Полина Поплавская - Вечер в Венеции

• Название: Вечер в Венеции
• Автор: Полина Поплавская
• Издательство: Крылов
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-94371-565-7

Что делать женщине, узнавшей об измене мужа? Немедленно избавляться от тоски и спешить навстречу новой любви! Божене – обладательнице совсем не женской профессии ювелира – приходит счастливая мысль распрощаться с прошлым во время Венецианского карнавала. Но приехав в Венецию, она и не подозревает, какая «ювелирная» тайна встретит ее здесь.

---

– А ты разве не знаешь, почему он покинул Венецию?

– Отец умер рано, а мама никогда не рассказывала мне…

– Думаю, твоя мама не знает. А что, сам Америго никогда не говорил тебе об этом?

– Нет. Точнее – да, он часто рассказывал мне на ночь одну сказку, мою любимую: о таинственном перстне, о золотых дел мастере, который один знал очень важный для какого-то злодея секрет. А однажды он сказал, что когда-нибудь я узнаю его тайну и она принесет мне счастье…

– Да, Америго любил загадки. И поэтому я и сама никогда не узнаю, что в этой истории реально, а что – красивая сказка. Хотя, может, все так и было на самом деле.

Божена вновь почувствовала себя маленькой кудрявой девчушкой, задержавшейся допоздна в бабушкином будуаре.

– Но если ты хочешь, я расскажу тебе то, что знаю сама. – Сабина встала и привычным движением открыла верхний ящик бюро. – Боженочка, пожалуйста, достань отсюда темно-синий альбом. Он должен быть где-то внизу.

Божена заглянула в полутьму ящика и из-под связки старых писем извлекла большой альбом, обшитый какой-то мягкой тканью цвета индиго. Никогда раньше она не видела его.

– А теперь садись рядом со мной.

Божена села в кресло, уже давно перенесенное сюда из дедушкиного кабинета, и приготовилась слушать. Бабушка, дождавшись тишины, заговорила:

– Открой этот альбом. Там, почти в самом конце, есть пражский пейзаж. Да-да, акварель.

Божена принялась листать тяжелые страницы. На каждом листе с одной стороны, аккуратно прикрытые папиросной бумагой, в прорези для фотографий были вставлены пастельные эскизы, карандашные наброски, завершенные акварели.

– Ты ведь, наверное, тоже этого не знаешь? Когда-то давно я очень любила рисовать. Но больше всего на свете я любила краски – охру, марс, сурик, умбру… Самыми любимыми были зеленый ультрамарин и индиго. Я ведь мечтала стать живописцем, и у меня уже кое-что получалось… Видишь этот акварельный этюд? Кажется, он на предпоследней странице. Я писала его, стоя на склоне Петршин и глядя, как Влтава серебряной лентой петляет по Праге. И пока я вдохновенно смешивала краски и касалась кистью картона, за моей спиной остановился твой будущий дед и стал рассказывать мне сказку, очень похожую на ту, что ты любила слушать перед сном.

– Сначала он мешал мне работать, и я сердилась на этого говорливого красавца, сказавшего, что он итальянец. Но потом, очарованная им и его рассказом, согласилась пойти с ним – бедовая голова! – в ближайший погребок и до самого вечера слушала его, слушала, слушала… В тот вечер он подарил мне вот эту печатку со своего мизинца, – бабушка быстро нащупала ее в шкатулке и подала Божене. – Я носила его первый подарок на среднем пальце. И он был мне дороже всех последующих, даже обручального кольца. Потому что эта вещица – словно его автопортрет: Америго делал ее для себя.

А на следующей странице – последнее, что я написала в своей жизни: портрет безумно влюбленного в меня человека, за день до нашей свадьбы.

Больше я никогда не брала в руки ни кисть, ни пастель… Разве что рисуя вместе с сыном, а потом – нянча Николу и тебя. И, я думаю, ты понимаешь почему.

Помнишь, Божена, я спросила однажды тебя и Томаша, почему у вас нет детей? И по твоему молчанию я тогда очень многое поняла… Боже мой, как мы с тобой похожи! Но только твой бывший муж частенько предпочитал отмалчиваться, а мой себе этого не позволял. И я всегда знала, насколько он чадолюбив и как нужен ему, так долго бывшему бездомным, настоящий теплый дом.

– А живопись никогда не была для меня хобби, так же как и замужество: обручившись с Америго, я сделала выбор – в пользу семьи. И никогда об этом не пожалела… Я не обидела тебя ничем? – Бабушка вопросительно коснулась лица Божены, будто взглянула. Но та улыбалась от счастья. Божена и представить себе не могла, что бабушка – обычно немного закрытая, сдержанная в эмоциях, – так понимает ее.

И словно нащупав на лице внучки улыбку, Сабина продолжила:

– Но я отвлеклась… Вот что рассказал мне высокий незнакомец на горе Петршин. Никогда после он не говорил мне ни о чем подобном, а я не спрашивала. Но оба мы знали, что я ничего не забыла, и тот рассказ не был просто сказкой.

Жил в лагунном городе человек, которого все знали. Звали его так же, как и его далекого предка, тоже преуспевшего в золотых дел мастерстве, – Америго Америги. Он был весьма искусен в своем художестве и имел собственную мастерскую.

До своего двадцатипятилетнего возраста он успел сделать много красивых вещиц, и о нем говорили – а в Венеции зря говорить не станут, – что его изделия столь божественны, как только можно вообразить.

К тридцати годам у него уже была слава первейшего и превосходнейшего золотых дел мастера в Венеции.

Однажды он взялся выполнить сложный заказ: мужской перстень с лилией из красивейших алмазов.

Но это был не простой перстень. Прекрасная лилия скрывала под собой тайник: один из нежных лепестков сдвигался, а под ним перстень был полый. Зачем это нужно, Америго не знал, да и не имел привычки докучать своим заказчикам излишними расспросами.

Америго сделал работу, а впоследствии человек, заказавший ему перстень, был обвинен в убийстве одной знатной дамы: она была отравлена. Ювелир оказался втянутым в расследование дела, и квестура в любой момент могла объявить его соучастником.

Имея повсюду друзей, Америго заранее был осведомлен о том, что случилось и что по венецианским законам ему может грозить, если суд признает его вину. Дело уже клонили к тому, что Америго будто знал, для чего в этом злосчастном перстне предусматривается тайник.

Америго успел продать свой дом одному из друзей, надеясь когда-нибудь выкупить его назад. Веря в магическую силу камней, он предварительно спрятал в нем клад – коллекцию из наиболее ценных камней, веря в то, что это поможет ему вернуть дом назад. Но не зная, какого цвета бывает страх, он не внял ничьим советам и не согласился тайно покинуть Венецию, чтобы переждать, пока все уляжется.

И дождался того, что у него в мастерской нашли пропавший после убийства перстень, видимо подброшенный туда самим следователем, а в перстне был найден яд, которым и была отравлена жертва.

И уже на следующий день громким, как из бочки, голосом, запомнившимся Америго на всю жизнь, председатель городского совета огласил ужаснейший приговор, какой Америго едва ли мог себе представить: лишение свободы и продажа с молотка его мастерской со всем содержимым в пользу одного из монастырей.

Что могло быть страшней для мастера, чем лишиться мастерской, своего инструмента и запасов превосходных камней и металлов?

И когда совет ушел обедать, Америго, видя, что никто из челяди совета за ним не смотрит, сбежал из дворца.

Он направился в ближайшую церковь и, увидев там какого-то монаха, с которым даже не был знаком, именем Божьим попросил спасти его. Добрый брат отвел его в свою монастырскую келью, а когда стемнело, показал ему потайной выход из монастыря, довел до хранимой им гондолы и лишь сказал на прощание: «Сила Божья тебе да поможет».

С этого и начались скитания Америго. Покинув город со стороны Торчелло, он, идя по ночам, а днем скрываясь в зарослях тростника, добрался до Пьяве. Знакомый таможенник в Сан-Доне, у которого Америго и хранил деньги за проданный дом, помог ему с документами. Переждав несколько дней, мой будущий муж простился с Италией навсегда и пустился под чужим именем путешествовать по Европе.

К тому времени, как он увидел меня на дорожке Петршин, он уже несколько лет прожил в Праге, которая пришлась ему по сердцу: и гербом, на котором, подобно венецианскому, красовался венценосный лев, и своей испещренной каналами частью – той, которую мы называем Пражской Венецией. Там он и обосновался и даже умудрился вскоре открыть собственную мастерскую: Америго успешно работал в Праге, поначалу даже не зная языка, но ему все удавалось, потому что руки у него и без языка говорили, кто он такой.

…Но это, пожалуй, получилась не сказка. Сам Америго лучше рассказывал.

Устав от своего рассказа, бабушка поднялась и попросила Божену проводить ее в спальню. Там ее встретила горничная, и они простились до утра.

Божена, чувствуя, что после того, что она услышала, долго не сможет заснуть, решила прогуляться по саду.

Но в передней ее остановил телефонный звонок. Трубку, видимо, было некому снять – все Фиалки спали, и Божена, уже одетая, прошла в гостиную и подошла к надрывающемуся телефону.

– Это дом Америго? Мне нужна Божена! – услышала она незнакомый мужской голос.

– Да, это я.

– Божена. Здравствуй. Это Карл. Карл Ледвинов. Я звоню из Венеции. Пожалуйста, возвращайся домой.

Глава 8

Карлу было смешно, больно и страшно. Не думая больше о конспирации, он передвигался по квартире на четвереньках, зажигая повсюду свет.