Алексей Маринат - Габриэла

• Название: Габриэла
• Автор: Алексей Маринат
• Издательство: Известия
• Жанр: О войне
• Год: 1981

---

Алексей Маринат Габриэла

1

С полковником Вениамином Покровским я познакомился в мае 1944 года.

После того как было остановлено контрнаступление немцев у монастыря за Прутом, меня вызвали в штаб бригады. Мне грозил трибунал – я оставил пушку на поле боя. Точно так же провинились и еще несколько командиров орудий: и вот я жду в сенях крестьянской избы, пока меня вызовет начштаба.

– Смокин!.. – выкрикивает начальник спецчасти. Я вхожу в кабинет начштаба и рапортую:

– Командир третьего орудия третьей батареи двадцать третьего артиллерийского противотанкового полка…

– Хорош артиллерист – от танков драпает.

– Я отступал, товарищ полковник.

– Отступал… Прячешься в слова, как в кусты.

– У меня не было другого выхода.

– На поле боя выход только один!

– Знаю.

Полковник пристально поглядел на меня – наверно, слишком уж отчаянный был у меня вид, – потом взял в руки рапорт. Поскольку комнатка была крохотной и мне пришлось стоять впритык к столу, я без труда разглядел, что рапорт подписан не командиром полка, а всего лишь уполномоченным спецчасти.

– Смокин… – прочел полковник мою фамилию.

– Смокинэ, – поправил я.

– СмокинЭ… – снова исковеркал он ударение.

– СмокИнэ, – настаивал я.

– Француз ты или кто? – чуть насмешливо спросил он.

– Молдаванин.

– Из каких мест?

– Между Тирасполем и Балтой.

– Давно в нашей бригаде?

– С месяц.

– А на фронте?

– С месяц.

– А в нашу бригаду откуда прибыл?

– Из Тального. Первый учебный артиллерийский дивизион.

– Сколько танков на тебя шло?

– Семь.

– Какого типа?

– «Королевский тигр».

– Броня?

– Сто пятьдесят лобовая.

– Какие у тебя были снаряды?

– Бронебойные и зажигательные. Я дал дюжину выстрелов по переднему танку, и хоть бы что – они только чиркают по нему, как спички, искры летят, а зажечься – никак. А он даже ухом не поведет, скотина!..

– Ситуация на участке?

– Пехота дала деру, то есть отступила. Легкая артиллерия – тоже.

– Какой тягой везли пушки?

– На лямках тащили.

– А почему ты не отступил со всеми?

– Я думал, удастся отбиться!

– А почему ты не снял с пушки замок, когда все же решил отступать? В инструкции говорится четко и категорично…

– Я бы тогда в плен попал вместе с замком. И людей потерял.

– Мда… – Полковник достал из нагрудного кармашка гимнастерки миниатюрный флакончик, понюхал. Тонкий запах духов распространился вокруг. – Это, конечно, не годится, – проговорил он, пряча флакончик обратно. Помолчал. После паузы спросил:

– Пушка досталась немцам?

– Она в нейтральной зоне. Если б не тяжелая артиллерия, немцев бы не остановили. Она вовремя подоспела.

– А вы-то что зевали? Противотанковые гранаты, бутылки с горючей смесью! Что, у вас не было такого добра?

– Ничего у нас не было.

Он снова достал свой флакончик, понюхал. Начальник спецчасти, похоже, привыкший к этой странности полковника, ждал, пока тот кончит процедуру с флакончиком и подпишет бумагу в трибунал. Но полковник не торопился.

– Как у тебя с учебой, ты что успел до войны?

– Первый курс кончил.

– Какой факультет?

– Географический.

– А где?

– В Тираспольском пединституте.

– География. Наука для извозчиков? – улыбнулся полковник.

– Ну, это когда было… теперь говорят – для романтиков!

– А звать-то тебя как? – спросил он.

От неожиданности я растерялся.

– Саша… Александру.

– Вот что, Саша. Плохо, что не ты подбил эти семь танков. Я бы тебя сейчас представлял к награде. А так… Что с ним делать, товарищ майор? – обратился он к начальнику спецчасти.

– Под трибунал! – рявкнул тот.

– Мда… – протянул полковник. – Отправляйся-ка и попроси у немцев, чтоб они тебе пушку вернули…

Я взял под козырек и вышел.

После трех попыток, на четвертую ночь, мне удалось с помощью лямок и ремней вытащить пушку из нейтральной зоны. Еще несколько дней ушло на ремонт в бригадной мастерской. Потом я снова явился к полковнику Покровскому.

– Товарищ полковник! Немцы вернули пушку, да к тому же даром.

– Ладно. Садись вот сюда, поближе. Что куришь?

– Махорку.

Он вытащил флакончик из нагрудного кармана.

– Добавить капельку духов?

– Ей это все равно впрок не пойдет, товарищ полковник.

– Сколько людей потерял в операции с пушкой?

– Один легко раненный, мы ведь были в зоне наших огневых позиций.

– А почему ты шуток не понимаешь? Кто ж тебя пошлет всерьез просить у немцев обратно пушку?

– На фронте не шутят.

– Кто сказал? А если б вы все там остались из-за этой дурацкой пушки? Она ведь ни черта не стоит против «королевского тигра» – ты сам видел. Тем более мы Скоро получим новую модель. Тебе сколько лет?

– Двадцать лет один месяц.

– Браво! Двадцать лет… и еще целый месяц!

И опять полковник достал свой флакончик. Уже знакомая волна благоухания прошла по комнате. Он о чем-тo думал, молчал.

А я тем временем строил догадки: наверно, флакончик дала полковнику жена, чтобы ее любимые духи напоминали ему о доме.

– Смокинэ! – прервал молчание полковник.

– Слушаю, товарищ полковник, только не Смокинэ, а Смокинэ.

– Мне удобнее тебя называть на французский манер.

– Вы знаете французский? – поинтересовался я.

– А ты – знаешь?

– Учил, по крайней мере.

– Говоришь свободно?

– Совсем не говорю.

– Что так?

– Как вам сказать… У меня основной был немецкий. Французским я почти не занимался. А вы?

– А я чуть-чуть больше, Смокинэ. Послушай, а не хотел бы ты работать в канцелярии при штабе?

– Я лучше останусь при пушке. Я уже ее повадки изучил, да и подлатали мне ее только что.

Полковник засмеялся:

– Браво, Смокинэ! Подлатали как следует, говоришь?

Он нагнулся к стоящему подле стола ящику, взял кипу фронтовых газет, покопался в ней и, вытянув одну, спросил меня:

– Ты где научился статьи писать?

Две недели назад мою статью в самом деле напечатала дивизионная газета. Я сказал полковнику, что к нам на участок приехал корреспондент, мы с ним побеседовали, и он попросил меня дать для них материал.

– А мне твой командир, полковник Киселев, рассказывал, что ты за всю батарею пишешь любовные письма.

– Так они же сами просят!

– Тебе кто из поэтов больше всего нравится?

– Байрон и Лермонтов.

– А из прозаиков?

– Тургенев.

– И ты утверждаешь, что не хочешь работать в канцелярии полковника Покровского, Смокинэ?

– У меня пушка только что из ремонта, товарищ полковник!

– До чего же ты похож на моего племянника. Можешь идти!

Я встал по стойке «смирно», отдал честь и, сделав «налево кругом», вышел.

А в августе, за день до начала Ясской операции, мне передали пузырек с духами, правда, их было на донышке. Послал мне его полковник Покровский через дежурного штабного офицера, приехавшего с заданием к нам в полк. Я сунул пузырек в карман гимнастерки. А поздно ночью, перед тем как лечь, откупорил его и вдохнул знакомый запах. Я заснул в траншее и видел сны, в которых войной и не пахло.

2

В конце концов меня перевели в разведотряд при штабе бригады – однако без всякого вмешательства со стороны полковника Покровского.

– Смокинэ, честное слово, я даже пальцем не пошевелил, – заверил он меня. – Это все Киселев; он похвастался бригадному командиру, что ты знаешь румынский, а тот взял да распорядился.

Разведотряд и штабные офицеры были почти неразлучны, и мы с полковником Покровским теперь жили, можно сказать, калитка в калитку. При переезде на новое место он предупреждал меня:

– Смокинэ, смотри, найди дом с пианино!

Иногда нам и в самом деле попадалось целехонькое пианино. И странно было видеть за клавишами немолодого военного, опытного истребителя танков; впрочем, полковник Покровский вообще удивлял своими чудачествами.

…Я позволю себе говорить о некоторых эпизодах из жизни полковника Покровского, потому что убедился в одной истине: частная жизнь человека – понятие относительное, никогда не знаешь, как обернется судьба. Как-то мы с полковником Покровским засиделись до утра, фронтовики скоро забывают про разницу в возрасте? пусть одному за пятьдесят, а другому – только-только стукнуло двадцать. Я не стал бы предавать гласности то, что слышал от полковника, если бы это не было связано с последующими событиями нашей фронтовой жизни. Той ночью я внимательно слушал его рассказ, его исповедь.

«…После боев у Марны полк, в котором я состоял, был выведен с передовой, а через несколько дней нас переправили в тыл на пополнение. Мы разместились в городке К. Во Франции был тогда прекрасный обычай; каждый солдат проводил свой коротенький отпуск в какой-нибудь местной семье. Что ты так смотришь, Смокинэ? А-а, я же тебе не сказал: в первую мировую войну я служил в русском экспедиционном корпусе во Франции. Я был офицер – и молод, как ты. Тебе сколько? Ах да, двадцать… и один месяц! Нет, теперь уже – четыре! Ну вот, и мне было тогда столько же. Я был поручик – это что-то вроде нынешнего лейтенанта. Впрочем, это не имеет значения, все младшие чины уравнены своим счастливым возрастом. Понимаешь ли ты свою молодость, Смокинэ? Да что я спрашиваю, разве ее можно понять, не потеряв? Вот в чем вся штука! А когда она позади, уже поздно что-либо менять. Но мы отвлеклись.