Евгений Кораблев - У Пяти ручьев

• Название: У Пяти ручьев
• Автор: Евгений Кораблев
• Издательство: ЗИФ
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1929

Урал прошлого, настоящего и будущего времени – край неисчерпаемых богатств, удивительных явлений природы, край людей своеобразных, смелых и ищущих – является прежде всего темой многих произведений «Уральской библиотечки путешествий, приключений и научной фантастики».

Уралу первых лет Советской власти и его людям посвящена трилогия забытого ныне писателя Е. Кораблева (Григория Григорьевича Младова), который по справедливости может считаться одним из зачинателей жанра советской приключенческой литературы. Произведения «Четверо и Крак», «У Пяти ручьев» и «Созерцатель скал», давно ставшие библиографической редкостью, издавались и переиздавались в конце 20-х годов. В этих книгах, наряду с увлекательным; полным острых, необычайных приключений сюжетом, читателя привлекало также обилие сведений, иногда, правда, устаревших, по истории и географии родного для автора края – Урала. С интересом прочтет книги Е. Кораблева и современный читатель.

Е. Кораблев (Г. Г. Младов) – наш земляк. Он родился в 1885 году, в г. Екатеринбурге (ныне Свердловск). Здесь он провел всю юность. После окончания Петербургского университета Г. Г. Младов снова жил на Урале и работал в земстве по линии народного образования. В эти же годы он с большим увлечением и любовью изучал быт Урала, знакомился с его людьми. Эти впечатления отразились в произведениях «Четверо и Крак» и «У Пяти ручьев».

В начале 20-х годов Г. Г. Младов живет в Забайкалье, в г. Верхнеудинске. Знакомство с этим краем дало писателю материал для третьего романа «Созерцатель скал».

Последние годы жизни Е. Кораблева (он умер в 1952 г., в Свердловске) были посвящены работе над большим произведением об Урале.

Более подробные сведения о писателе и его произведениях читатель найдет в статье, помещенной в конце этой книги.

---

Ребята фыркали от смеха.

Ян сказал им, что вогул, встретясь неожиданно с медведем в лесу, также вежливо ему кланяется и приветствует, уверенный, что зверь его понимает. «Подожди немного», – просит он медведя, заряжая ружье.

Все присутствующие в это время надели берестяные маски на лицо. Чтобы тень медведя не могла их узнать.

Шаман зазвонил в колоколец. Раздались звуки какого-то струнного инструмента, и началось целое представление.

Дед, видевший это не впервые, едва успевал пояснять.

Музыканты запели песню о жизни медведя на небесах и о сошествии его на землю.

«Медведь, сын великого Торма, творца вселенной, в давнее время обитал на небе, но любопытство тянуло его на землю, где он видел зеленые луга и леса. Люди в то время не знали еще ни луков, ни стрел и не умели добывать огня.

Он отпросился у отца на землю. Чтобы он не умер на земле от голоду, Торм дал ему лук, стрелы и огонь и велел быть справедливым. Но он стал злоупотреблять своим искусством, и нашелся человек, который отнял у него оружие.

Однажды, когда он сидел и грелся у костра, семь братьев-богатырей вогулов попросили у него огня...»

Песня была монотонна и напоминала произносимые нараспев «а-ы», «а-ы», с повышениями и понижениями.

Служивший для аккомпанемента пятиструнный музыкальный инструмент сангульи[29] представлял собой подобие миниатюрной лодки длиной около метра.

В эту минуту шаман накинул на себя шкуру и в такт музыке начал приплясывать, (подражая движениям медведя.

Далее замаскированные старались в лицах изображать то, о чем говорилось в песне.

«...Семь богатырей-вогулов попросили у него огня, – пели музыканты. – Он не дал».

К шаману приближались семеро замаскированных. Началась «борьба за огонь».

На спину шамана привязали клок сухой травы и зажгли ее.

«Тогда один из братьев заколол его, а лук, стрелы и огонь взял себе. С тех пор вогулы узнали, как владеть луком, стрелами и как пользоваться огнем».

Один из нападавших повадил шамана и отнял у него огонь.

Музыканты пели дальше:

«Так вогулы научились пользоваться огнем. А он, чтобы не замерзнуть без огня, стал уходить на зиму спать в берлогу...»

Между тем поспел обед. Все участвующие ели медвежатину и пили водку.

Под вечер едва не вышел грандиозный скандал из-за Крака.

Дело в том, что медвежье мясо вогулы варят и едят с особыми церемониями. Так, например, кости не раздробляются, а разнимаются по суставам. Сохраняются они, чтобы обеспечить медведю спокойное загробное существование.

Крак, державшийся в вогульской юрте запросто, точно на кухне Хорьковых, без дальнейших околичностей, стащил ни много ни мало, как такой священный предмет – кусок медвежьего сердца.

Легко себе представить ужас вогулов. Они и так считали Крака, поразившего их лаем и кудахтаньем, за шайтана.

Ребята случились поблизости и отняли награбленное. А то бы дело грозило большими неприятностями. Тем более, что шаман невзлюбил Крака, который бегал за ним и клевал медные бубенцы и подвески его костюма. И в первый же вечер похитил у него и бросил куда-то в лес одного из привезенных им шайтанов.

С той минуты Крак только и караулил шамана, дожидаясь удобного момента, чтобы утащить еще маленького шайтанчика.

Праздник продолжался пять дней.

Некоторые гости прибыли издалека, верст за 150.. за 200, и появились на пиршестве только на второй, на третий день. Вновь прибывающих опрыскивали водой. Каждый день ели медвежатину, напивались, пели и плясали медвежью пляску вокруг шкуры.

Танцев у вогулов было несколько. Один заключался в подражании походке медведя. Затем был танец, похожий на «русский» – вприсядку. И еще один, заключавшийся в том, что танцоры прыгали на одном месте и вертелись волчком.

Вперемежку с танцами вогулы изобразили, по-видимому, сцену охоты на медведя.

Закрыв себя берестяными масками, взяв в руки: платки, они начали вокруг шкуры медведя медвежью пляску.

Схватив затем палку, изображавшую, очевидно, ружье, они повели между собой оживленный разговор. В нем передавались подробности охоты. Говорили они какими-то странными пискливыми голосами. При этом, наглядно изображалось, как они идут по лесу... Наткнулись на медведя... Испугались, спрятались...

Каждая сцена начиналась и кончалась тем, что все вставали перед медведем и кланялись.

...На другой день искали пищу... Ели... Пошли его разыскивать... Нашли и убили...

Этот мимический рассказ то и дело прерывался пляской и сопровождался музыкой.

– Вогульская опера, – сказал Ян.

Все это было ново и интересно, и ребята не заметили, как пролетели второй и третий дни праздника.

Празднество закончилось на рассвете. В поле вынесли шкуру, голову, лапу и сердце. Череп медведя повесили на дерево. Шкуру потом принесли обратно в юрту, завернули в самые дорогие материи, где она будет храниться, по словам деда, до приезда торговцев.

До этого праздника вогул ни за что не продаст медвежьей шкуры. Продав мех, вогулы при отъезде торговца кидают ему вслед снег.

Во время этого праздника ребята видели еще очень торжественную церемонию вогульской присяги – самую страшную из всех существующих у них клятв – клятву на носу медведя.

VIII. Проводник

В конце концов уговоры Савелия и деньги помогли экспедиции преодолеть труднейшее препятствие. Иван согласился.

Это был тот самый неудачливый охотник, про которого сказал Савелий. Иван знал лесные тропы до самого Страшного лога. А там, по словам деда, начинается речка, вдоль которой побоялся идти Трефилий. Может быть, скитника что-нибудь и напугало, но идти по реке хорошо было тем, что она ведет к самым Пяти ручьям. Тут уже не собьешься.

Отославши на кордон почти три четверти своих коллекций с лошадьми, ребята с облегченным багажом, после недельной стоянки у вогулов, двинулись в дальнейший путь. С хозяевами простились тепло, взаимно довольные друг другом.

Одновременно с караваном уезжали и съехавшиеся на праздник гости.

Ребята с интересом ожидали момента, когда они поедут летом на санях.

Полозья нарт были тонки и широки, длиной до загиба более сажени. При такой длине нартам легче переправляться через ручьи, канавы, переезжать через кусты и кочки.

При запряжке оленей оглоблей не употребляется. Запрягается в нарты от двух до пяти оленей в ряд, но так, что один олень не мешает другому. Это в поездке необходимо, так как через ручей, например, олени прыгают не все разом. Левый олень идет передовым, к уздечке его слева привязана одна вожжа, которой они и управляются. Через спину каждого оленя надета подпруга. К правой стороне и подпруге левого оленя привязывается повод уздечки второго и т. д., так что животные идут не в ряд, а на пол-оленя впереди один от другого. Это очень важно при узких лесных дорожках, где больше одного или двух оленей в ряд не проходит. Вогул садится по левую сторону нарты. Правой рукой он держит вожжу, а левой – хорей, то есть шест около двух сажен длиной, с помощью которого понукает оленей.

Когда вогулы уселись, олени снялись разом, быстро и дружно помчались. Большие кусты они обегали или просто перепрыгивали. Нарты через кустарники переезжали, пригибая их под себя, потом кусты снова выпрямлялись. Если встречались кочки, пригорки, парты пыряли по ним, как по волнам.

Скоро гости скрылись из глаз. Следом за ними двинулись ребята. Собственно, ехал только Иван на передних нартах, и на вторых, привязанных к передним, сидел дед. Остальные следовали пешком. Багажу все-таки оставалось еще порядочно. Дорога была тяжелая, и тащить нарты оленям оказалось нелегко, хотя нагружено было пудов по шести на сани. На оленях здесь переезжают огромные расстояния. Зимой, при хорошей дороге, на одной упряжке оленей можно сделать верст сто, но затем им надо дать дня два отдыха.

При отъезде с места последней стоянки караван увеличился четырьмя оленями и лайкой проводника, которая быстро примирилась с Краком и Мишкой, хотя сам лосенок относился к ней все еще недружелюбно.

С оленями караван двигался гораздо скорее.

– Если так будем идти, то недели через две будем в Страшном логе, – обещал Иван.

Осень на северных горах вступала, между тем, в свои права. Вершины далеких камней часто становились белыми от выпавшего снега. Днем заметно похолодало. Лиственные деревья расцветились чудесными яркими красками.

Березовые рощи стояли сплошь золотые. Краснели гроздья рябины, кое-где изуродованной медведем. «Хозяин», как его звал вогул, боявшийся произнести слово «медведь», как у нас в деревнях старики боятся слова «черт», еще не залег в берлогу. У корней деревьев расстилались целые ковры спелой брусники, необыкновенно крупной и сочной. Много росло черники. Местами целые поляны желтели морошкой. Ребята никогда не видали такого изобилия ягод и кедровых шишек. Однажды путешественники не утерпели и вместе с Яном забрались на кедр лакомиться.