Марго Арнольд - Падший ангел

• Название: Падший ангел
• Автор: Марго Арнольд
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-85585-440-Х

В лондонских салонах, где собирается цвет общества, царит прекрасная Элизабет. Ее расположения ищут многие блестящие мужчины.

В ее жизни было много увлечений, было богатство, были разочарования, но Элизабет верит в великую любовь. И мир вокруг меняется, когда Элизабет встречает ее…

---

Лично для меня первый год нового столетия начался с небольших ударов судьбы, а закончился сокрушительными. Джереми одолела подагра, а Белль после крайне неудачной связи с лихим кавалерийским офицером заболела сифилисом. Один из сыновей Марты был ранен во время кораблекрушения. Сначала Марта ужасно переживала, но рана, к счастью, оказалась несерьезной.

Затем Генри разругался в пух и прах со своим начальством в военном министерстве. У них уже давно существовали трения, поскольку Генри упорно сидел на своем коньке – создать плацдарм английской армии на континенте, чтобы наши союзники не оказывались все время в одиночестве. После того, как Бонапарт всыпал австриякам под Маренго,[17] Генри стал буквально одержим этой идеей и настаивал на немедленном осуществлении своего плана, угрожая в противном случае уйти в отставку. Его требования были встречены с насмешкой, и он действительно подал рапорт об отставке. Хотя Генри давно подумывал о том, чтобы оставить службу и переселиться в Маунт-Менон, случившееся стало болезненным ударом по его самолюбию.

Заперев лондонский дом, мы произвели организованное отступление в Суссекс, однако Генри стал чахнуть и все больше отдаляться от окружающего мира. Теперь он вовсе не претендовал на физическую близость со мною и часто лежал рядом так неподвижно, что я была вынуждена дотрагиваться до него, желая убедиться, что он еще жив.

Отчасти его истерическое стремление ослабить нажим на наших австрийских союзников объяснялось личными страхами. В силу того, что Генри пользовался репутацией выдающегося стратега, его сын был прикомандирован к австрийской армии в качестве военного консультанта. Генри боялся именно за него.

Вскоре нам пришлось убедиться в том, что опасения его были не напрасны. Это случилось перед самым Рождеством. Я встала поздно и только собиралась позавтракать, как в комнату вбежала Марта. Лицо ее было белым как полотно.

– Скорее… Пойдемте к сэру Генри, у него удар.

Я поспешила вслед за ней в библиотеку. Генри лежал, вытянувшись на полу. Его обычно бледное лицо было теперь багровым, дышал он шумно и с большим трудом. Встав рядом с ним на колени, я развязала ему галстук и расстегнула сюртук, а затем велела перепуганному мальчишке-посыльному с почты, беспомощно стоявшему рядом, немедленно бежать за доктором. В левой руке Генри была зажата бумага, с виду похожая на официальный документ. С трудом разжав его стиснутые пальцы и разгладив лист, я стала читать. Это было официальное сообщение, подобное тому, в котором говорилось о взятии Серингапатама и гибели Крэна. На сей раз речь шла о сокрушительном поражении, нанесенном австрийцам французским генералом Моро 3 декабря под Гогенлинденом. В конце документа была сделана приписка: «С глубочайшим сожалением вынуждены сообщить о смерти капитана Джона Рашдена, прикомандированного к австрийской имперской армии, наступившей от ран, полученных во время указанного сражения».

Глядя на искаженное лицо Генри, я жалела его всем сердцем. И снова я проклинала Наполеона. Мне не было дела до того, что он сокрушил австрияков. Я не могла простить ему того, что он сокрушил Генри, и думала, настанет ли когда-нибудь конец этой бессмысленной бойне.

Пришел врач. Генри пустили кровь и осторожно перенесли в постель. Сидя у его изголовья и прислушиваясь к свистящему дыханию, я думала о том, милосердно ли мы поступили по отношению к нему, будет ли он благодарен нам за то, что мы вернули его из царства теней, где собрались все те, кого он когда-то любил? Но людьми руководят безжалостные правила, объединяющие нас в борьбе с общим врагом – смертью. Мы не могли позволить ему умереть только потому, что ему этого хотелось, и в итоге, не отходя от Генри ни на минуту, мы с Мартой вернули его к жизни.

К Новому году он немного пришел в себя, но дух его был уже полностью сломлен. К середине января Генри поправился настолько, что даже мог ходить, но он угасал прямо на наших глазах, съеживаясь, как осенний лист под ударами заморозков.

Однажды он робко вошел в мою комнату, держа в руках обтянутую кожей шкатулку. Аккуратно поставив ее на стол, он тяжело опустился в кресло.

– Дорогая моя, – слабым голосом произнес Генри, – видимо, у меня осталось немного времени, поэтому я решил принести тебе это, пока я еще в состоянии. Я хочу, чтобы все это осталось у тебя.

Я открыла шкатулку. Она была полна драгоценностей. В большинстве это были старомодные наборы украшений, хотя и очень красивые – драгоценности его жены. Я была глубоко растрогана.

– Я берег их для жены Джона, но теперь… – тоскливо сказал он, и вдруг его голос окреп и наполнился гневом. – Почему Джон? Почему именно он, Элизабет? Почему на его месте не мог оказаться я? Я был бы рад, просто счастлив уйти, умереть, если бы только это сохранило Джона!

И Генри затрясся в жалких, беспомощных стариковских рыданиях. Это был плач, который разносился во все концы Времени, плач, которому суждено остаться без ответа. Я сидела молча. Я хотела утешить его, но сердце мое понимало, что утешения нет.

Вскоре после этого Генри окончательно слег. Огонек его жизни мерцал все слабее, и 2 апреля 1801 года, когда Нельсон справлял победу в сражении под Копенгагеном, наконец потух навсегда.

Я не оплакивала Генри. Наоборот, я была рада, что его бедная измученная душа все же обретет наконец покой, а возможно, даже и счастье. И все же печаль переполняла мое сердце. Никогда уже Маунт-Менон не увидит, как Джон Рашден приведет сюда юную невесту, и новое поколение Рашденов не вырастет среди красоты и покоя этих мест. Мне было больно смириться с этой безумной и бессмысленной потерей.

11

Хозяином Маунт-Менона стал брат сэра Генри. Он жизнерадостно намекнул, что, если я продолжу выполнять свои «обязанности», он будет приветствовать это всем сердцем. Но я уже устала от старой плоти, устала от отчаяния и печали, что клубились над моей головой на протяжении последних двух лет. Поэтому, когда в мае снова набухли бутоны, а примулы и первоцветы осыпали поля золотом, я простилась с Маунт-Меноном.

Марта уехала со мной, несмотря на мое предупреждение, что, если дела пойдут неважно, мне придется отпустить ее. В ответ на это она лишь одарила меня одной из своих загадочных улыбок и согласно кивнула головой. Да и я в глубине души знала, что теперь мы уже никогда не расстанемся. Я арендовала у Белль небольшой домик и поселилась там наедине с неприятной перспективой – мне вновь предстояло продать единственный имевшийся у меня товар.

Помимо драгоценностей, сэр Генри отписал мне в своем завещании еще две тысячи фунтов. Мне казалось, что это было гораздо больше, чем я заслужила, а с учетом приобретенных мною знаний платить, возможно, должен был не он, а я. Я оставила себе самые лучшие драгоценности, а остальные продала, получив на этом еще полторы тысячи. Мой капитал теперь составлял около семи тысяч фунтов стерлингов, и все же до той цели, которую наметил мне Джереми, предстояло еще идти и идти, а я уже была далеко не девочкой. Мне исполнилось двадцать три, и за последние два года я забыла, что такое смех.

Джереми решил, что для меня наступило самое подходящее время купить собственный дом. Это означало хорошее вложение капитала на будущее, но и значительное его уменьшение в настоящем. Он начал переговоры о приобретении одного из домов, строившихся на Уорик-террас, совсем рядом с Эдвер-роуд. Я тем временем показывалась на балах и приемах и не без удовольствия заметила, что о Прекрасной Элизабет еще не совсем забыли. Однако в воздухе витала усталость, как будто люди были измучены бесконечными и непосильными требованиями, которые предъявляла война. Возможно, эта усталость существовала только во мне, поскольку, глядя на отметины, оставленные временем на внешности Белль, я словно в зеркале видела саму себя через несколько лет, и мысли эти не приносили утешения.

Однажды, придя домой, я обнаружила, что меня ожидает Джереми – взволнованный и неуверенный. Оба эти качества были настолько несвойственны ему, что я воскликнула:

– Боже мой, что случилось! Ты выглядишь так, словно тебя бросил твой последний мальчик!

Даже не улыбнувшись, Джереми стал бегать на своих тоненьких ножках взад-вперед по комнате, будто за ним гонялась стая чертей.

– Элизабет, только что я получил самое неожиданное в моей практике предложение. Оно мне не нравится, я его не понимаю, но я счел своим долгом рассказать тебе о нем.

– В таком случае прекрати прыгать по комнате, как старая скаковая лошадь, сядь и выпей со мной немного вина.

Кое-как он уселся и начал рассказывать:

– Предложение поступило от капитана Джона Чартериса из третьего гусарского полка. Он предлагает две тысячи фунтов аванса, шесть фунтов еженедельно в течение года, оплату всех твоих счетов и должность домохозяйки в его лондонском особняке.

Чартерис? Я пыталась вспомнить, кто же это такой.