Валентин Маслюков - Побег

• Название: Побег
• Автор: Валентин Маслюков
• Жанр: Фэнтези

Взрыв волшебных стихий разбросал героев. В чужом обличье, с чужой судьбой, с чужими словами на устах — все они не на месте; даже самые удачливые из них не свободны от страха. В этом мире нет справедливости, исполнение желаний отдает горечью: одураченный счастливец, обездоленная принцесса, поразившая себя в сердце мошенница, растерянная волшебница, впавший в ничтожество чернокнижник — они верят, что завтра все переменится.

---

— Статья двухсот одиннадцатая часть третья Уложения о наказаниях не дает возможности смягчить вашу участь, Золотинка. Я обдумал обвинение… Вообще говоря, нельзя исключить, что суд не согласится со мной и каким-то образом, при чрезвычайном напряжении ума обнаружит в ваших действиях основания для того, чтобы применить часть вторую той же статьи. Что было бы большим облегчением для подсудимой. Большим облегчением. Очень большим. Однако, — продолжал он особенно веско, с неумолимой, железной последовательностью в словах, которые сцеплялись друг с другом, не оставляя зазора для посторонних понятий, — однако я счел бы себя бесчестным пигаликом, если бы пытался внушить вам ложные надежды. Готовьтесь, Золотинка. Все, что я могу вам теперь сказать: готовьтесь. Ложные надежды ослабляют дух. Вам понадобится все ваше мужество, чтобы выслушать приговор.

Золотинку водили на допрос в особое подземелье, где скамья ее была поставлена на три ступеньки ниже, чем стол обвинителя, — для того, по видимости, чтобы обвиняемая не смотрела на обвинителя сверху вниз, что было бы неизбежно при естественной разнице в росте.

— Значит, надежды нет? — спросила Золотинка.

Писарь, молоденький щеголеватый пигалик за столиком на отлете, заскрипел пером, добросовестно записывая вопрос.

— Я передаю дело в суд, — сухо возразил Хрун и тоже вслед за Золотинкой глянул на писаря, который трудился, не поднимая головы. — Понадобится две-три недели, чтобы судьи изучили собранные свидетельства и назначили первое заседание. Тем временем вы можете избрать себе общественного защитника.

— Это нужно?

— Защитник окажет вам нравственную поддержку, — Хрун пожал плечами, хотя это и не вязалось как будто с ободряющим смыслом сказанного. — Он как бы разделит с вами тяжесть приговора.

— В нравственном смысле?

— В нравственном, — подтвердил обличитель, после изрядного промежутка, который понадобился ему, чтобы обдумать ответ.

— Кого вы мне посоветуете?

Странное дело, Золотинка все еще не верила в действительность угрозы, которую не скрывал от нее Хрун, или, скажем так, не ощущала ее. Замечательное ее простодушие проистекало не из одного только бессознательного лукавства, желания раздразнить и вывести из себя обвинителя, — вызывающее простодушие ее было замешано на непритворной внутренней безмятежности.

Хрун опять пожал плечами.

— Позвольте мне уклониться от советов такого рода.

— Почему?

— Занимают ли вас новости из Словании? — сказал вместо того Хрун, помолчав.

— Ну, я понимаю так, что вы не оставите меня без новостей. Если это нужно следствию.

— Да нет, — медлительно проговорил Хрун, выравнивая на столе бумаги, лежавшие правильным, но не совсем, как видно, удовлетворяющим его строем. — Все, что необходимо для поддержки обвинения, вы узнаете на суде. Соответствующие свидетельства, донесения, общие оценки положения после того, как запущенный вами искрень начал свою разрушительную работу в руках Лжевидохина. Дурные вести не залежатся. Так что, если говорить об интересах следствия, то они надежно, я бы сказал, слишком надежно ограждены. Слишком, слишком надежно.

Неторопливая, даже скучная, вязкая речь Хруна не обманывала Золотинку. Случайный взгляд — быстрый и пронизывающий, несдержанное движение руки, некстати проступивший румянец — все выдавало страстную и, может быть, беспощадную натуру обличителя по призванию, по страсти и по вдохновению. Такому нет нужды горячить себя, напротив, приходится до поры сдерживаться; в медлительном его разговоре чудилось нечто принужденное.

— Словом, я имел в виду, — заключил Хрун, оторвавшись, наконец, от раскладки бумаг, — что вы, может статься, захотите узнать что-нибудь о судьбе близких.

То был упрек. Довольно бесцветный, впрочем.

— Да, я хотела бы знать. Как там у них?.. Поплева? Он где? Нашлась ли слованская государыня? Зимка вернулась к Юлию?.. И вообще.

— Да будет вам известно, что позавчера западнее города Медни произошло сражение слованских войск под водительством великого князя Юлия с мятежниками Рукосила-Видохина. — Хрун помолчал, ожидая вопроса, но легко обошелся и без него. — Войска слованского государя потерпели поражение. Рукосил со своими приверженцами, число которых день ото дня увеличивается, продвигается к столице. Юлий, вероятно, погиб.

Ничто не выдало Золотинку, она сгребла на колене темную ткань мешковатого платья, которое сшили для нее пигалики, и продолжала слушать, слегка выпрямившись.

— Ваш названный отец Поплева, вероятно, погиб. Во всяком случае, ни о том, ни о другом нет никаких известий, они не объявились. Конюший Чеглок, главный военачальник Словании, с поля битвы бежал и теперь в Толпене. Впрочем, он ненамного опередил оборотня. Очень может быть, что в этот самый час, когда мы здесь с вами мирно беседуем, Толпень уже покорился Рукосилу. Со всеми вытекающими отсюда последствиями… Хотите знать подробности сражения?

— Нет.

По сути дела, Золотинка была глубоко больна, покалеченная Рукосиловым колдовством, окаменела и застыла душой. Обличитель Хрун не понимал этого, как не понимала этого до конца и сама Золотинка. Где набраться столько чуткости, чтобы постичь ее недостаток?

— Ваш двойник, ложная Золотинка, которая, как вы нам теперь разъяснили, есть Зимка, Чепчугова дочь Лекарева Колобжегская, нашлась в обозе Рукосила. Там ее обнаружили, — сказал Хрун, полагая, что этот предмет покажется обвиняемой позанимательней, чем подробности сражения под Медней.

— Рукосил рассчитывает еще раз ее использовать?

— Обращаются с Лжезолотинкой как с великой государыней. Не будет ничего невероятного, если она снова окажется при деле.

— А! — равнодушно протянула Золотинка. И поскольку Хрун не торопил ее, задумалась. — Выходит, — сказала она по размышлении, — что у вас есть во мне надобность. Пигаликам выгодно держать меня про запас, чтобы противопоставить Зимке.

— Я не стал бы заглядывать так далеко, — пожал плечами Хрун.

Но Золотинка ошибалась, предполагая, что такого рода полуответом обличитель признаёт возможность известного торга с правосудием.

— А если я смогу запустить для вас искрень? Вернее, вы понимаете, зарядить один из ваших волшебных камней на искрень? — спросила она с любопытством.

— Совершенно верно, — кивнул Хрун. — Совет восьми обсуждал этот вопрос. Вас правильно известили. Но наши волшебники утверждают, что второй раз у вас ничего не выйдет. То, что получилось с Сороконом, есть невероятное стечение обстоятельств.

— Словом, — невесело хмыкнула Золотинка, — если я смогу запустить для вас искрень, то меня помилуют. А если нет — казнят.

— Ни на чем не основанное, произвольное предположение.

— И все же?

— Нечто подобное и предлагает Тлокочан, как вы, вероятно, извещены. Но чего вы не знаете, и вряд ли Тлокочан это скажет — он не может убедить Совет.

Встречный взгляд обличителя, вполне безмятежный, выражал, казалось, нечто насмешливое, хотя выражение длинного надменного лица Хруна не изменилось ни в одной черточке. Золотинка отвела глаза и понурилась, сминая складка скучного смурого платья.

— Есть возражения общеправового порядка, — продолжал обличитель после достаточно долгого промежутка. Так что писарь, похожий на семилетнего ребенка хорошенький пигалик, оторвался от бумаги, чтобы уставиться на девушку откровенным взглядом. Запоздало спохватившись писать, он встряхнулся, и ловкое перышко замелькало. Примечательно, что не замечавший как будто писаря Хрун уловил эту недолгую рассеянность и отметил упущение легким двойным стуком по столу. Этого было достаточно, чтобы перо забегало еще усерднее, вихрастая макушка пигалика склонилась еще ниже, неким непостижимым образом выражая раскаяние.

— Есть упущения нравственные, — продолжал Хрун, остановив взгляд на пигалике, и поправился: — Возражения. Есть возражения нравственные, хотел я сказать. И наконец, если начистоту, то Тлокочан ведь и сам признал в Совете, что за три дня, какие он провел в теснейшем общении с обвиняемой, не обнаружил у нее, то есть у вас, никаких особых волшебных способностей.

Наверное, Хрун готовился к возражениям: примолк, губы настороженно поджались… И продолжал, не встречая сопротивления:

— Ничего такого, по крайней мере, чего не умели бы наши начинающие чародеи-любители. Никто не может понять, объяснить, как это вам удалось запустить искрень… А может, это были не вы? — спросил он вдруг, подавшись вперед.

— А если я попробую? — спросила она, пожав плечами.

— Вы уже пробовали. Тлокочан поставил опыт: вы не способны запустить искрень.

— Это то упражнение с шариками?

— Да.

— Я многого не знаю, — прошептала Золотинка упавшим голосом.