Михаил Емцев - Зеленая креветка (Сборник с иллюстрациями)

• Название: Зеленая креветка (Сборник с иллюстрациями)
• Автор: Михаил Емцев
• Издательство: Издательство «Детская литература»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1965

В сборник вошли рассказы: «Приговорен к наслаждению», «Зеленая креветка», «Орфей и Эвридика», «Идеальный ариец», «Желтые очи», «Доатомное состояние», «Конгамато» и повесть «Бунт тридцати триллионов».

---

Увенчанная семилучевой диадемой Изида держала на руках младенца Гора и улыбалась спокойной всезнающей улыбкой. Перед богиней в пурпуровом облачении стоял глава иерофантов. Он повернулся к Орфею, простер над ним магический жезл из электрона[6] и начал читать обет молчания и подчинения. Орфей повторял за ним грозные слова древней клятвы.

— И если не сдержишь своей клятвы, то будешь проклят! — возвысил голос первосвященник.

— Проклят… — печальным эхом откликнулись жрецы.

— И погибнешь…

— И погибнешь… — повторил хор.

— В этом, видимом, и в том, невидимом, мире.

— …мире…

Орфей склонился перед жрецом и припал к свисающему до пола пурпуру. Жрец поднял его и каким-то другим, мягким и проникновенным голосом сказал:

— Приветствую тебя, как брата и будущего посвященного.

И все иерофанты повторили эти слова.

— Теперь для тебя начнутся длинные месяцы труда и учения, — сказал первосвященник, и Орфей, который только что явственно чувствовал на себе дыхание бога, тяжело вздохнул и поник головой без веры в сердце.

— Прежде чем подняться к Изиде небесной, ты должен познать Изиду земную, — продолжал жрец. — Ты Постигнешь тайны растений и минералов, историю народов и государств, медицину, архитектуру и священную музыку. Ты не только станешь искусен в науках, но и преобразишься, достигнешь нравственной силы путем отречения. Человек может овладеть истиной лишь тогда, когда она сделается частью его внутренней сути, естественным проявлением его духа. И не смущай себя понапрасну вопросами, не тревожь свой дух сомнениями. Все придет в назначенный срок. Маслина не созревает в месяце мехир и в месяце тот не расцветает фиалка. Всему свой черед. Работай и жди. Думай о вечности. Иди с миром.

Сколько раз предстоит еще Орфею разбиться о холодные равнодушные камни этих слов… Работай и жди. Жди и работай. И думай о вечности. Только о вечности, больше ни о чем.

Он еще раз склонился перед верховным иерофантом, но не выдержал и, проглатывая сотрясающие грудь рыдания, спросил:

— Когда же мне будет дозволено вдохнуть розу Изиды и увидеть божественный свет Озириса?

— Это зависит не от нас, — тихо ответил жрец. — Нельзя дать истину. Ее можно лишь обрести внутри себя или вообще никогда не найти. Мы не можем сделать тебя посвященным, ты сам должен сделаться им. Лотос долго растет под водой в черном иле, прежде чем покажет небу свой лиловый венчик. Не пытайся раскрыть лепестки божественного цветка. Все, что должно совершиться, — совершится; надо только терпеливо ждать. Работать и ждать. Ждать и молиться… Теперь иди…

…Окончился месяц тот и начинался месяц паофи. Вода в Ниле прибывала с каждым днем. Люди раскупали изображения крокодилоголового Себека. Священные ибисы шумно ссорились в зарослях папируса. Вспыхнула эпидемия бубонной чумы.

Но спокойно и торжественно плыли над Египтом душные ночи. Усыпанное звездами эбеновое тело богини Мут накрывало мир сияющей аркой.

Запрокинув голову, Орфей любовался ночью с плоской крыши храма. Ему казалось, что звезды тихо плывут над ним и тают во мраке, растекаясь серебряной пыльцой млечного пояса.

Может быть, где-то там, в равнодушных высотах, витает душа Эвридики. Мучительно стремясь разомкнуть круг земных форм, обрести новое воплощение где-нибудь на звезде Хор-Сет[7] или там, у горизонта, где тревожно пылает звезда Хор-Ка.[8]

Ночь переливалась живыми искрами летучих насекомых, чадили дымные факелы стражи, дрожали звезды в зелено-черной воде. Воздух был густым и терпким, как настой. Пахло мятой и резедой.

Орфей как зачарованый пересек висячий сад. В терракотовых вазах росли апельсиновые кусты, карликовые алоэ, кедры, ребристые пальмы и мастичное дерево, листья которого жуют женщины, чтобы придать дыханию аромат.

И Орфей вдруг почувствовал суровое очарование одиночества. Точно его вдруг коснулось дуновение вечности. Ночь длилась, и до рассвета могли незаметно пролететь годы. Странное и целительное преображение ощущал Орфей. Сжигавшие его страсти угасали, как тени, а мысли о вечности и успокоении обретали плоть. И не было в мире другой реальности, кроме этих мыслей. И ему показалось, что ночь поглощает его без остатка, тело становилось невесомым и нечувствительным. Оно превращалось во что-то другое, чистое и возвышенное.

Он быстро сбежал вниз, пересек перистиль, белой тенью пронесся по темным галереям.

Остановился он у закрытых дверей святилища. Упал на гранитные ступени, прижался к ним лицом. И хлынули слезы. Он улыбался, точно не ощущал этого горячего и благодатного ливня. Все растворялось в этих слезах: желания, возмущение, тоска и сожаление. Он целиком отдавался божественному началу, отказывался от себя ради какой-то высокой и неизменной истины, перед которой все его порывы и взлеты не более, чем песчинка у подножия сфинкса.

— О Изида, — шептал он, — душа моя — лишь слеза из твоих очей, и да падет она каплей росы на души других людей. Я хочу умереть, чтобы слиться с тобой. Дай мне стать искупительной жертвой. Светлой кровью сродниться с тернистой тропой.

И тут он почувствовал, что от него ускользает цель и ему не нужны ни власть, ни познание. Причастность к божеству, слитность с ним, полное растворение в нем и этот экстаз и слезы с улыбкой — вот она, его настоящая цель.

— Благодарю тебя, Изида! Я обрел, нежданно обрел истину. Это ты направляла меня. Я пришел сюда совсем за другим… А зачем я пришел сюда?.. Зачем я пришел?! — Он закричал, как раненый зверь, и гулкое эхо прокатилось по каменным галереям.

Он поднялся, шагаясь, закрывая руками искаженное болью, залитое слезами лицо.

— Что со мной делается? Я забыл о тебе, Эвридика. Я чуть не предал тебя. — Он беззвучно шевелил губами, но ему казалось, что он кричит и боги в дальних приделах отвечают ему хохотом. Он оторвал руки or лица, развел их в стороны, зашатался и упал на шершавый гранит ступеней.

Наутро его нашли почти бездыханным. Осторожно положили в теплую ванну, пустили кремневым скальпелем кровь, растерли благовонными эссенциями и отнесли в келью.

Впоследствии Орфей ничего не помнил об этой ночи и ничего не мог рассказать.

…Однажды ночью Орфея разбудил иерофант, который впервые встречал его у ворот храма.

— Звезда Изиды,[9] — тихо сказал он, — горит прямо над храмом, и наши астрономы могут видеть ее из колодца даже днем. Близится миг, когда Изида приоткроет свое покрывало. Ты вступишь в общение с посвященными. Чистота помыслов, стремление к истине и сила отречения дали тебе это высокое право. Но никто не переступал порога Озириса, не пройдя через смерть и воскресение. Следуй за мной, брат. Тебе предстоит пройти через это.

Жрецы Озириса с факелами в руках повели Орфея в низкий склеп. Между четырьмя укрепленными на сфинксах колоннами стоял открытый саркофаг из черного мрамора.

— Ни один человек, — сказал иерофант, — не может избежать смерти, но не всем дано воскреснуть в свете Озириса. Ты же пройдешь через могилу живым и увидишь неземное сияние еще на земле. Ты останешься в этом саркофаге до появления света. Преодолев ужас, ты обретешь волю.

Орфей лег в саркофаг. Прикосновение к холодному гладкому камню заставило его вздрогнуть. Ему хотелось закричать от охватившей его тоски. Громко и страшно, чтоб лопнули уши и разорвалось горло.

Иерофант склонился над ним и коснулся ладонью глаз. Жрецы один за другим погасили факелы. Тени четырех сфинксов сгустились и шарахнулись в наступившую ночь. Орфей остался один. А тоска все нарастала. Она переросла в отчаяние и ужас. Будто неотвратимо рушился мир и все распылялось на первозданные элементы.

Они оставили его умирать. Последние дни он чувствовал себя все хуже и хуже. Непонятная слабость накатывала неожиданно, он начинал терять силы. Они опоили его отравой. Недаром вода, которую он пил в эти дни, имела странный горьковатый привкус. Наверное, это был медленный яд. Но зачем и за что?

Напрасно Орфей уговаривал себя, что это лишь традиционный обряд, последнее испытание перед посвящением. Тело не слушалось рассудка. Оно трепетало каждой жилкой, и будило, и подгоняло, и сгущало какой-то животный ужас.

Он, который не боялся ни богов, ни людей, певец и воин, бестрепетно спустившийся в подземное царство, трепетал теперь, как выброшенная на берег рыба.

Не смерть страшила его и не близость богов. С каждым ударом сердца от него уходила воля. Ему обещали всесокрушающую небесную волю, а пока отнимали земную, без которой человек перестает быть самим собой. Или это медленный яд отравлял его кровь, убивая все то, без чего нельзя жить на этой земле?

Вдруг послышалось пение, печальное и заглушённое: «Скорбите, скорбите, плачьте, рыдайте, без устали плачьте, так громко, как только вы в силах…»