Марго Арнольд - Падший ангел

• Название: Падший ангел
• Автор: Марго Арнольд
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-85585-440-Х

В лондонских салонах, где собирается цвет общества, царит прекрасная Элизабет. Ее расположения ищут многие блестящие мужчины.

В ее жизни было много увлечений, было богатство, были разочарования, но Элизабет верит в великую любовь. И мир вокруг меняется, когда Элизабет встречает ее…

---

– Любовь и гордость – плохие попутчики, – сурово возразила она, – и от своей гордости вы пострадаете больше, чем от любви.

– Ничего-то ты не понимаешь, Марта, – произнесла я устало, – а потому давай-ка закроем эту тему.

И все же, думается мне, она меня отлично понимала.

Я обманула Дэвида, сказав ему, что уезжаю в субботу. В действительности я собралась покинуть город на день раньше. Я страшно боялась момента прощания, а потому решила бежать тайком. Я направила Джереми секретное послание с просьбой прислать за мной карету. Вместе с экипажем от него прибыла записка, в которой говорилось, что по прибытии я должна ехать прямиком к нему, поскольку у него для меня есть важные новости.

В нашу последнюю ночь – ночь невыразимой печали – я всецело отдалась порыву необузданной страсти, едва Дэвид попал в мои объятия. И когда он уснул, утомленный моими исступленными ласками, я продолжала изо всех сил прижимать моего любимого к себе, стараясь запечатлеть в памяти каждую его черточку. Я мечтала умереть, как вакханка после оргии, однако знала, что столь легкий уход из жизни не для меня. Страдания казались невыносимыми, но мне тогда было невдомек, что это только начало настоящих мук.

Наступил день, и Дэвиду было пора возвращаться на батарею. Я, как всегда, нежно попрощалась с ним, но, произнося свое обычное «прощай», не позволила себе пролить ни единой слезинки. Он уехал, а я села за прощальное письмо, чтобы излить всю свою любовь к нему, всю печаль. Я клялась в вечной любви и напоминала ему о его обете. Во мне теплилась надежда, что когда он оправится от первого удара в связи с моим отъездом, то поймет: так лучше для нас обоих. Выводя строки прощального послания, я всей своей израненной душой чувствовала, какое горе меня постигло.

В то время как я писала, Марта с угрюмым видом укладывала вещи. Она не одобряла моего поступка, причем и не думала скрывать этого, но что мне было за дело! Ведь именно мое, а не ее сердце сейчас разрывалось на части. Наконец все дела были завершены, и я в последний раз затворила дверь – за своей жизнью, за своим счастьем – и села в карету. Сквозь тронутые осенним багрянцем перелески Суссекса она повезла меня к теням и призракам, которые поджидали меня в Лондоне. Я проплакала всю дорогу.

14

Все еще рыдая, я явилась к Джереми, который, как всегда, хорошо подготовился к встрече, приготовив для меня кипу носовых платков и грубоватые утешения. Однако он не смог вытянуть из меня ничего, кроме всхлипываний, а Марта, уподобившись ледяному обелиску, продолжала молчаливо выражать недовольство всем происходящим. Поэтому ему не оставалось ничего иного, как уложить меня в постель, заставив перед этим выпить полный бокал бренди, а самому набраться терпения в ожидании лучших времен. После всех треволнений бренди сразу же подействовал на меня, и я уснула глубоким сном. Мне снилось, что все тревоги позади и я вновь нахожусь в нежных объятиях моего Дэвида.

Следующий день вернул меня к действительности, и первым, кого я увидела, был Джереми. Мягко ступая, он вошел ко мне, едва Марта доложила ему о моем пробуждении. При виде его на моих глазах тут же выступили слезы, но он твердо остановил меня:

– Нет, Элизабет, у тебя нет времени на скорбь.

И затем, присев ко мне на краешек постели, стал рассказывать:

– Уже целую неделю Спейхауз не слезает с меня, требуя раскрыть твое местонахождение. Кажется, он в очередной раз принял новое решение. Его жена совсем недавно вернулась к себе на север, вот он и решил, что теперь ему нечего опасаться, а потому желает, чтобы ты отправилась в его дом на Гросвенор-сквер. Он уж совсем было собрался в экспедицию за город на твои поиски, но мне удалось отговорить его, сказав, что сейчас для этого неподходящий момент, так как ты переживаешь утрату близкого человека. Мне такое объяснение показалось весьма удачным, поскольку в ближайшем будущем оно поможет снять вопросы о причинах твоего дурного настроения. Приготовься при встрече услышать от него соболезнования – он ведь, как тебе известно, человек неплохой. Чем скорее ты поедешь к нему, тем лучше. Короче говоря, не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Пойми, Элизабет, Прескотт уже в прошлом, а у тебя только один путь – вперед.

Мне с трудом удалось сдержать себя.

– Ты на удивление жесток, – сказала я ему, стараясь, чтобы голос мой звучал ровно. – Должно быть, легче живется, когда у тебя совсем нет сердца. Ты дергаешь за ниточки, и марионетки танцуют – вот твой идеал счастья, не так ли? Какое тебе дело до их чувств, когда речь идет о точном выполнении твоих блестящих планов? Если бы я столь глубоко не презирала тебя, то наверняка позавидовала бы твоему олимпийскому спокойствию.

Внезапно он проказливо ухмыльнулся.

– Ты права, Элизабет. Давай, нападай на меня, поддай мне жару. У меня шкура толстая – все снесет. Только не делай того же со Спейхаузом, а то он, не ровен час, рассыплется в прах от испуга. Так что, в самом деле, прибереги-ка лучше свои проклятия для меня.

– Если бы я не боялась, что это будет иметь неблагоприятные последствия для Дэвида, – сказала я, кипя от злости, – то расстроила бы сделку только ради того, чтобы посмотреть, как ты будешь выпутываться из положения. Но пусть не болит об этом твоя злокозненная голова – я пойду куда надо. И уверяю тебя, Спейхауз получит от меня такие нежности, что больше моего обрадуется, когда истекут оговоренные три месяца. Заруби это себе на носу.

Джереми вновь обрел свою обычную холодноватую манеру, голос его звучал спокойно.

– Дело твое, Элизабет. Меня мало волнует, почему ты собралась вымещать злобу на человеке лишь за то, что он любит тебя.

– Любит! вновь взорвалась я. – Да что этот Спейхауз знает о любви?

– Лишь то, чему научила его ты, – грустно ответил Джереми. – Бедняга… Взяв его в оборот, ты открыла ему глаза, показала мир, в существование которого он не верил. И ты не можешь винить его за то, что он до сих пор ожидает от тебя рая, пусть ты в одночасье и превратилась из ангела в дьявола. Хоть я и люблю тебя, Элизабет, а все же не могу забыть, что каждый шаг в этом деле сделан по твоему настоянию, а потому, если я и могу сочувствовать кому-то, то в данном случае мои симпатии на стороне Спейхауза.

Его слова несколько отрезвили меня, хотя и не облегчили терзавшую меня боль.

– Если я отправлюсь к нему на Гросвенор-сквер, то как быть с договоренностью насчет моего дома?

– Я продлил договор о его аренде еще на три месяца, – оживился Джереми. – За это время расходы на дом вполне окупятся, а потому нет никаких причин для беспокойства. К тому же Спейхауз готов взять на себя расходы по содержанию Марты как твоей служанки, а также держать для тебя личный экипаж. Когда я могу сообщить ему о твоем приезде?

– Я и сама могу поехать к нему, – ответила я ледяным тоном. – Можешь не беспокоиться, я не задержусь под крышей этого дома ни на секунду дольше, чем требуют дела.

Я медленно оделась и пошла к карете, где по-прежнему лежали тюки с моими вещами. Мое прощание с Джереми не обошлось без пары резкостей. В скверном настроении я проследовала к дому номер 12 на Гросвенор-сквер. Дверь открыл слуга, которому я властно приказала проводить меня к хозяину. Однако, услышав мой голос от парадного, Эдгар выскочил из кабинета и сам сбежал вниз встретить меня. На его бледных щеках выступил румянец волнения, а в словах приветствия было так много счастья и заботы, что лед неприступности, которую я напустила на себя, не мог не оттаять. А из его выцветших глаз едва не лились слезы сочувствия. Он провел меня в гостиную так бережно, словно я была инвалидом, едва оправившимся от долгой и опасной болезни. Усадив меня, Спейхауз буквально рухнул передо мной на колени и, нежно взяв за руку, принялся изливать соболезнования по поводу постигшей меня трагической утраты. Почувствовав смущение, я от души пожалела, что своевременно не спросила у Джереми, какую именно «невосполнимую утрату» он для меня придумал.

Бедный Эдгар с неподдельной искренностью бормотал о том, как рад меня видеть, но не осмелится нарушить мое уединение, пока я не оправлюсь от горя. Глядя на его лошадиное аристократическое лицо, я поняла, насколько нелепо было бы отыгрываться на нем за собственные сердечные муки. Это было бы хуже, чем пнуть бездомную собаку.

Я сидела горестная и подавленная. Бог знает, зачем мне это было нужно. Наверное, чтобы укрепить его в уверенности, что меня постигло огромное несчастье. Он, запинаясь, говорил еще что-то, потом его бормотание прекратилось. Тронутая душевной простотой этого человека, взглядом его близоруких глаз, светившихся подлинным сочувствием, я мягко проворковала, что если он даст мне несколько дней, чтобы собраться с силами после всех пережитых мною горестей, то я постараюсь забыть о собственной беде и подарить счастье ему.

Эдгар еще раз нежно поцеловал мне руку.