Кнут Гамсун - Женщины у колодца

• Название: Женщины у колодца
• Автор: Кнут Гамсун
• Издательство: Пг.-М.: Петроград
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1923

«Женщин у колодца» (1920) многие критики считают романом циничным и безысходным, одной из самых сумрачных книг Гамсуна.

В нем рассказывается о вымирании маленькой приморской деревушки, зараженной ложными, с точки зрения автора, ценностями современного мира. Сам сюжет как бы почерпнут писателем из сплетен местных женщин у городского колодца. Однако мелкие происшествия в городе постепенно вырастают в пародию на современную жизнь, в которой «люди наталкиваются друг на друга, переступают друг через друга, одни падают наземь и служат другим мостом, иные умирают – это те, которые трудней всего переносят толчки, наименее способны к сопротивлению, – и они гибнут. Без этого не обходится! Но другие цветут и преуспевают. В этом и заключается бессмертие жизни! И все это было известно тем, у колодца».

Один из самых многозначных и «амбивалентных» героев романа – хромой кастрат Оливер Андерсен, собирающий вокруг себя события городской жизни и являющийся ее отражением. Он, по словам норвежского литературоведа Атли Киттанга, «является гротескным символом современной ущербности, но в то же время его изображению присуща та отчетливая симпатия, которую Гамсун всегда питал к аутсайдерам».

Наталия Будур - «Гамсун. Мистерия жизни»

---

— Что это я сижу и не вижу, что чашка у тебя пустая! — воскликнула Петра и вскочила со стула, чтобы заглянуть в котелок.

И Оливер предоставил ей угощать себя. Кофе был хороший, крепкий. Вообще присутствие Петры внесло с собой какой-то уют, и Оливеру было необыкновенно приятно, что она облокачивалась на его плечо, наливая ему кофе.

— Там, откуда взят этот кофе, осталось ещё много, — сказала она и присела к нему на колени. — Ты ведь можешь меня держать?

— Могу ли? — воскликнул он с гордостью. — Совершенно так же, как и прежде!

— Ну, вот видишь ли! Так почему же этому не быть?

Она прижималась к нему со своей мантильей и всем своим телом, поцеловала его и настойчиво напоминала ему о прежнем.

— Ну, как же ты думаешь, Оливер? Хочешь ты взять меня?

Этого было более чем достаточно. Но всё равно, хорошенько взвесив все обстоятельства, пожалуй, можно было придти к заключению, что это вовсе не так уже глупо. Ведь как ей хочется этого, как хочется!

— Гм, — проговорил он наконец. — Вот, когда я здесь сижу и размышляю обо всём, то начинаю верить... — Он остановился и на минуту воцарилось глубокое молчание. — Да, я полагаю, что это, пожалуй, возможно, — договорил он.

— Да? — прошептала она.

— Раз ты этого хочешь?

— Да, — шепнула она...

V

И снова потекли дни за днями, но ни в каком случае для Оливера не стало хуже, чем было раньше. Когда Петра переселилась к нему, то принесла с собой в дом разные вещи. Оливер гораздо прилежнее ловил теперь рыбу, хотя страсть к приключениям всё же не вполне оставила его. Он мог в хорошую погоду выехать далеко в море на своей плохонькой лодке, пробыть в отсутствии целые сутки, и потом вернуться. В этом отношении он был удивительный чудак.

Нет, во всяком случае, хуже не было, чем прежде! Если не грозила настоящая нужда, то Оливер был доволен. А когда мать снова вернулась из своих странствований, то пришла не с пустыми руками, у неё был за спиной мешок и в нём находились и съестные припасы, и одежда. В прежнее время такой мешок непременно послужил бы поводом к ссоре, но теперь их было трое в доме и они всё поделили между собой поровну. Может быть, они сделали это только из чувства стыда, если уж не из каких-либо других побуждений? Оливер, как жених, был безупречен.

Однажды к ним пришла старуха. Оливер знал её и думал, что она снова хочет предложить ему лотерейный билет, но оказалось, наоборот, что он выиграл в лотерею, и старуха принесла ему скатерть.

— Вот видишь, — сказал, смеясь, Оливер, — Господь не забывает меня!

Теперь у них стол был покрыт скатертью, а Петра действительно достала двери для комнаты и каморки в мезонине.

В прежние годы, когда Оливер возвращался из плавания, он привозил своей невесте разные подарки. Все эти вещицы украшали теперь её комод. Там была и глиняная собачка, и зеркало, а также белый ангелок, и украшенный деревянной резьбой кофейный подносик.

После венчания Оливер позволил себе лениться в течение пары дней и не выезжал на рыбную ловлю. Ему очень нравились остатки праздничного обеда, но вслед затем мать, по старой привычке, опять стала приставать к нему, чтобы он поехал на рыбную ловлю.

Оливер отвечал ей, что он и без её напоминаний сделал бы это, потому что он знает свой долг. В самом деле, его жизнь сложилась теперь лучше, чем он это думал раньше. Оливер больше не жаловался. Он был женат, и всё, относящееся к его семейной жизни было уже заранее установлено. Больше никаких сомнений у него не оставалось. Хорошо, что он не отдал тогда взаймы верхнюю пристройку, мезонин! Теперь он ему самому понадобился.

Но вот в один прекрасный день Маттис прислал к Оливеру маленького мальчика, который передал ему, что столяр желает поговорить с ним.

— Нам не о чем говорить с ним! — сказал Оливер. — Что он хочет от меня? Передай Маттису, что ему не зачем беспокоиться и приходить сюда. Скажи ему это!

Они могли видеть столяра из своего окна. Он ходил взад и вперёд, и выступал с таким заносчивым видом, как будто уже не впервые имел дело с «Наполеоном», как он называл Оливера прежде.

— Он достаточно безумен и может напасть на калеку, — сказал Оливер, увидев его в окно. — Пусть говорят с ним те, кому надо с ним посчитаться, — прибавил он, вернувшись в комнату.

Петра пригладила волосы, принарядилась и с кокетливым видом вышла на улицу. Оставшиеся в комнате и смотревшие в окно заметили, что столяр вздрогнул. Куда девалась вся его заносчивость? Он говорил с Петрой и она ему отвечала, но видно было, что они не могли никак согласиться друг с другом. Если они говорят о дверях, то пожалуйста! Но нет, они говорят о кольце. Оливер сидел в глубине комнаты. Он только высунул нос, чтоб поглядеть на выступление Петры. Вот столяр опять заволновался. Он собрался с мужеством и взглянул прямо в лицо Петры. Он опять забегал, говоря что-то, и форменно стал кружиться около неё. А Петра? Хотя у неё на лице прыщи и она не очень красиво выглядит, но она всё-таки умеет действовать на него своим тихим печальным голосом, несмотря на его сильное возбуждение. Вот она стоит перед ним и так мило, так обольстительно улыбается. В конце концов, Маттис мрачно уставил глаза в землю и когда Петра подала ему руку, то он взял её, не поднимая глаз. Он удержал с минуту её в своей руке и потом отпустил. Пётра ушла. Потом ушёл и Маттис...

Оливер продолжал сидеть на своём месте. Ему было жалко Маттиса.

После этого никаких неприятностей больше не возникало. Разве никаких? Ой ли?

Дни шли своим чередом и многое произошло за это время. Дурная погода целыми днями мешала Оливеру отправляться в море. Петра была привязана к дому. У неё был ребёнок, мальчик. Старуха мать отказалась от забот о доме и больше не уходила странствовать, чтобы потом вернуться с полным мешком.

Но это было ничего. Оливер не терпел никакой нужды. Он благоденствовал — он и кот. О, этот старый кот уже ни на что больше не годился. Он мог только целыми днями лежать в комнате, да наедаться рыбой. От изобилия пищи брюхо у него стало толстым, и, в конце концов, обе женщины подумали даже, что это был не кот, а кошка.

Оливер тоже сидел дома и был доволен. Он качал ребёнка и наблюдал за тем, что делалось на улице. Руки у него стали нежнее и белее и он сам стал красивее. Однако его всё же раздражало то, что он не видел никакой возможности раздобыть себе меховую шапку на зиму. Ведь не мог же он, в самом деле, выезжать в море, зимой, в соломенной шляпе?

— Не можешь ли ты добыть себе морскую фуражку? — спросила его мать.

Когда-то такой красивый голубой галстук теперь потерял свой глянец. Если его нельзя выкрасить, то Петра может его перевернуть на другую сторону. Но оказалось, что и левая сторона также выцвела. Настроение духа Оливера несколько испортилось после этого, и он сказал Петре:

— Ты ведь говорила мне тогда, что я мог бы получить какой-нибудь заработок у Ионсена. Как же обстоит дело?

Бедная Петра! Ну да, она конечно поговорит с консулом.

— Почему ты всегда называешь его консулом? — заметил ей Оливер.

— Мы всегда называли его консулом, когда я была там, у них, в доме.

— Но ведь теперь много есть и других консулов, — сказал Оливер. — Гейльберг стал консулом, Грюце-Ольсен тоже консул.

Это верно. В городе постепенно много развелось консулов, вице-консулов и консульских агентов — так много, что они грызлись из-за каждой кости! Они просто кишели там и не всегда дело обходилось без раздоров и неприятностей всякого рода и тайных интриг. Один купец не хотел допустить другого процветать у него за спиной. Ионсену пришлось пережить то, что рядом с ним появилось много других, занимающих такое же положение, как он. А чего только не пережила за это время его жена! Бог свидетель!

Петра пришла к Ионсену вероятно в особенно неблагоприятный момент. У него не было никакой работы для её мужа. Но, пожалуй, если б она лучше выглядела, была бы привлекательнее, то получила бы другой ответ? Бедная Петра! Лицо у неё побледнело, щеки ввалились, и консул наотрез отказал ей. Тут уж ничего не поделаешь! Она должна попытаться у других, новоиспечённых консулов. Одному Богу известно, почему они сделались консулами! Не может ли её муж устроиться у Ольсена? Разумеется, это очень хорошо, что она сперва пришла к Ионсену. Он постарается потом сделать что-нибудь для Оливера, но сейчас он ничего не может. Однако она не должна унывать и иметь такой удручённый вид. Кроме неё есть ещё много других, которым тоже приходится трудно в последнее время. Пароход «Фиа» ведь тоже не имел большого успеха, и дела были не особенно хороши. А отчего Оливер не ездит на рыбную ловлю?

Консул смотрел на Петру своими добрыми, карими глазами, обсуждая с ней её положение и выказывая ей участие, но она всё же ушла от него ни с чем.

Что же теперь делать? Ничего другого не оставалось, как опять приниматься за рыбную ловлю. Оливер подтянулся и стал мужественно выезжать в море на своей лодке каждый день. Рано или поздно он покажет им себя! И ни разу он не принёс Ионсену рыбы, а нарочно проходил мимо. Когда позднее ловля стала успешнее и рыбы у него было больше, чем он мог унести с собой, то он установил на валу набережной пустые ящики и устроил там настоящий рыбный рынок. Он стоял там, как крупный торговец.