Кингсли Эмис - Лесовик

• Название: Лесовик
• Автор: Кингсли Эмис
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-352-00358-2

Кингсли Эмис (1922–1995) – знаменитый английский писатель, отец не менее знаменитого Мартина Эмиса. «Лесовик», экранизированный на Би-би-си в 1990 г., – общепризнанно считается самым увлекательным его романом. Главный герой – хозяин трактира, не дурак выпить и не чуждый прочих жизненных радостей, которому начинают мерещиться призраки. Впрочем, мерещиться ли? И так ли уж мертв злобный доктор Андерхилл, по легенде вызывавший Лесовика в XVII в., дабы творить несусветные бесчинства?

---

– Такое впечатление, что все кому не лень свободно разгуливают по гостинице. Я хочу сказать, разгуливают здесь, наверху, где им вообще нечего делать, когда в банкетном зале не проводится никаких мероприятий. Полчаса назад какой-то гусь вышагивал взад-вперед по нашему коридору, будто по собственной квартире. Я уже вскочил и собрался посмотреть, какого дьявола он тут топчется, но этот тип уже убрался. И это уже не первый случай за неделю. Морис, неужели нельзя что-нибудь сделать? Повесь какую-нибудь табличку, что ли.

– Но у входа в коридор уже висит…

– Нет, я имею в виду – повесь внизу у лестницы, чтобы вообще не лезли сюда, наверх. Превратили гостиницу в сумасшедший дом. Ты сам разве не замечал ничего, Морис? Наверное, замечал.

– Да, помню пару случаев, – сказал я равнодушно, думая о Диане и наблюдая за ней краем глаза. – Кстати, раз уж ты заговорил об этом, какая-то женщина болталась тут у нас на этаже около лестницы часа четыре назад. – Мне только теперь пришло в голову, что после нашей встречи я больше не видел женщину ни в баре, ни в обеденном зале, ни где-нибудь еще. Она нашла, вероятно, то, что искала – женский туалет, – на первом этаже и затем ушла, когда я замещал Фреда за стойкой. Очевидно, так все и было. Краем глаза я увидел, что Диана положила ложку и принялась пристально изучать мое лицо. Меня не прельщала перспектива снова выслушивать ее вопросы, продиктованные размеренным слогом: это почему я такой, да из-за чего я вдруг стал каким-то другим, да понимаю ли я, что я теперь какой-то не такой. Я встал, сказал, что мне надо заглянуть к Эми и пожелать ей спокойной ночи. Направившись в ее комнату, я нажал по ходу дела на звонок, чтобы Магдалена поднялась к нам наверх.

Выражение лица и поза Эми изменились лишь в том смысле, что в прошлый раз она сидела на краю кровати, а в данный момент – в самой кровати. На экране телевизора молодая женщина обвиняла в чем-то пожилую женщину, которая всю передачу сидела к ней спиной, и дело не в отсутствии такта и воспитания – просто нужно, чтобы зрители постоянно видели ее лицо наряду с лицом ее обвинительницы. Я смотрел на экран несколько секунд в надежде дождаться того момента, когда они, закончив разговор, повернутся друг к другу. Мне в голову пришла странная мысль: как изменились бы отношения между людьми, если бы установился такой обычай – приступая к разговору, вы и ваш собеседник всегда разворачиваетесь и смотрите в одну и ту же сторону.

Затем я подошел ближе к Эми:

– Когда кончается эта передача?

– Уже почти кончилась.

– Смотри, сразу потом выключай телевизор. Ты почистила зубы?

– Да.

– Умница. Ты не забыла, завтра утром мы едем в Болдок.

– Я помню.

– Тогда спокойной ночи.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку. И в ту самую секунду из столовой донеслись, быстро сменяя друг друга, звуки: то ли негодующий, то ли болезненный выкрик моего отца, неразборчивые торопливые слова Джека, глухой звук – будто что-то ударилось о мебель, громкие голоса. Я велел Эми оставаться в кровати и вернулся бегом в столовую.

Когда я открыл дверь, мимо меня проскочил Виктор, его хвост стоял трубой, а шерсть поднялась дыбом. Прямо напротив входа Джек с помощью Джойс тащили моего отца под руки к ближайшему креслу. Около обеденного стол, там, где отец сидел до этого, лежал опрокинутый стул, на полу валялось что-то из посуды и столового серебра. Растеклось немного спиртного. Диана, наблюдавшая за действиями остальных, повернулась ко мне с испугом в глазах.

– Он вдруг посмотрел пристально в угол, потом встал, что-то выкрикнул, а потом ноги у него будто подкосились, он ударился об стол, а Джек подхватил его, – тараторила он, забыв на этот раз о размеренной дикции.

Я прошел мимо нее.

– Что с ним?

Джек опускал тело отца в кресло. Уложив его, он сказал:

– Кровоизлияние в мозг, судя по всему.

– Он умрет?

– Вполне возможно.

– Скоро?

– Не знаю.

– Что-нибудь можно сделать?

– Если он действительно умирает, я здесь бессилен.

Я посмотрел на Джека, он на меня. На его лице ничего не было написано. Он держал руку на пульсе отца. Мне казалось, что все мое тело, весь я состою из лица и груди, а ниже живота уже ничего нет. Я встал на колени перед креслом и услышал тяжелое, хриплое дыхание. Глаза отца были открыты, неподвижные зрачки скошены влево. Никакой реакции. В остальном выглядел он вполне нормально – будто просто присел отдохнуть.

– Отец, – позвал я, и мне показалось, что он слегка пошевелился. Но я не знал, что еще сказать. Я задавал себе вопрос: что происходит в его мозгу, что он думает, какая картина стоит в его воображении, – возможно, нечто не имеющее отношения к трагедии, нечто приятное – поля и солнце. Или что-то неприятное, что-то уродливое, что-то загоняющее тебя в угол. Я представил себе отчаянное, затянувшееся усилие понять, что же происходит, и огорчение, настолько огромное, что перед ним меркнет сама боль, потому что недостает спасительного свойства боли отключать сознание, отключать ощущения, чувство собственного «я», чувство времени – все, кроме себя самой. Эта мысль привела меня в ужас, но она также подсказала мне – четко и неоспоримо, какие именно слова мне следует сказать теперь.

Я наклонился ниже:

– Отец! Это я, Морис. Ты слышишь меня? Ты понимаешь, где находишься? Отец, это я, Морис. Скажи, что происходит вокруг тебя в данный момент? Ты видишь что-нибудь? Опиши, что ты чувствуешь? О чем ты думаешь?

За моей спиной Джек заметил холодно:

– Он не слышит тебя.

– Отец, ты слышишь меня? Кивни головой, если да.

Медленным механическим голосом, словно граммофонная пластинка, которую проигрывают на слишком маленькой скорости, отец проговорил:

– Морис…

Затем, менее отчетливо, он произнес несколько слов, которые, похоже, были «кто» и «там напротив».

Затем он умер.

Я встал и отвернулся. Диана посмотрела на меня, в ее глазах уже не было прежнего страха. Прежде чем она успела что-то сказать, я прошел мимо и остановился рядом с Джойс, которая, опустив голову, смотрела на сервировочный столик. На нем стоял поднос с пятью приготовленными блюдами и несколькими салатницами.

– Я не могла сообразить, что надо делать, – сказала Джойс, – поэтому и попросила Магдалену, пусть пока все остается здесь. Он умер?

– Да.

Она сразу разрыдалась. Мы обнялись.

– Ему было уже много лет, и все случилось очень быстро, так что он не мучился.

– Мы не знаем, мучился он или нет, – сказал я.

– Он был таким приятным стариком. Просто не верится, что его больше нет в живых.

– Надо пойти и сказать Эми.

– Хочешь, я пойду вместе с тобой?

– Нет, лучше я сам.

Телевизор был включен, Эми сидела в кровати, но поза изменилась.

– Дедушке стало плохо, – сказал я.

– Он умер?

– Да, но все случилось в одно мгновение, и ему не было больно. Он даже не понял, что с ним происходит. Ты сама знаешь, он был очень старый, этого следовало ожидать в любую минуту. Так всегда бывает с очень старыми людьми.

– А я собиралась поговорить с ним, мне очень многое надо было ему сказать.

– Поговорить с ним?

– О разных вещах. – Эми встала, подошла и положила руки мне на плечи. – Жалко, что твой папа умер.

Я заплакал после этих слов. Я сел на кровать и сидел несколько минут, а Эми держала мою руку и гладила меня по голове. Когда я перестал плакать, она отослала меня, сказав, что не надо волноваться за нее, с ней все в порядке и она прощается со мной до завтра.

В столовой обе женщины сидели на подоконнике, Диана обнимала Джойс за плечи. У Джойс голова была опущена, белокурые волосы упали на лицо. Джек подал мне высокий стакан, до половины наполненный виски, слегка разбавленным водой. Я выпил его разом.

– Как Эми? – спросил Джек. – Ладно, загляну к ней через минуту. Теперь надо будет перенести твоего отца в спальню. Ты поможешь мне или, может, позвать кого-нибудь снизу?

– Я сам. Перенесем его вместе с тобой.

– Тогда поехали.

Джек взял моего отца под мышки, а я – за ноги. Диана пошла вперед открыть для нас дверь. Прижимая голову отца к своей груди, Джек следил, чтобы она не слишком моталась из стороны в сторону. Он продолжал говорить на ходу:

– Уложим его в кровать, и, если не возражаешь, я скажу Палмеру, пусть поднимется сюда и просто побудет рядом с ним. Сегодня мы больше ничего не сможем сделать. А завтра утром первым делом я вызову нашу фельдшерицу, чтобы подготовить его к похоронам. Я тоже подъеду со свидетельством о смерти. Кому-то нужно будет отвезти свидетельство в Болдок и там зарегистрировать, а также договориться в похоронном бюро. Ты сможешь съездить?

– Смогу. – (Мы уже находились в спальне.) – Что ты ищешь?

– Одеяло.

– Вон там, в нижнем ящике.

Мы накрыли отца одеялом и вышли из спальни. С остальными делами вскоре было покончено. Все поели немного, Джек больше других. Дэвид Палмер появился, выслушал нас, высказал свои соболезнования и ушел. Я позвонил своему двадцатичетырехлетнему сыну Нику, ассистенту на кафедре французской литературы в одном из университетов Средней Англии. Он сказал, что попросит кого-нибудь присмотреть за Джозефиной, моей двухлетней внучкой, а он завтра утром возьмет машину и они с женой, Люси, будут у нас где-то после обеда. С ужасом я обнаружил, что больше некому сообщить о смерти отца: его брат и сестра умерли, не оставив после себя никого, и у меня тоже не было других родственников. К половине двенадцатого, чуть ли не за час до того, как посетители, не проживающие в гостинице, обычно разъезжаются по домам, известие о смерти отца разлетелось по дому, и бар опустел. Наконец и Джек с Дианой простились со мной и Джойс у дверей нашей жилой половины.