Галина Врублевская - Вальс одиноких

• Название: Вальс одиноких
• Автор: Галина Врублевская
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-9524-0752-8

Иветта много лет хранит в сердце первую, девичью любовь. Дети, работа, муж; годы проходят, а сердцу переполненному нежностью так и не встретился тот, достойный, единственный… И только когда отданы все долги – материнский, дочерний, супружеский, – скромная сдержанная россиянка понимает, что такое настоящее женское счастье. Но не слишком ли велика цена за него?..

---

– Мама, кто моет окно, ты или я?

– А ты не груби матери, учись, пока я жива. Иветта заклеивала окна уже лет пятнадцать, и любила это занятие. Но мать, если оказывалась рядом, непременно поучала ее. Наконец окно было вымыто, щели законопачены. Иветта быстро ополоснулась под душем и присела рядом с матерью перед телевизором. Шла передача о животных. Наталья Всеволодовна умилялась всяким трюкам, изредка вставляя реплики, что звери умнее и добрее человека. К четвероногим Наталья Всеволодовна неровно дышала – подкармливала живущих в подвале кошек, сыпала хлебные крошки голубям. К людям она относилась с большей суровостью.

Когда по экрану поплыли титры, Наталья Всеволодовна Обернулась к Иветте:

– Ива, ты мне вот что скажи. Говорила с Валентином?

– О чем, мама?

– Ну как же! Ведь стыдно мужику такие копейки получать. Ему давно пора перевестись в цех, зарабатывать нормальные деньги. Мужское ли это дело – карточки перебирать?

Иветта поежилась. Когда-то она не удержалась и сама рассказала матери, чем занимается ее муж, и уже сто раз пожалела об этом. Наталья Всеволодовна всегда припоминала услышанные факты, искусно обратив их против самого доверителя.

– Мама, это не так просто. В цеху требуются технически грамотные специалисты. Сейчас у нас внедряются автоматические линии с программным управлением. А Валентин ведь ни в зуб ногой! Он даже в чертежах не научился разбираться. Хорошо, что хоть к этому месту прибился.

– Вот именно, прибился как мусор к берегу. А о детях он думает? Два рта. Сергуне усиленное питание требуется.

– Почему только Сергуне?

– Сергуне особенно, – поджала губы Наталья Всеволодовна. – Он мальчик. На квашеной капусте да соленых груздях у ребенка мясо на костях не нарастет.

Неприятный разговор возобновлялся между матерью и дочерью почти при каждой встрече. И ладно бы мать плела напраслину! Все было правильно: и отсутствие у Валентина служебного рвения, и его маниакальное увлечение засолами, и скромная зарплата. Но чем справедливее были упреки матери, тем обиднее становилось Иветте их выслушивать. Когда человек не в силах изменить положение, то и разговоры расстраивают.

– Ладно, мамочка. Хватит о Валентине. Ты скажи лучше, как у тебя с протезированием зубов дела?

– А вот так, милая. Твоя мать всю жизнь медицине посвятила, в стоматологии четверть века отработала, а теперь моста приличного не сделают. Предлагают из металла: с золотом в поликлинике не работают, а на частника у меня средств нет.

– Может, я подсоберу? Вместе осилим.

– Ты подсоберешь, голь перекатная.

Взглянув на часы, Иветта засобиралась домой.

Посещение матери всегда было неприятной обязанностью, дочерним долгом. Радовал лишь тот факт, что теперь они живут врозь. До переезда теща чуть не развалила семью дочери: Валентин не хотел заниматься ремонтом, и Наталья Всеволодовна велела ему убираться из ее дома. Только лень Валентина да его крестьянская хватка – держись за свое! – отвели трагедию. Пришлось Наталье Всеволодовне самой покупать краски и обои и самой-же приглашать рабочих. Иветта металась между матерью и мужем, стараясь сгладить конфликт. Дипломатические усилия погасили бурю, но интимные отношения с мужем заметно ухудшились. Конфликт тот оставил заметную трещину между супругами, хотя последние два года вольной, без матери, жизни слегка сгладили его.

Иветта возвращалась без настроения. Дома ее тоже ждала рутина. Только дети придавали смысл жизни и дарили радость.

4

Хотя Иветта не стала артисткой, близость к учебному театру в школьные годы не прошла бесследно: праздничная атмосфера живого спектакля ее волновала. Действие на сцене завораживало, переносило в другой мир, казавшийся более реальным, чем собственный. Иветту волновали не только повороты сюжета, но и переживания героев, их внутреннее состояние. Вместе с персонажами пьес она жила, чувствовала и любила. Это было единственное сладостное переживание, доступное ей. Чувство легкости и свободы не покидало Иветту несколько дней после хорошего спектакля.

В первый год замужества, когда еще не было детей, Иветта часто ходила в театр с Валентином, вернее, выводила его. Она тащила мужа не только на спектакли, но и на выставки, концерты, в лектории. В его райцентре не было возможности приобщиться к искусству, поэтому Иветта не ожидала от него точных оценок. Культура – дело наживное. Иветта щедро дарила Валентину свой мир, не замечая, как чужд ему этот мир. После очередного спектакля она взахлеб делилась впечатлениями, а он, по обыкновению, многозначительно молчал или неопределенно хмыкал. Лишь со временем Иветта поняла: дело не в том, где вырос человек, а в том, насколько душа его открыта прекрасному. Валентину все нематериальное было чуждо. С этим грустным открытием Иветта могла бы смириться: среди тех, кто равнодушен к искусству, немало отличных людей. Страшным оказалось другое: Валентин оказался воинствующим прагматиком и искренне считал, что волшебное действие искусства на человека – плод досужего вымысла.

Но года, предшествующего рождению детей, не хватило, чтобы Валентин раскрылся. Затем культпоходы прекратились, главной задачей супругов было выходить малышей. Но едва дети подросли, Иветта попыталась разнообразить досуг. Однажды они снова вышли в театр. Пять лет семейной жизни – солидный стаж. Иветта привыкла за это время делиться с мужем домашними заботами, а после спектакля ей хотелось высказаться об игре актеров. Она восторгалась их отдачей, подлинностью изображенных чувств. Супруги шли по вечернему зимнему городу. Вокруг фонарей белыми мотыльками кружились хороводы снежинок. И душа Иветты пела и кружилась. Однако на сей раз ответом на ее восторги было не привычное молчание мужа. Она услышала насмешливую тираду:

– Хватит, Ивка, прикидываться ценительницей. Я понимаю тех, кто трется возле театра, как твоя Жанна. Для них вся эта болтовня – кусок хлеба, возможность заработать на рецензиях. А тебе-то зачем из себя искусствоведа строить?

Иветта опешила:

– Валя, ты действительно думаешь, что все вокруг прикидываются, когда говорят об искусстве? По-твоему, театр или картина не могут вызвать живого отклика в душе человека?

Насчет всех не скажу, – буркнул Валентин. – Но зачем театр тебе? У тебя есть муж, дети – все, что надо нормальной женщине. Ну возьми хоть сегодняшний спектакль. Какое нам дело до этих бомжей, о чем-то бубнящих в ночлежке? Горький пьеску сочинил, чтобы публику разжалобить, а сам-то любил отдыхать на Капри!

Впервые Валентин высказался так откровенно. Спорить с ним Иветте не захотелось. С того вечера она перестала обсуждать с мужем спектакли, высказывать мысли, тем более – обнажать чувства. Однако супруги продолжали изредка выбираться в театр, ибо так заведено в больших городах. Они, продолжали ходить вдвоем, но, по сути, Иветта была одна. Валентин стал просто соседом по креслу – театр принято посещать парами.

* * *

И снова наступила зима. Короткие дни чередовались с бесконечно длинными, темными вечерами. В полном разгаре бушевал театральный сезон. Однажды, уже после школьного вечера, позвонила Жанна – Володя Амосов дал ей четыре билета в Театр сатиры.

– На Аркадия Райкина? – обрадовалась Иветта.

– Нет, будет сборный концерт. – Жанна перечислила имена актеров. – И наш Володька участвует!

Жанна собиралась пригласить друга, тоже артиста, а два билета предлагала Соловьевым. Иветта согласилась. Не возражал и Валентин.

В назначенный день и час Жанна и супруги Соловьевы встретились у входа в театр. Жанна пришла одна – ее артист неожиданно уехал на съемки в южный город, и билет оказался лишним.

– Ты сдала его в кассу? – буркнул Валентин. Он был раздосадован: теперь ему придется ухаживать за двумя женщинами, слушать их трескотню об исполнителях, трактовках образа и прочую чушь.

– Ну зачем же, Валечка, – очаровательно улыбнулась Жанна. Ее белые пышные волосы красивой волной спадали на седовато-коричневую шубу из нутрии, модную в этом сезоне. Жанна и сама походила на пушистого, соблазнительного зверька. – Ни в коем случае. А ну как рядом сядет старая грымза? Все впечатление будет смазано. Мы сейчас красавца себе выберем.

Жанна цепким взглядом окинула вереницу людей, снующих возле театра. Одни спрашивали лишний билетик, другие проталкивались мимо по своим делам. Театр располагался на бойком месте, недалеко от многолюдного Невского проспекта. Иветта оставалась, безучастной к заботам Жанны: пусть сама ищет себе подходящего соседа.

– Молодой человек! – окликнула Жанна длинноволосого парня в пальто с поднятым воротником и обмотанным вокруг шеи длинным красным шарфом. Она явно выбирала представителя богемного мира.

Парень остановился.

– Не желаете пойти на концерт?

– На концерт? Чей концерт? – Он повернулся к афише у входа. – А-а! Нет, спасибо.