Валентин Маслюков - Погоня

• Название: Погоня
• Автор: Валентин Маслюков
• Жанр: Фэнтези

Война, жестокая, пробудившая невиданной силы магию, опустошила страну. Давление противоречий становится невыносимым и пробуждает тектонические силы. Страна потрясена явлением блуждающих дворцов. Толпы народа приходят в движение в погоне за смертоносными миражами. В горах пробуждается давно заснувший змей. И в этом общем кипении так мало места для личных счетов и личных надежд…

---

— Чтобы вы знали, чтобы Юлий знал. Мне это важно, потому что мы должны быть вместе и ни в коем случае не друг против друга. Иначе зачем тогда всё? Это хотенчик, — бессвязно продолжала она, но слушатели, то есть Обрюта, как слушатель, и Юлий, как очевидец, иначе не скажешь, не ожидали от нее особой последовательности поступков и красоты слога. — Это хотенчик, — повторила она. — Он помог мне разыскать Юлия.

— Дальше, — мотнул головой Обрюта, отметая пустословие.

А Юлий зачарованно потянулся рукой, чтобы тронуть столь памятный ему предмет. В эту протянутую руку она и вложила свою надежду.

— Волшебная палочка, хотенчик. Она меня сюда привела. Увидим, куда хотенчик поведет Юлия, и тогда судите.

— Полагаю, что к вам, сударыня! — невольно поменяв сударя на сударыню, отступил Обрюта. Но сумрачное выражение лица вполне уравновешивало скромную уступку.

Юлий стиснул хотенчик. И первый раз, кажется, посмотрел на пигалика с настоящим желанием понять и постичь.

— Это я знаю, — сказал он. — Это волшебная палочка-водительница Золотинки. Но не та, что сейчас у нее в руках. Другая. Прежнюю она потеряла еще в горах. Откуда это у тебя?

— Не важно, не важно! — возразила Золотинка, словно Юлий мог ее понимать. — Это другой хотенчик. Я могу их и десять запустить, хотя надо расплачиваться. За каждое волшебство надо расплачиваться. Но не важно. Пусти его.

Юлий и без пигалика знал, что нужно пустить хотенчика. Угадывая значение опыта, он тревожно посмотрел на рогульку.

— По правде говоря, сударыня, — осторожно заметил Обрюта, — если уж выбирать из двух, я предпочитаю вас. Хотя ту, еще и не видел. Я вообще люблю малышей.

— О! — засмеялась Золотинка в лихорадке. — Хотенчика не проведешь красным платьем с галунами. Он выбирает душу.

Непонятно почему скривившись — как от горькой пилюли, — Юлий подкинул рогульку под потолок.

Обвиснув неряшливой привязью, хотенчик неуверенно закачался. Не выказывал он никакой резвости, не бросился стремглав к пигалику. И тут мелькнуло у Золотинки догадка, что трудно было иного и ожидать. Но прежде еще, чем успела она утвердиться в этом утешительном соображении, хотенчик, вяло вильнув, поплыл мимо онемевшего малыша.

И легонечко тюкнул в оконце.

Тогда Золотинка перестала понимать что бы то ни было вообще. Сердце испуганно билось.

А щекастый, толстокожий малый насмешливо хмыкнул.

— Что у вас там за окном? — пролепетала Золотинка, едва владея голосом.

— Свинарник, сударь! — ответствовал Обрюта. — Он пустой.

— А дальше? — продолжала нести околесицу Золотинка.

— Лес.

— А потом?

— В лесу все равно свиньи, — вздохнул Обрюта.

Дальше Золотинка уж не решилась продолжать эту игру, но Обрюта и сам был малый не промах.

— А кроме свиней поджидает сейчас Юлия слованская государыня Золотинка. А еще дальше большое село Безуглянки, там поджидают государевы ратные люди. Они рыщут по всей округе, отыскивая пропавшую государыню.

— Я что-то не понимаю, — пробормотала Золотинка.

— Признание это делает вам честь, сударь! — бесстрастно отметил Обрюта.

Вдруг Юлий, словно очнувшись, порывисто кинулся к двери и рванул запор.

— Стереги пигалика! — бросил он на пороге и выскочил во двор.

— Придется, сударь, потолковать! — быстро сказал Обрюта, придерживая пигалика на месте, и устремился за князем.

Низкая широкая дверь осталась открыта, и Золотинка слышала Обрюту, который говорил «я сейчас за тобой, мой мальчик! Постой!» Юлий вскочил в дрожки. Обрюта однако не мог оставить пигалика одного, метнулся опять к крыльцу и остановился.

А Золотинка, потрясенная необъяснимым предательством хотенчика, медлительно приблизилась к окну. Рогулька настойчиво постукивала о пыльную слюду и неровный свинцовый переплет. Золотинка уж протянула руку, чтобы избавить хотенчика от бесполезных треволнений, когда передумала, прохваченная новыми сомнениями.

Не касаясь зависшего в воздухе хотенчика, она засветила Эфремон и провела им поверх палочки. Хотенчик вздрогнул и обвалился на пол замертво, как всякая другая деревяшка.

Свалился в обморок или, можно сказать, во внезапный обморочный сон. Желание Юлия заснуло в нем до нового пробуждения, которое зависело уже от волшебницы. Она торопливо замотала охвостье и спрятала палку под куртку. Тут как раз и заскочил в горницу несчастный от бездны хлопот Обрюта.

— Послушайте, маленький сударь, — заговорил он с ходу, — давайте по-хорошему. Придется во всем разбираться. Поэтому я свяжу вас до возвращения.

— Это бесполезно, — сухо возразила Золотинка. — Я умею развязывать узлы.

— Ничего, найдем управу, — не смутился Обрюта.

— Если вы действительно друг Юлия, вы должны были слышать такое имя: Поплева, — сказала она, отступая. Одни только быстро, словно бы злобно брошенные слова удерживали их еще от действительной схватки.

Обрюта мгновение колебался.

— Поплева — названный отец Золотинки и мой добрый товарищ. Зимой он ходил в столицу…

Недоговоренное означало: и имел тайное свидание с государыней. Имел тайное свидание и что, не понял?

— Где он сейчас?

— Вы много от меня хотите, сударь, — возразил Обрюта.

— Я хочу видеть Поплеву. Все станет ясно после нескольких слов.

— Несомненно. Несомненно. Я понимаю. Вы хотите видеть Поплеву. Вероятно потому, что он очень далеко.

— Но где же он? Мне нужно его видеть! — возразила Золотинка. — Где Поплева сейчас?

— Дайте-ка лучше камешек. Что на руке, что светится. — Ступивши ближе, Обрюта выдвинул меч из ножен. Бдительный взгляд его не сулил ничего хорошего.

Через открытую на солнце дверь доносился, затихая, топот копыт и визг колес, это выкатился из ворот Юлий.

— Дайте камешек по-хорошему, — предупредил Обрюта. — Я, пожалуй, верну его, как только сумеем договориться. Дайте камешек и я устрою вам свидание с Поплевой. Постараюсь устроить.

— Простите, Обрюта! — возразила еще раз Золотинка. Некогда уж было размазывать. Она подняла Эфремон в лицо противнику — мгновенная, как молния, вспышка обожгла глаза. А Золотинка (вовремя зажмурившись) бросилась мимо застывшего в мучительном ослеплении человека. Она выбежала во двор — вскочил цепной пес, увернулась от какого-то парня с дубиной — в ворота — и в заросли.

Только ее и видели.

Когда Обрюта очухался и стал различать вокруг себя встревоженные лица, он успокоил работников, заверив, что они поступили правильно, отказавшись от погони за пигаликом, как дела безнадежного и небезопасного.

Сказать начистоту, Обрюта почувствовал облегчение, когда выяснилось, что неодолимые обстоятельства мешают ему заняться пигаликом и его россказнями. Не особенно сожалел он и о сиреневом камешке, который чудом только (полагал Обрюта) не попал ему в руки, ибо в противном случае пришлось бы ломать голову еще и над камешком.

А голова у Обрюты и без того болела. Пустившись в лес вдогонку за Юлием, — поспешной такой, недостойной положительного человека рысцой — Обрюта перебирал в уме оставшиеся на его совести заботы. После того, как две из них, как сказано, скоропостижно разрешились (камешек ускользнул, а пигалик убежал), оставалось малым счетом четыре или пять. Великая слованская государыня озаботила Обрюту сразу двумя задачами, одна из них состояла в том, чтобы достойно государыню приветить, вторая, чтобы незамедлительно ее сплавить. Нужно было подумать о безопасности Юлия — дума эта не выходила из головы Обрюты! — приискивать князю новое убежище, притом, что широкое распространение хотенчиков в среде всякого рода проходимцев делало простую перемену места мерой недостаточной и, может быть, запоздалой.

Далее маячили в голове изрядно запыхавшегося от бега, облитого потом Обрюты рыщущие по всей округе в поисках пропавшей государыни разъезды, сенокос, охромевшая кобыла Звездочка, жена и простывший обед, наконец, воспаленное горлышко младшенькой — Любавушки. И уж совсем в отдалении, в некой покрытой целомудренной пеленой дали мерещились ему дыба, кнут и прочие принадлежности столичных застенков. Столичные застенки однако, как бы там ни было, не принадлежали к числу первоочередных забот и потому Обрюта, как мудрый и уравновешенный человек, привыкший во всяком деле к последовательности, старался по возможности исключить и дыбу, и кнут из круга ближайших помыслов.

Яркое платье великой государыни Золотинки он приметил в тени дубов еще за сотню шагов и ужаснулся — багряная отметина, если верить Юлию, вертелась возле свиней уже третий день.

Задыхаясь от быстрого шага, Обрюта заторопился представиться, но прежде первого слова еще успел сообразить и почувствовать, что тут у них происходит. Растревоженная и как-то нетерпеливо раздосадованная государыня напрасно пыталась добиться от любимого сколько-нибудь внятных объяснений, повторные поцелуи нисколько ее не утешали. Не уверенный в себе и виноватый от невозможности успокоить женщину, Юлий откровенно обрадовался Обрюте; нуждалась в посреднике и Золотинка. Обрюте позволили говорить. В двух словах растолковал он свои отношения с Юлием, изложил свою часть происшествия, как видел он его и понял, после чего без задержки перешел к делу: