Теодор Гладков - Ковпак

• Название: Ковпак
• Автор: Теодор Гладков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1974
• ISBN: 70302-002-74

Сидор Артемьевич Ковпак прошел большой жизненный путь. В составе знаменитой 25-й дивизии В. И. Чапаева он участвовал в боях на Восточном фронте в годы гражданской войны. В период Великой Отечественной войны Ковпак командует крупнейшим партизанским соединением, которое с боями прошло свыше 10 тысяч километров в тылу врага.

Авторы — писатель Т. К. Гладков и доктор исторических наук, политрук соединения Ковпака, Л. Е. Кизя — написали волнующую книгу о Сидоре Артемьевиче и его соратниках.

---

По предложению Пономаренко Ковпак и Сабуров тут же подают Верховному свои заявки. Сталин быстро просматривает их. Замечает:

— Почему так мало просите? Составьте заявки полнее, с запасом. Я думаю, что и артиллерию можно перебросить… В общем, давайте развернутую заявку.

Переписывая бумагу, Ковпак подумал, что хорошо бы обеспечить бойцов сапогами, но решил, что это будет уж чересчур, и попросил ботинки. Сталин, взглянув на заявку, слово «ботинки» зачеркнул. Ковпак было сожалеюще крякнул, но Верховный тут же вписал другое слово: «сапоги». Ковпак еще раз крякнул, но на сей раз с удовольствием.

Ворошилов спросил о питании партизан. Предложил помочь.

Ковпак отказался.

— Питания никакого не надо. — И пояснил, что по пути будет уйма фашистских заготовительных пунктов. Они не минуют партизанских рук. Хватит и самим, и населению помочь можно будет.

Три часа длилось совещание. Все прощались очень сердечно…

Не сиделось в Москве Сидору Артемьевичу. Тут и толковать нечего. Он-то знал, где сейчас его место! И рвался туда неудержимо. Спутники Ковпака это видели, понимали, испытывали сами то же нетерпение. Но ждали команды, будучи людьми строго организованными, как и должно.

Накануне назначенного вылета из Москвы задождило. Засевшие в гостинице «Москва» партизаны нервничали. Вот и Сабуров ночью то и дело выглядывал на балкон: не распогодилось ли?

Возвращаясь, без особого энтузиазма говорил:

— Если бог против Гитлера, то завтра улетим.

Сидор Артемьевич, уйдя в свои мысли, был в эти минуты за тысячи верст от Москвы — там, в Старой Гуте. Он и слышал, и не слышал Сабурова. И все же отшучивался:

— С богом договоримся, Сашко.

И впрямь, по выражению Сабурова, «бог действительно оказался антифашистом»: партизаны вылетели в назначенный срок. Но вместо лесного аэродрома в дебрях Брянских лесов очутились… в Тамбове. Оказалось, что истребители сопровождения потеряли тихоходный транспортный самолет, пилот которого к тому же заблудился и сел в Тамбове.

Нежданных, но желанных гостей тепло встретил секретарь обкома. Рассказал о тех испытаниях, которые выпали на трудящихся советского тыла. Он подчеркнул, что всюду — и в заводских цехах, и на колхозных полях — успех дела решают женщины и подростки, заменившие ушедших на фронт мужчин. Люди трудятся самоотверженно, готовы сутками не уходить с рабочих мест, лишь бы дать Красной Армии больше оружия, боеприпасов, обмундирования, продовольствия.

Тепло простившись с тамбовцами, партизаны на машинах выехали к Ельцу — на тот самый аэродром Брянского фронта, куда они совсем недавно прилетели из вражеского тыла.

Только успели они выйти из машин, как совсем рядом, бодро тарахтя двигателем, сел крохотный фанерный самолетик, сугубо миролюбивого вида, которому, однако, как показала жизнь, на войне цены не было, — У-2. Едва остановился винт, из кабины самолетика ловко, как хороший всадник с седла, выпрыгнул высокий, моложавый, очень красивый генерал. Ковпак, сам старый служака, невольно залюбовался его стремительным, упругим шагом, подтянутой фигурой, ладно, с каким-то особым шиком сидящей формой. Генерал, приветливо улыбаясь, подошел к партизанам, лихо бросил ладонь к козырьку чуть сдвинутой набекрень фуражки и представился:

— Рокоссовский…

Первая беседа с уже тогда прославленным полководцем, командующим войсками Брянского фронта, длилась шесть часов. Хозяин был гостеприимен, не забывал и налить в рюмки, и потчевать, в разговоре был и весел, и любознателен. Шутил, сам смеялся над теми историями, которых у каждого партизана всегда вдоволь. Но не забывал главного: вроде бы между прочим выспросил все, что хотелось и нужно было ему, генералу действующей армии, знать о народной армии, воюющей в тылу противостоящих его войскам дивизий врага.

Ковпак эту невинную тактику генерала, конечно, понял и про себя только ухмылялся: уж больно нравился ему этот жизнерадостный, а в то же время, по всему чувствовалось, очень дельный и талантливый человек.

Между тем Константин Константинович, покончив с расспросами, и сам так же непринужденно и серьезно в одно и то же время прочел своим менее искушенным в военном деле коллегам нечто вроде сжатой, но емкой лекции о положении на фронтах.

А положение сложилось к тому времени для Красной Армии еще более угрожающее, чем осенью 1941 года. Советские войска понесли в летних сражениях большие потери. В результате боев в Крыму и под Харьковом обстоятельства изменились в пользу врага. Гитлеровцы захватили Донбасс и Харьковскую область, тем самым полностью оккупировав территорию Украины, вышли в район Сталинграда, Новороссийска, Северного Кавказа.

Героическое сопротивление бойцов и командиров Красной Армии сорвало основной план гитлеровского командования — окружить и уничтожить основные силы Юго-Западного и Южного фронтов, но обстановка продолжает оставаться более чем серьезной. Союзники по антигитлеровской коалиции не открыли в 1942 году второго фронта — это-то и позволило фашистам перебросить без всякого риска на восток все свои резервы и сконцентрировать против Красной Армии свыше 6 миллионов штыков, огромное количество самолетов, танков, орудий, минометов.

Реальную боевую поддержку Красная Армия получает только от действий во вражеском тылу сотен тысяч советских партизан.

Ковпак слушал, не пропуская ни слова, и взял для себя на заметку: о каком бы участке огромного фронта ни говорил Рокоссовский, он неуклонно подчеркивал: коренного перелома в ходе войны предстоит добиться именно на берегах Волги. Не мог тогда, конечно, ни Ковпак, ни хозяин предвидеть, что имя самого Рокоссовского вскоре и навсегда войдет в историю как одного из главных героев гигантской Сталинградской битвы.

…Несколько дней провели партизаны в штабе Брянского фронта, то и дело спрашивали генерала, когда отправят их на Малую землю.

Рокоссовский неизменно отвечал одно и то же:

— Потерпите, товарищи. Наши разведчики уточняют проходы. Мы отвечаем за то, чтобы вы пересекли линию фронта без помех.

Генерал слов на ветер не бросал: когда командиры наконец улетели, их самолет ни разу не попал даже под луч прожектора, не то что обстрел.

И 12 сентября, в первую годовщину создания Путивльского отряда, Ковпак уже стоял на лесном аэродроме в окружении своих партизан…

…Руднев не отпускал его от себя ни на шаг с того мгновения, когда Ковпак очутился в крепких объятиях комиссара. Он умел расспрашивать, этот сердцевед и умница. Так что все, что было в Москве, — вплоть до мельчайших деталей, запоминать которые ковпаковская удивительно цепкая память умела поразительно, — Руднев уже знал не хуже самого Деда.

…А затем… Затем они оба вновь были неразлучны, как и до того. И оба наблюдали, как хлопцы восприняли возвращение Ковпака из Москвы.

Дед молчал, и комиссар молчал, но оба знали: каждый боец понимает, что не зря командира вызывали в Москву, догадывались, что соединению доверено какое-то новое важное задание.

Видели Ковпак с Рудневым: безотказно действует неписаное правило, заведенное в соединении: никто, никогда, никого не спрашивает, куда, зачем, когда и как идут. Таких вопросов ковпаковец не задает. Не положено вести этих разговоров. На то есть командиры и комиссары, чтобы точно знать ответы на эти вопросы и вести людей туда, куда полагается по приказу. Вот и все. Дело бойцов — этот приказ вовремя и точно выполнить. Это по-ковпаковски!

Дед с комиссаром каждодневно наблюдали действие этого правила, ими же превращенного в закон. Он привел в движение все соединение. Оно забурлило, стало готовиться в дорогу, чувствуя на себе пристальные, требовательные, ставшие после Москвы особо внимательными и сосредоточенными глаза Сидора Артемьевича и Руднева. Оба дневали и ночевали в отрядах. Спали урывками. Работы подвалило обоим — не продохнуть. Партизанский аэродром не ведал еще такого клокочущего водоворота, как в эти сентябрьские дни сорок второго. Ночь стала днем: еженощно Москва посылала «дугласы», до отказа груженные всевозможнейшим добром. Они садились на сигнальные огни партизанских маяков и, точно из рога изобилия, высыпали: оружие — пушки и пулеметы, автоматы и винтовки; боеприпасы — мины и гранаты, патроны и снаряды; медикаменты, продовольствие и обмундирование, газеты и листовки. И соль. Вот именно — простую соль. Ибо в лесах она становилась едва ли не самой большой ценностью.

Одним словом, Москва ничего не забыла. Более того, давала больше, чем просили.

Начальник штаба Григорий Базыма (единственный, кроме Ковпака и Руднева, человек в отряде, посвященный в тайну будущего рейда) вспоминал позднее:

«Ковпак лично принимал грузы и вел им учет. В любое время суток Сидор Артемьевич был готов встречать обоз с лесного аэродрома. Ему все казалось, что там, на Большой земле что-то недогрузили или здесь, на аэродроме, наши приемщики просмотрели и у них из-под носа утащили ящик-другой соседние отряды (нужда в боеприпасах была большая).