Виктор Колупаев - Безвременье

• Название: Безвременье
• Автор: Виктор Колупаев
• Издательство: Издательство Томского ЦНТИ
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 5-89702-032-9

Роман В. Колупаева и Ю. Марушкина насквозь пронизан железной необязательностью мира, в котором живут и действуют герои Пров и Мар и где приключения со столь же железной необязательностью  перемежаются отступлениями, определяющими философию этого мира — страшно знакомую, но одновременно уже и далекую.

Сюжет романа «Безвременье (если вообще можно говорить о виртуальном сюжете) сложен и бесконечен, пересказывать его бессмысленно; это все равно, что пересказывать сюжеты Марселя Пруста. Вся книга В. Колупаева и Ю. Марушкина — это глубокая тоска по культуре, которая никак не может получить достойной устойчивости, а если получает ее, то тут же рушится, становится другой, уступая место абсолютно иным новациям. Движение романа выражено похождениями человеко-людей Прова и Мара и рассуждениями виртуального человека, отличающегося от последних тем, что на все заданные им самим вопросы дает абсолютно исчерпывающие ответы, а человеко-люди от виртуального человека отличаются тем, что их больше всего интересует, хорошо ли им в этом мире.

Ну а что касается самого мира, описанного в романе, то Пров и Мар путешествуют по Вторчермету — законсервированному кладбищу прогоревшей цивилизации ХХ века, «прогоревшей когда-то в буквальном смысле этого слова, ибо наши предки  сожгли всё — лес, уголь, нефть, газ, и создали атмосферу, в которой не могли уже существовать ни люди, ни растительность, за что им и следует наша глубокая благодарность».

© Геннадий Прашкевич

---

"Созерцай чистый ум и взирай на него со тщанием, не рассматривая его этими чувственными глазами, — говорил голос во мне, то ли предупреждая, то ли поощряя. — И вот, ты увидишь очаг сущности и неусыпный свет в нем, как он сам пребывает в себе и как взаимно обстоят вместе сущие вещи; видишь жизнь пребывающую и мышление, не направленное энергийно на будущее, ни на настоящее, скорее же на вечное настоящее и на наличную вечность; и видишь, как  мыслит он сам в себе и не вне себя".

Определенность, определенность была во всем; не возможная действительность, а действительная возможность. Это был мир, похожий чем-то на тот, в котором я был возле озера, но в то же время совсем другой. Тот я назвал бы милым, естественным, всегда желанным, живым. Этот — искусственным, мертвым, враждебным.

Продолжая идти за Фундаменталом, я увернулся  в Платона-Сократа.

Это — есть. Это — существует. Оно отлично от одного. Сущее — определенность, различие. Сущее есть одно в покое и раздельности. Иное сущего есть неразличимая и сплошная подвижность бесформенно-множественного. Иное не есть ни субстанция, ни вещь, ни масса, ни вообще что-нибудь так или иначе самостоятельное и определенное, ибо все что есть одно, одно и одно. Иное же есть как раз не-одно, не сущее. Свой смысл иное получает от одного. И нет ничего иного, которое было бы чем-то самостоятельно одним, наряду с первым одним. Но одно — теперь раздельно. Так вот иное и есть принцип раздельности и различия. Значит, попытка говорить о не-сущем, без примышления признаков, свойственных исключительно лишь бытию, неосуществима.

Значит, мыслить сущее я могу только тогда, когда мыслю тут же и не-сущее; когда мыслю немыслимое, то есть мыслить что-нибудь определенное я могу только тогда, когда это же самое мыслится и неопределенным, не-сущим и неохватным для мысли. Мыслить сущее можно тогда, когда оно мыслится тождественным себе и отличным от него, от безмысленного и от бессмысленного, когда оно есть координированная раздельность. Мыслить сущее можно только тогда, когда оно мыслится и покоящимся и движущимся.

Но одно и сущее должны быть как-то связаны между собой.

Мы все шли и шли. Совершенно невероятные, идиотские дроби скатывались с людо-человека. И я начал замечать, что мы ходим по кругу. Мне-то было все равно. Я-то ведь мог увернуться в разговор с Платоном-Сократом, оставив самого себя и здесь. Но Фундаментал уже явно подустал, шел тише, хотя все еще впереди, пыхтел, отдувался. Одышка его, что ли, одолевала? Шутки ради я нераздельно разделили себя на множество особей, пустив их по этому коридору. И теперь вереница "Я" шла за Фундаменталом, а он шел за вереницей "Я".

— Ладно, — наконец остановился он. — Уговорили. Воссоединяйтесь, мне и одного вас хватит.

Я соединил несоединимое, раз он так хотел.

— Пришли, — сказал он, все еще пыхтя и отдуваясь.

— Куда? — спросил я.

— Как куда? В Космоцентр, естественно!

— Центр по изучению Космоса? — уточнил я.

— Да нет... Именно — Космоцентр. Центр всего Космоса.

— У Космоса не может быть центра, — сказал я.

— Это у вас не может, а у нас — может. Вот он — центр, а вокруг него все крутится-вертится.

Мы стояли перед дверью, отличающейся от других дверей в этом коридоре тем, что она была больше. Тонкая линия в стене выделяла ее, а на уровне глаз значилось "0". Да, точно: "0", а на других дверях были цифры натурального числового ряда. Я это запомнил, еще когда мы делали по коридору круг за кругом. Людо-человек отдышался, поежился, похлопал себя по плечам и ляжкам, провел рукой по лицу и шее.

— Отлипли, — сказал он как бы сам себе.

Он уже не был тем людо-человеком, что ранее. Какое-то облегчение и отчаяние чувствовались в нем.

— А... Зовите меня, как хотите, — устало сказал он. — Все равно вы меня по имени ни разу не назвали.

Он был почти пяти локтей ростом, коренаст, кряжист даже. Лицо с крупными чертами, слегка одутловатое, желтовато-землистое, со множеством морщин. Глаза серые, усталые и внимательные. Волосы черные, седеющие. Облачен он был в комбинезон неопределенно светлого тона. На ногах ботинки с толстой подошвой. Он мог быть кем угодно, мне-то что. Но вот чего на нем не было, так это — дробей. Он понял мой взгляд, не удивление, нет (чего мне было удивляться), и сказал:

— Я теперь не людо-человек. Я — просто человек. Но оставаться им становится все труднее. Приглашаю.

С этими словами он приложил ладонь к двери, и она отошла сначала внутрь, затем вбок, образовав вход в какое-то темное помещение.

— Да будет свет, — негромко сказал Фундаментал, и свет зажегся. Дверь за ним мягко стала на свое место. Я оказался в круглом помещении, в шаре, который прозрачным полом был как бы разрезан пополам. В центре шара стояло кресло. Человек подошел к нему и сел. Вид простого "человека" был мне непривычен, тем более — этого, который будучи людо-человеком все время боролся с дробями. Я еще не мог назвать его человеком, но и людо-человеком он уже, действительно, не был. Пусть будет пока Фундаменталом, решил я.

— Садитесь, — предложил он.

Я подошел к нему, но садиться было не на что.

— Что же вы стоите? — удивился он. — Садитесь, не стесняйтесь.

— На трон или на лавку? — уточнил я.

— Да на что хотите. Это уж, как вам удобнее.

Я высвободил из виртуального мира почти точную копию его кресла, поставил  его напротив Фундаментала и сел.

— Постоим, пожалуй, — неожиданно заявил он и встал.

Встал и я.

— А кресла уберите, — попросил он, — чтобы не мешали нашему разговору.

Мне-то что, я мог и постоять, а если и устану, то отделившись от себя самого, где-нибудь отдохну, оставаясь в то же время здесь на ногах. И я убрал кресло.

— И это уберите, — пнул он ногой свое.

— Но ведь это — иное, — сказал я.

— Как?! Вы не можете убрать кресло из Космоцентра?

— Могу, но только вместе с Космоцентром.

— Тогда не надо убирать его. Оставьте, оставьте, пожалуйста. Однако странно... Великолепно даже! Ну, да ладно... Вы видели когда-нибудь Космос?

— Да вы же мне его и показывали.

— А... помню, помню, как же... Ага... Космос — это порядок, упорядочение, украшение, красота. А тот еще не устроен... Да, да, не устроен. И проблема пространства и времени до сих пор не решена. Нравится вам в нашем мире?

— Да как сказать... Странен он и определен.

— Хорошо, хорошо. Договорились. Вот ваш виртуальный мир, он где?

— Нигде.

— И наш Космоцентр — нигде. Мы разговаривали с вами в вашем виртуальном мире, потом пошли. Шли, шли и очутились в нашем Космоцентре. Значит ли это, что Космоцентр находится в вашем виртуальном мире? Если следовать формальной логике, то — да. Но к вашему миру применима только диалектическая логика. То есть: да в смысле нет, или нет в смысле да.

— Да и нет одновременно и в одном и том же отношении, — уточнил я.

— А если я скажу, что ваш виртуальный мир находится в нашем Космоцентре? — с хитрецой спросил он и довольно потер вспотевшие ладони.

— Скажите, — согласился я.

— Так вот, дорогой мой виртуальный человечище! — Меня аж передернуло от этого вздорного и высокопарного обращения. — Ваш виртуальный мир находится внутри нашего Космоцентра. А если точнее, то на том самом месте, где вы стоите.

— Это неочевидно, — сказал я.

— Да очевидно, очевидно! Но нас могут подслушать. Посмотрите, не стоит ли кто за дверью?

Я не сдвинулся с места.

— Что же вы стоите? Посмотрите, посмотрите.

— Чего смотреть? Мы же оба отлично понимаем, что я не могу отсюда выйти... без вашей помощи... или разрешения.

— Так вы что, с самого начала это знали?

— Для меня нет начала и конца. Я просто это знаю.

— И тем не менее согласились. Торговаться будете?

— Зачем?

— Как, зачем? Чтобы я вас выпустил.

— Мне это не нужно.

— А что вам нужно? — обрадовался он.

— Ничего. У меня есть все. Вернее, я и есть все.

— Вот в том-то и дело, дорогой мой! Вы — все, начиная от кварка, глюонного клея и кончая Метагалактикой. И это все теперь взаперти в нашем Космоцентре.

— А-а... Вон вы о чем... Если что надо, сказали бы сразу, а то...

Я развернул одну, другую возможность, третью... все! Мы стояли посреди виртуальной Вселенной возле дома серии MG улучшенной планировки, который продолжал заселяться-выселяться. Бесконечно тянулся он во все стороны, вверх и вниз, вправо и влево. Виртуалы все таскали свои судьбы, ссорились с председателем домового комитета, разгружали жизне-скарб. От летней стужи кое-где пооттаивала первоматерия и теперь липла на ботинки людо-человека Фундаментала. Дроби с дробями в виде дробеющих дробей залепили ему лицо, шевелились под комбинезоном, жали подошвы.

— Что вы делаете?! — закричал он испуганно в каком-то последнем отчаянии.

— Пребываю, — ответил я.

— Выпустите! — хрипел он. — Выпустите! — И бегал в своей полусфере, стукаясь о стены очень уж неупорядоченно.