А. Скабичевский - Александр Грибоедов. Его жизнь и литературная деятельность

• Название: Александр Грибоедов. Его жизнь и литературная деятельность
• Автор: А. Скабичевский
• Издательство: 3bd93a2a-1461-102c-96f3-af3a14b75ca4
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

---

Чацкий, как видно, напротив того, готовился серьезно к деятельности. «Он славно пишет, переводит», – говорит о нем Фамусов, и все твердят о его высоком уме. Он, конечно, путешествовал недаром, учился, читал, принимался, как видно, за труд, был в сношениях с министрами и разошелся – нетрудно догадаться, почему: «Служить бы рад, прислуживаться тошно» – намекает он сам. О «тоскующей лени, о праздной скуке» и помину нет, а еще менее о «страсти нежной» как о науке и о занятии. Он любит серьезно, видя в Софье будущую жену.

Между тем Чацкому досталось выпить до дна горькую чашу, не найдя ни в ком «сочувствия живого», и уехать, увезя с собой только «мильон терзаний».

Ни Онегин, ни Печорин не поступали бы так шумно вообще, в деле любви и сватовства особенно. Но зато они уже побледнели и обратились для нас в каменные статуи, а Чацкий остается и останется всегда в живых за эту свою «глупость».

Мы нарочно привели такую большую цитату из статьи Гончарова. Ниже сделаем еще некоторые заимствования из нее, так как она в большей степени, чем все сказанное о «Горе от ума», дает истинное и верное понятие как обо всей комедии, так и о типе Чацкого. Но в статье «Мильон терзаний» есть один недостаток, который Гончаров разделяет с Белинским, несмотря на то, что они отстаивают диаметрально противоположные взгляды. Подобно Белинскому, Гончаров на первый план выдвигает анализ любовной интриги и отводит ему в своем разборе слишком много места, общественной же стороне комедии, составляющей сущность ее, он уступает второе место и говорит о ней вскользь.

Но ведь это все равно, что рассматривать «Гамлета» как изображение любви принца датского к Офелии или в «Короле Лире» главное внимание сосредоточить на анализе любви Корделии и короля французского. Правильно ли изображена и развита любовная интрига Чацкого и Софьи, как полагает Гончаров, или неправильно, как указывает Белинский, – это вопрос такой же второстепенный, как и вопрос о том, в какой степени совершенно нарисован в исторической картине находящийся на заднем плане ее лес. Мы видим, по крайней мере, что и такие великие драматурги, как Шекспир или Мольер, выставляли на первом плане, тщательно вырисовывали и подчеркивали то, что составляет суть пьесы; все же побочные и необходимые лишь для полноты картины черты позволяли себе обрисовывать лишь общими, едва намеченными чертами.

Если же мы захотим коснуться самой сути комедии Грибоедова, определившей огромное значение ее и то потрясающее впечатление, какое она произвела, то пальму первенства мы должны будем отдать не Белинскому и Гончарову, а, как это ни странно на первый взгляд, – Сенковскому. Много высказал на своем веку вздорных и нелепых суждений о русской литературе знаменитый редактор «Библиотеки для чтения», но по отношению к «Горю от ума» ему удалось сказать весьма умное слово, определяющее значение комедии как нельзя более метко и точно. Слово это появилось в первом томе «Библиотеки для чтения», в 1834 году, по поводу выхода в свет первого издания «Горя от ума». Вот оно:

«Горе от ума», – читаем мы в рецензии Сенковского, – занимает в нашей словесности по своему роду и духу именно то место, которым «Свадьба Фигаро», известная комедия Бомарше, овладела во французской. Подобно «Свадьбе Фигаро», это комедия политическая; Бомарше и Грибоедов, с одинаковыми дарованиями и равною колкостью сатиры, вывели на сцену политические понятия и привычки обществ, в которых они жили, меря гордым взглядом народную нравственность своих отечеств».

Действительно, бывают в жизни каждого общества такие моменты самосознания, когда под влиянием новых идей внезапно освещаются ярким светом все вековые язвы его и обнаруживается вся та возмутительная фальшь и в общественной, и в частной жизни, которая имела место до сих пор, освященная традициями и привычками как нечто незыблемое и даже обязательное.

В такой момент появились как комедия Бомарше, так, в свою очередь, и «Горе от ума» Грибоедова. Постоянно отставая на целые десятилетия, если не на столетия, от Западной Европы, наше общество лишь к началу двадцатых годов, после войны 1812 года, прониклось теми самыми просветительными и освободительными идеями, которые вдохновили Бомарше. Лишь в это время появились у нас новые идеалы, олицетворением которых представляется Чацкий с его горячим патриотизмом в виде стремления заботиться не об одном только эгоистическом личном благополучии, но и о благе и процветании отечества, с его неподкупной честностью, гордым сознанием своего человеческого достоинства и свободою от всяких суеверий, светских предрассудков и стеснительных условий общежития, унаследованных нашим обществом от времен татарского ига, византийства и домостроевщины. Все русское общество, и особенно московское, в котором так много было еще застарелой, заскорузлой азиатчины, разделилось тогда на два лагеря, исполненных ожесточенной вражды друг к другу. Комедия «Горе от ума» как нельзя более ярко отражает всебе эту взаимную вражду двух лагерей. В этом отношении пьеса Грибоедова не только сатира и комедия, а самая животрепещущая и потрясающая драма, так как она не ограничивается одним изображением и осмеянием современных нравов; на каждой странице ее развертывается роковая и страшная борьба двух стихий: грядущая и только что расцветшая Европа борется здесь с отжившей Азией, свет – с тьмою, святая правда – с возмутительною ложью, благородная гордая неподкупная честность – с ползучею и пресмыкающеюся низостью, свобода и независимость – с раболепством и прислужничеством.

Как Грибоедов, так и все передовые его современники и единомышленники играли роль пионеров, проповедников тех новых просветительных идей, которые пришли к нам в оппозицию заскорузлой азиатчине Фамусовых и Молчаливых, – и они вполне походили на пионеров-новаторов в двух отношениях.

Во-первых, как все такого рода люди, они были горячие и необузданные проповедники своих новых идей, пророки, которые только и делали, что старались при каждом удобном случае «глаголом жечь сердца людей», не обращая внимания на «метание бисера перед свиньями» и на то, какое впечатление и влияние производит их проповедь. Таков и Чацкий – это яркое олицетворение современников Грибоедова. Глубоко заблуждаются те люди, начиная с Белинского, которые видели неестественность и ходульность образа Чацкого в том, что он с первого же появления на сцене и до выхода в четвертом действии только и делает, что обличает, порицает и проповедует, вечно находясь в более или менее взволнованном и приподнятом душевном состоянии. Но ведь Чацкий вовсе не принадлежал к числу тех рассудительных молодых людей, которые, являясь в свет, чтобы блистать и составлять карьеру, знают, когда, кому и сколько следует высказать, а когда – промолчать. Чацкий был именно одним из тех безрассудных проповедников, которые, являясь первыми провозвестниками новых идей, готовы бывают проповедовать даже и тогда, когда их никто не слушает, как это и вышло с Чацким на балу у Фамусова.

И, во-вторых, передовых современников Грибоедова ожидала печальная участь всех пионеров, которые всегда оказываются не только не понятыми и осмеянными практическими мудрецами пошлой рутины, но так или иначе устраненными как люди беспокойные от дел. Последователям всегда приходится идти по трупам предшественников. Все мало-мальски выдающиеся современники Грибоедова, начиная с него самого, так или иначе ушли из жизни трагически.

Такою же вполне трагической личностью является и Чацкий. Он был не понят и осмеян всеми окружающими его людьми, всем московским обществом. Дом, где он провел все детство, закрыл перед ним двери; девушка, которую он страстно любил, подруга его детства, предпочла ему самого отъявленного пошляка, наконец, все хором признали его сумасшедшим. И разочарованный, отвергнутый, он принужден был искать по свету, «где оскорбленному есть чувству уголок», а далее Бог весть, какая ждала его печальная участь… Этот трагический смысл образа Чацкого отражается и на всех прочих действующих лицах комедии. Как ни осмеивали, как ни отвергали Чацких в эпоху Грибоедова, но пламенные речи их производили глубокое и неотразимое впечатление, и все общество в то время находилось в состоянии сильного возбуждения и брожения. Таким мы видим его и в комедии Грибоедова. Перед нами развертывается картина московского общества вовсе не в будничном, спокойном его прозябании день за днем. Напротив, общество чрезвычайно встревожено, совсем как муравейник, в который бросили палку, – и все в нем закопошилось. И фамусовы, и скалозубы, и хлёстовы, и хрюмины, и загорецкие, и репетиловы – все принялись взапуски рассуждать «о материях важных», – и Белинский совершенно напрасно обвиняет Грибоедова в том, что он заставляет своих пошлых героев Фамусова и Скалозуба изменять самим себе, проговариваться и заниматься самообличениями совсем в духе Чацкого. В такие моменты общественной жизни, какой изображен в комедии, всегда так бывает, что те самые Фамусовы и Скалозубы, которые наиболее восстают на Чацких, сами невольно заражаются от них и начинают обличать всех окружающих, начиная с самих себя.