к каким-либо недозволенным средствам, то стал питать некоторое неприязненное чувство к ни в чем не повинному юноше. Эта неприязнь учителя к ученику могла иметь, как это сплошь да рядом и бывает, роковое значение для Вирхова. На выпускном экзамене, хотя Вирхов и хорошо сдал по греческому языку, упрямый педагог все же заявил, что подает голос против Вирхова, который, по его мнению, не обладает достаточной нравственной зрелостью, требуемою для поступления в университет. Оппозиция почтенного эллиниста не оказала, к счастью, никакого влияния. Вирхов не только получил аттестат зрелости, но имя его было занесено первым в список восьми окончивших вместе с ним, в марте 1839 года, курс в кеслинской гимназии. Не мешает заметить, что Вирхову тогда было 17 с половиной лет.

Из учащего персонала кеслинской гимназии особенно благотворное и развивающее влияние на своих учеников оказывал талантливый преподаватель истории, Бухер. Благодаря ему в Вирхове рано развился интерес к истории, которою он занимался с увлечением. Под влиянием такого увлечения, по всей вероятности, в юноше уже открылась та жилка общественности, которая впоследствии била такой сильной струей в «кабинетном» ученом, занявшем видное место в рядах членов берлинского муниципалитета и прусского парламента.

Уже на гимназической скамье Вирхов решил посвятить себя изучению медицины и еще до окончания гимназического курса подал заблаговременно заявление о принятии его в число воспитанников медико-хирургического института Фридриха-Вильгельма.

Весну и лето по окончании гимназии Вирхов провел на родине. Он воспользовался, между прочим, этим свободным временем, чтобы изучить, без всякой посторонней помощи, итальянский язык. Вообще, у Вирхова была большая склонность и замечательная способность к изучению языков. Будучи в последнем классе гимназии, он аккуратнейшим образом посещал уроки еврейского языка и при выпуске, хотя уже знал, что посвящает себя медицинским наукам, сдал даже экзамен по еврейскому языку, – экзамен, имевший значение лишь для будущих богословов.

Осенью 1839 года Вирхов покинул родной город и отправился в столицу, в Берлин, для поступления в медико-хирургический институт.

Медико-хирургический институт Фридриха-Вильгельма в Берлине был учрежден в самом конце XVIII века с целью подготовки дельных врачей для прусской армии. Институт этот устроен по образцу высших военно-учебных заведений, воспитанниками его были казеннокоштные, которые жили в самом институте. В течение четырехлетнего курса они слушали лекции профессоров берлинского медицинского факультета наравне со студентами университета. В институте имелись прекрасный анатомический музей, музей по военно-полевой хирургии, музей хирургических инструментов и аппаратов, физический и химический кабинеты, собрание фармакологических (лекарственных) препаратов, а также, что особенно важно, чрезвычайно богатая медицинская библиотека, содержащая около 50 тысяч томов. Состоящие при институте военные врачи занимаются с воспитанниками в качестве репетиторов. Благодаря всему этому, медико-хирургический институт дает полную возможность несостоятельным молодым людям получать прекрасное медицинское образование. Из этого института вышла целая фаланга корифеев немецкой медицины. Мы назовем лишь сотоварища Вирхова, Гельмгольца, знаменитого физиолога и физика, Лейдена, профессора внутренних болезней в Берлинском университете, и Нотнагеля, занимающего ту же кафедру в Вене.

В то время во главе медико-хирургического института стоял Вибель, «старик Вибель», как его все называли. Это был, по определению Вирхова, «человек умеренного знания, но с большим тактом, у которого сердце было на надлежащем месте». Специально следить за учебною частью и руководить занятиями воспитанников лежало на обязанности помощника начальника института, Гримма. Последний отличался широтою взгляда, умел подмечать особые способности каждого воспитанника в отдельности и соответственно направлять их.

Уже вскоре по принятии Вирхова в число воспитанников института Гримм обратил внимание на выдающиеся способности новичка и на то увлечение, с каким наш юный медик отдался изучению своей науки.

В то время немецкая медицина вступала в новую фазу. Китайская стена, отделявшая немецкую медицину от французской и английской с их положительным направлением, – стена, создавшаяся благодаря преклонению немцев перед различными философскими системами, – наконец рухнула. Последней философской системой, подчинившей своему влиянию медицину, было учение Шеллинга – его натурфилософия. Выдающиеся представители естествознания и медицины первой четверти XIX столетия встали под знамя натурфилософии. Этому увлечению способствовал в значительной степени идеализм учения Шеллинга, который проповедовал высокие взгляды на задачи науки и жизни. Немецкий историк медицины Гезер видит даже известную связь между национальным возрождением Германии и широким распространением натурфилософии. Блестящий период этого учения как раз совпал с войнами за освобождение, и «самые лучшие и светлые личности среди немцев принадлежали к провозвестникам натурфилософии». Свою систему натурфилософская школа медицины строила на основах Шеллинговой философии; для нее логическая гипотеза являлась вполне законным эквивалентом наблюдения. Следуя по такому пути, эта пресловутая «философия природы» дошла до таких фантастических измышлений, где уже не оставалось и следа ни природы, ни философии. Такие крайности, естественно, вызвали реакцию. Немецкие врачи поняли, что союз с подобной философией бесплоден. Они поняли, что медицину, эту науку о человеке, о живом организме, нельзя изучать по мертвым книгам, что теории и фантазии, созданные в тиши кабинета, должны уступить место действительности и фактам, что живительные источники медицины следует искать в естественных науках. Наблюдение, как его понимает естествознание, – вот девиз так называемой естественноисторической школы, сменившей прежнюю натурфилософскую. Французская медицина приняла такое направление гораздо ранее, и новой медицинской школе в Германии оставалось перенести на свою почву научные приобретения соседей. Действительно, с этого момента в немецкие клиники широкою волною вливается точный метод клинического исследования, как он практиковался у французов и англичан. Конечно, «естественноисторическая» школа не могла сразу стряхнуть с себя туман натурфилософии, эту неудержимую страсть к поспешным обобщениям и к сомнительной систематизации. Теоретическое здание медицины покоилось еще в значительной степени на гипотезах и аналогиях.