Джулия Хилпатрик - Последняя любовь Скарлетт

• Название: Последняя любовь Скарлетт
• Автор: Джулия Хилпатрик
• Издательство: БАДППР
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-87378-053-6

Роман Д. Хилпатрик «Последняя любовь Скарлетт» является заключительной частью пенталогии «Унесенные ветром».

Перед глазами героев проходит вся их жизнь, переплетенная с бурным периодом истории того времени США.

---

Она почему-то совершенно некстати вспомнила, что точно таким же голосом он когда-то спрашивал ее: «Ты хочешь быть моей женой?.. Ты принимаешь мое предложение?..»

Ретт испытывающе смотрел на Скарлетт.

– Ну, и что ты скажешь?..

Скарлетт молчала…

Ее вдруг вновь охватил приступ того сумасшедшего истерического гнева, который случился в последние дни все чаще и чаще – стало трудно дышать, захотелось его, Ретта, удавить, унизить, заставить кричать…

Кровь шибанула в виски, потемнело в глазах, и Скарлетт медленно, с усилиями стала преодолевать эту ярость, как обморок…

А он будто бы ничего и не замечал…

– Что ты скажешь – принимаешь ли ты мое предложение не вмешиваться в жизнь друг друга или же нет?.. – повторил свой вопрос Ретт.

Нет, слушать это было просто невыносимо!.. «О, Боже!..»

Скарлетт, резко поднявшись со своего места, бросилась к двери и, закрыв лицо руками, направилась в свою комнату…

Ретт не стал удерживать Скарлетт – он только проводил ее тяжелым долгим взглядом своих глубоко посаженных глаз…

ГЛАВА 8

Прошла еще неделя.

Скарлетт за это время как-то сникла, сгорбилась и внешне состарилась лет на двадцать..

Теперь вряд ли кто-нибудь узнал бы в этой сгорбленной старухе ту красивую гордую южанку, ту гордячку, от которой в свое время все юноши и мужчины Атланты просто сходили с ума…

Иногда она подходила к зеркалу…

Из полупрозрачного, слегка затуманенного квадрата, обрамленного золотисто-темным багетом, на Скарлетт смотрело не лицо, а какая-то посмертная маска – назойливо подробная копия черт, из которых почти уже ушла жизнь…

Она и узнавала, и не узнавала себя… Нет, это было не ее лицо…

Ретт, как ни странно, переменился к, ней – он стал не то, чтобы добрее, а как-то деликатнее – во всяком случае теперь, каждый раз за завтраком, он желал ей «доброго утра».

Скарлетт автоматически кивала в ответ, а Ретт, посчитав, что таким образом выполнил свой долг, углублялся в чтение утренней газеты…

Ретт скорее всего просто считал, что в создавшейся ситуации лучше всего имитировать если и не хорошие отношения друг к другу то, хотя бы, их видимость…

Впрочем, Скарлетт все это было уже совершенно безразлично; конечно же, в глубине души она не переставала любить Ретта, не переставала верить, что наступит день, когда они опять смогут посмотреть друг другу в глаза, но никогда не задумывалась, в отличие от последнего, что ей необходимо делать видимость чего-то там – пусть даже хороших отношений…

Так катился день за днем, неделя за неделей – вяло, без событий, без мыслей и чувств…

Иногда, правда, Скарлетт задавала себе один и тот же вопрос:

– Каждый мой день похож на предыдущий, как две капли воды… У меня не осталось никаких желаний: все оплевано, разрушено, разломано… Для чего же нужна такая ненормальная жизнь?..

Нет, мысли о самоубийстве никогда не приходили к ней в голову – для этого Скарлетт была слишком жизнелюбивой натурой…

Кроме того, ей было непреодолимо стыдно за тот свой поступок, когда она за один прием выпила целый флакон снотворного, едва не уйдя из жизни… Но и жить так, как теперь, ей совершенно не хотелось.

Но жить так, как теперь – без чувств и страстей, – Скарлетт не могла…

Впрочем, у нее-таки осталась одна страсть, которая в последнее время заслоняла собой все – дикая ненависть к этому горностаю, который, поселившись в доме, навсегда, как казалось Скарлетт, забрал из ее жизни самого близкого и любимого человека.

– Я убью тебя, – шептала она, ложась в кровать по вечерам и поднимаясь по утрам, – я убью тебя… Я отомщу тебе за своего Ретта!..

И иногда она с ужасом думала, что в этот момент, момент ее угроз и проклятий перед ней встает каким-то наплывом, точно, как в синематографе, лицо ее любимого – Ретта Батлера…

* * *

Скарлетт, часто проходя мимо запертого кабинета Ретта, иногда слышала доносившийся из-за двери монотонный бубнящий голос – Батлер беседовал со своим горностаем… Это ее уже не удивляло…

Скарлетт понимала, что Ретту надо хоть с кем-нибудь общаться. Ей тоже необходимо было перед кем-нибудь выговориться, поделиться всеми своими невзгодами, всем наболевшим, и однажды она решила написать письмо в Нью-Йорк, Кэт…

Кэт – ее дочь. Кто, как не она должна понять теперешнее состояние матери?..

Скарлетт уже сходила на почту, уже купила конверт и красивую бристольскую бумагу – точно такую, какую любил ее первенец, Уэдл… Но, собравшись с мыслями, она решила не беспокоить дочь…

Действительно – с какой стати?..

У нее, Кэт – своя жизнь, свои проблемы – почему же она должна примешивать к ним еще и беспокойство за судьбу матери?..

Правильно говорил когда-то Ретт: «Каждый живет той жизнью, которая ему нравится…»

Все дети – и Кэт, и «наш фермер Уэдл», и Бо были уверены, что Скарлетт доживает свой век в спокойствии и доброжелательности…

И она раздумала писать в Нью-Йорк…

* * *

Быстро миновал июль – самый жаркий за последние десять лет в Калифорнии, и наступил август…

Скарлетт почти не выходила из дому – лишь по вечерам она любовалась яркими закатами из своего настежь раскрытого окна – золото-багряное небо просвечивалось сквозь густые ветви старой смоковницы…

Да, за эти несколько месяцев она приобрела привычки, над которыми раньше всегда подтрунивала, называя их стариковскими: склонность к домоседству, привязанность к каким-нибудь домашним вещам, вроде любимых тапочек или читанной сотню раз книге, любовь к уединению…

Скарлетт даже в чем-то начинала понимать Ретта, его постоянное, неотступное желание никого не видеть и ничего не слышать…

По вечерам она, включив электрическую лампу, садилась под абажуром в кресле-качалке со сборником любимой, читанной-перечитанной поэзии…

Скарлетт затеяла сама с собой игру, своего рода гадание на книге – она, не глядя, открывала томик посредине и смотрела, куда же попала…

В томике было множество прекрасных стихов – преимущественно о любви, однако, всякий раз, раскрыв книгу на середине, попадала на одно и то же стихотворение с тягостным названием: «Дух смерти»…

Среди раздумья стылых плит
Твоя душа себя узрит,—
Никто не внидет в сумрак ложа,
Твой сокровенный час тревожа.

Молчи наедине с собой,
Один ты будешь здесь едва ли,
Ведь духи мертвых, что толпой,
Тебя при жизни окружали,
И в смерти вновь тебя найдут:
Их воля явственнее тут.

Погасит мрак сиянье ночи
И звезды, затворяя очи,
Не обронят с. престольных круч
С надеждой нашей схожий луч.

Но звезд померкших отсвет алый
Покажется душе усталой
Ожогом, мукой, дрожью век,—
И он прильнет к тебе навек.

Не сгонишь этих мыслей с круга,
Круг образов замкнется туго,—
Они, в душе найдя приют,
Как росы с луга, не уйдут.

Затих Зефир – дыханье Бога,—
И дымка над холмом полого,
Прозрачно, призрачно дрожит,
Как знаменье, она лежит
На деревах под небесами,—
Таинственней, чем тайны сами…

И Скарлетт растерянно повторяла: «Ведь духи мертвых, что толпой, тебя при жизни окружали, и в смерти вновь тебя найдут…»

Да, жизнь кончается, наверняка это лето для нее – последнее…

Теперь она, как ничто другое, чувствовала это. А дальше…

Ей не хотелось об этом даже думать…

Нет, она никогда не боялась смерти – она подошла уже к той возрастной черте, когда боязнь сменяется равнодушием…

Она лишь иногда спрашивала себя: «Интересно, встречусь ли я там с Мамушкой?.. С мамой, с отцом, с его братьями?.. С Эшли?..»

Скарлетт никогда не боялась смерти – она боялась только короткого момента умирания; он всегда представлялся ей каким-то омерзительным падением в компостную яму. И если она о чем-нибудь и жалела, то только об одном – что в этот момент Ретта наверняка не будет рядом с ней…

Восприятие Скарлетт в эти жаркие августовские дни обострилось до последнего предела – по ночам ее неотступно преследовали тяжелые видения…

Но почти в каждом из них присутствовал Ретт – не тот, замкнутый, чужой и далекий, которого она видела каждый день, а тот, к которому она так привыкла, которого до сих пор любила всей душой…

Иногда ей грезился тот самый кошмар, который она видела за день до того, как примирилась с Реттом, – тогда ей казалось, что окончательно, на всю жизнь…

Она медленно идет по какому-то темному лесу, но теперь это уже не лес, а болото…

Скарлетт увязает в нем, медленно и неотвратимо – она знает, что сделав еще несколько шагов, погибнет, но тем не менее идет, идет и идет, все дальше и дальше… Вокруг нее нет ничего твердого, ничего устойчивого, на что можно было бы опереться. Будто бы кто-то невидимый тянет ее вниз за ноги…

О, как страшно, когда ты медленно погружаешься в эту густую жижу…