Тибор Фишер - Философы с большой дороги

• Название: Философы с большой дороги
• Автор: Тибор Фишер
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003

Преподаватель философии, сбежавший из alma mater на поиски истинного «смысла философского бытия» – и заключивший, мягко говоря, своеобразный союз с попытавшимся его ограбить бандитом-неудачником. Лихая парочка отправляется грабить банки!

Современная «криминальная комедия»?

Современная «комедия нравов»?

Ультрасовременная «философская комедия»?

Или – все сразу и даже более того?

Прочитайте – и решите сами!

---

Как ты, Эдди?

Плохо. Как тварь дрожащая. Жалко и муторно.

И всего хуже – черт бы с ним, что я жалок и сир, так ведь мы все такие... Это же... Это же каждый про себя чувствует...

Удирая из Монпелье, в вагоне поезда сквозь шум голосов я услышал, как кто-то произносит затасканно-пошлое: «Только не надо жаловаться...» Всего-то – расхожая реплика, так, разговор поддержать, но стоит стереть с лучших из перлов мудрости весь мишурный блеск – и что останется? Именно это «не надо жаловаться». Забавно, а? Со времен Сизифа-Зиушудры[Герой шумерского эпоса, переживший потоп]-Птаххотепа «не надо жаловаться» – основополагающая аксиома, строительный камень и крепящий раствор, которыми только и держится большинство философских систем да лестниц познания, по которым мудрые... «Ясьтаволаж одан ен», мать вашу! Не ерзай под клиентом. Не хнычь. Что вам посоветует ваш врач, которому не до вас – он страшно загружен? Именно... Не надо видеть все в черном свете. Будьте добры к людям. Радуйтесь, коли можете. Много не пейте. Физические нагрузки. Старайтесь не переходить дорогу перед стрелковой ротой, открывшей заградительный огонь.

А вы – что вы делаете? Племя, населяющее страну Зира в Африке, убеждено, что самое важное – прошить кожу нитями кокоса, важнее этого в жизни нет ничего.

Смотреть с презрительной усмешкой на копошение людского муравейника, на все эти потуги мысли – легче легкого. Слишком легко. Но только... Даже охальник вроде меня, для которого нет ничего святого, видел в этом мире и что-то иное. Проблески божественности. Проявления храбрости. Искры интеллекта. Мне выпало знать несколько по-настоящему достойных людей, о них никто слыхом не слыхивал. Истинное достоинство не терпит высоких должностей и публичного признания. Но – эти люди живут среди нас, бок о бок. А те, которых хлебом не корми, дай только позаботиться о ближнем, все эти монстры из комитетов благотворительности и иже с ними, – это они помыкают официантками, бросают детей и платят гроши садовнику. Что до божественности... Имеют ли к ней отношение орлиный нос или пушистая бровь?

Всем головам голова

Самый яркий ум, который мне доводилось встречать в этой жизни, принадлежал сержанту из парашютного полка Ее Величества. Познакомились мы за стойкой одного бара в Кембридже. Он помог мне заполнить пробелы в кроссворде, который я решал, и разъяснил кое-какие проблемы, связанные с вольфианцами, над которыми я тогда тщетно бился (я, положим, не особый поклонник их философии, но едва я худо-бедно объяснил ему, кто это такие, он тут же разделал их под орех). Еще он ознакомил меня с парой на редкость интересных положений индийской философии, о которых я понятия не имел (десять лет назад, когда он служил в Адене, попалась ему на эту тему одна книжица). Для моей профессиональной гордости это был черный день, при том что в основном беседовали мы совсем о другом (вроде того, из какого пулемета лучше всего получить пулю в лоб) и сама беседа мало меня трогала.

Раскаяние

Право слово, надо мне было тогда задать ему вопрос вопросов, О ГЛАВНОМ: к чему все на этом свете? Может, его бы и зацепило, может, он бы и ответил что-нибудь интересное. Дело ведь не в том, что нам не выпадает шанс, а в том, что мы раз за разом его упускаем...

Достижение: чем гордится Эдди

Не так уж многим могу я гордиться. Оглядываясь назад, скажу: единственный здравый шаг, о котором мне не пришлось пожалеть, – покупка дома. Если живешь в Кембридже, главное – поселиться поближе к вокзалу: в случае чего всегда можно легко и быстро свалить из города, а коли доведется возвращаться из Лондона (Афганистана, Зальцбурга – далее везде) с пустыми карманами – от поезда до родной двери рукой подать, мозоли не натрешь, пока пехаешь. Мой дом был шестым от вокзала (а запасной ключ я держал у дежурного по станции). Прожив в Кембридже тридцать лет, я, как ни старался, не смог распроститься со страстью к бутылке, но хотя бы облегчил себе возможность в любой момент улизнуть из города, не обременяя себя прощаниями.

Это не шутка.

* * *

Мы сняли новую квартиру и залегли на дно. Даже Юпп с его-то убежденностью в нашей неуязвимости – и тот, казалось, вполне смирился со старой, как мир, доктриной, утверждающей, что грабитель-сидящий-дома – это-грабитель-который-будет-арестован-последним. Я делал заметки для книги. Юпп читал дни напролет или ломал голову над тем, как организовать ограбление, достойное стать венцом всех и всяческих ограблений. Красота!

Однако выяснилось, что по ночам Юпп уходил из дома. Как-то утром, проснувшись, я обнаружил его сидящим на полу среди веера фотографий, цветных постеров, черно-белых отпечатков и прочей полиграфической продукции. На всех снимках была представлена некая юная леди в разной степени наготы; вернее, у меня сложилось впечатление, что леди везде одна и та же, хотя с того места, где я лежал на ковре, трудно было с уверенностью сказать, обложился ли мой приятель множеством копий одного лика или это разные лица.

– Познание – тяжкий труд; особенно когда это связано с исследованием прошлого, – объявил Юбер.

– Да? И кто же это?

– Та самая мадемуазель, что красовалась на обложке журнала, купленного на вокзале.

– И где ты всем этим разживился?

– У фотографа. Он вручил мне всю пачку. В придачу и адресом поделился.

– Чертовски мило с его стороны.

– Ну, знаешь ли, попробуй-ка сам отказать посетителю, решившему пощекотать твою левую ноздрю дулом пистолета!

– А я-то думал, ты отказался от насилия...

– Отказался. Я очень аккуратно пропихивал дуло в ноздрю. Очень осторожно. Я и сказать-то ничего не сказал, но люди в таких ситуациях почему-то воображают бог весть что... Просто пистолет был такой холодный, а его ноздря казалась такой теплой и ухоженной... Мне было интересно – влезет туда дуло или нет? И знаешь, у него такая работа, что там, в студии, должна быть понапихана куча всяких сирен, звоночков – мало ли чего... О безопасности он основательно позаботился... Я, так сказать, оценил. Мне пришлось поискать концы. Журнал-то был не первой свежести, фотография – и того древнее, так что след был довольно сомнительный. Пришлось порасспросить сперва управляющего той лавчонкой, потом – владельца, поставщика... Попутно узнал много интересного... И заметь – я всего лишь однажды стал тыкать человека пистолетом в ноздрю. Для этого, знаешь ли, учитывая, как оно все было, требуется немалая выдержка. Однако, как выяснилось, фотограф оказался просто кладезем информации.

– И что же? Ты собираешься назначить ей свидание?

– А почему нет? Но сперва мне надо ее найти. Адрес, который мне дали, похоже, устарел. Или подложный. Но для этого я кого-нибудь найму. Деньги здорово упрощают дело... – Он еще раз всмотрелся в один из снимков – лицо крупным планом. – По глазам видно: она прошла через приют! Абсолютно точно!

Глядя на фотографию, я бы так не сказал.

– Откуда ты знаешь?

– А ты не видишь? Ты взгляни в глаза. Типичное выражение... Отсутствие всяческих ожиданий...

Юберов «день, который стоит запомнить»

Один счастливый день. Ему было тринадцать, и было решено передать его в другой приют. И вот он сидел в новом приюте перед кабинетом директора и ждал – а тут рядом села красивая девчонка. Очень красивая девчонка. Они и слова друг другу не сказали, но Юбер обратил внимание – вдруг как-то оказалось, что они сидят вплотную друг к дружке. Как друзья; кушетка, на которой они сидели, – она стала поскрипывать. В общем, они ждали бумаг. Только Юбера переводили сюда, а ее – отсюда.

Юпп еще раз впился взглядом в фотографию:

– Знаешь, это – она.

* * *

Жослин очень добра, но... но женщины всегда тянутся к детям, даже если эти дети прикидываются философами, ступившими на стезю грабежа. Это Жослин предложила воспользоваться услугами медиума.

Снедаемый эгоизмом, я только и думал о Жераре – если бы он все-таки подал о себе весть! Как Юбер изводил меня просьбами о шпаргалке – десять заповедей философии на все случаи жизни, – так и я алчно желал заполучить список Жерара: этакий перечень покупок, покрывающий смысл «здесь-бытия». Что-то вроде: самое важное в этой жизни – привязать грузик к члену, чтобы тот вытянулся до восемнадцати дюймов. Или – каждому, чья фамилия начинается с буквы «З», следует засветить в рыло. Да что угодно! Но только – коротко и ясно! Однако этот самовлюбленный сукин сын – Жерар – не подавал о себе никаких вестей. Я как зачарованный следил за каждой тварью, от таракана до кошки, которая, казалось, готова чем-то со мной поделиться. Я держал на письменном столе стопку бумаги и почти невесомую ручку, чтоб ею мог писать даже призрак. Ни черта...