Аркадий Савеличев - Последний гетман

• Название: Последний гетман
• Автор: Аркадий Савеличев
• Издательство: Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-271-11638-7

Новый роман современного писателя-историка А. Савеличе-ва посвящен жизни и судьбе младшего брата знаменитого фаворита императрицы Елизаветы Петровны, «последнего гетмана Малороссии», графа Кирилла Григорьевича Разумовского. (1728-1803).

---

Трое менторов, посланных с детками за границу, напрасно поклонами себя утруждали, ибо были не в лучшем виде. Ну, учитель фехтования, может, урок какой здесь проводил, а учителю математики какого рожна по кабакам носиться?..

Всем дал разнос, всех погнал в пансионат, умываться, а сам в гостиницу, где старший адъютант сумел-таки отбить достойные апартаменты.

Тут вспомнил и про Петра с Андреем.

– Где? – потребовал у слуг ответа.

Но ясно – где. Если не были в кабаке, так где-нибудь у баб гулящих. Франция… черт бы ее побрал!…

Отец-фельдмаршал позабыл, как двадцать лет назад сам здесь куролесил, мотаясь с Тепловым между Берлином и Парижем. Но тогда-то денежки брат Алексей сыпал, а сейчас свои… олухи царя небесного!

Но не умел Кирилл Григорьевич – ну просто не умел! – долго сердиться. Когда сыновья, найденные и приведенные слугами в порядок, со всем должным поклоном явились к нему на взбучку, лишь для острастки притопнул:

– Сядайте, гарбузеньки… несчастные!

Ужинали уже как. взрослые люди, под тосты. Нескольких здешних профессоров для докладов призвали. Не только же ради дорогого вина они русских студиозов хвалили. Выходило, не совсем и зря отцовские денежки тратятся. Профессора, как по сговору, головами мотали: нет-нет, граф-боярин, к военному делу охоты не примечается, а в науках сильны, далеко пойдут!…

– Вот те раз! – посмеялся разомлевший отец. – Науки! Так не своими ли глазами я баталию ротмистра лицезрел?..

Ротмистр, он же старший над братьями, по старшинству и отвечал:

– Драться, батюшка, деремся, а к военной службе нет у нас потребы. Истинно, науки одолели! Что касаемо меня, так я бы в Англию, батюшка, желал…

– Гм… Англия! Иван Иванович, то бишь граф Шувалов, из Италии в Англию-то намерелся… – Понравилось стремление старшего. – Как встречусь с ним, о тебе и о Петре с Андреем распоряжусь. Живите пока так… да чтоб головы вам не оторвали!

Теперь уже младший из этой старшей троицы, Андрей, отца заверил:

– Не сердитесь, батюшка, и не беспокойтесь за нас. В обиду себя не дадим. Скажите лучше, как матушка поживает?

Он хотел сказать в ответ, что плохо поживает матушка-графиня, а вместо того, подавив вздох, рассмеялся:

– Передам ей, что скучают, графинюшка, мужики. А сама она, хлопцы мои, пребывает в добром здравии и поклоны вам материнские шлет.

Может, что и учуяли в отцовском голосе сыновья, но поклоны матери приняли с должной любовью.

Однако сам-то глава разбредшегося по Европе семейства знал совсем другое:

«Плоха, сынки, ваша матушка… Незрима, но тяжела душевная хвороба… Я ль один в том повинен?»

Ответа и в собственной душе не было.

Он задержался в Европе меньше, чем думал. Почта теперь работала более или менее исправно, письма худо-бедно добирались до границы, а по Европе летели быстро. Вести несли одна другой хуже… Дочери замужние уже писали: «Матушка страдает, а что нам делать?..»

Посетив Париж, Турин, Милан, Берлин еще раз и долго не задержавшись со старшим сыном в Англии, сдав там его на попечение Ивану Шувалову, распорядившись о Петре и Андрее, Кирилл возвратился в Россию.

Да и не тянуло его к долгим заграничным вояжам, как Шувалова и Дашкову. Заграничные пути добровольных изгнанников лишь на малое время пересекались. Хохол ли, россиянин ли – графа Разумовского звало на родину и без позыва болезной графинюшки. Ей – что Бог даст, а ему – что преподнесет ее величество Екатерина…

III

Умер брат Алексей Григорьевич. Через несколько дней умерла и жена Екатерина Ивановна…

Наверно, они не сговаривались, даже не очень-то и дружествовали, но Господь уподобил им вместе предстать перед ним, даже в единой, лишь разделенной тонкими стенками могиле. Граф Кирилл Григорьевич Разумовский поставил общий памятник: великолепный мраморный, в виде триумфальных ворот, с общей эпитафией:

«Здесь погребены тела в Бозе усопших: рабы Божией графини Катерины Ивановны Разумовской, урожденной Нарышкиной… и раба Божия Римского и Российского графа Алексея Григорьевича Разумовского, Российских войск генерала-фельдмаршала, оберегер-мейстера… орденов Российских святого Апостола Андрея, святого Александра Невского… и пр., пр., скончавшегося в Санкт-Петербурге 1771 года июля 6 дня…»

Вместе с женой фельдмаршал хоронил фельдмаршала. Само собой, под военные пушечные залпы. Много было и ружейной, даже пистолетной пальбы. Шутка ли, маршалы! Последние из елизаветинских. Всеми любимые и зла никому не делавшие. Что-то горестно вздрогнуло и во дворце на Мойке, и в Аничковом доме…

Тоже судьба. На месте нынешней богатейшей усадьбы жил когда-то, в неказистом домишке, полковник Аничков, ничем не приметный, даже наследниками забытый. Место, подаренное своему некоронованному мужу Елизаветой Петровной, так и закрепило ветхое имя полковника. Даже за роскошнейшим дворцом. Как Аничков дом!

Без хозяина, всегда безмерно тароватого, дом в один день опустел, хотя по необъятной усадьбе, с цветочными и овощными теплицами, со многими службами, конюшнями и каретными дворами и даже собственной кордегардией неприкаянно слонялись сотни ливрейных и безливрейных слуг, увешанных казацкими саблями гайдуков, охранников и прочей челяди. Чтоб остановить повальное пьянство, наследник назначил своего управителя да поселил в дворцовых палатах десяток измаиловцев. Того гляди, растащат все. Верно сказано: без хозяина и дом сирота.

Наследство, перешедшее от брата в разных подмосковных и петербургских поместьях, не говоря уже о малороссийских, требовало строгого учета и надзора. Вестимо, разворуют без догляда. Особливо на отдалении, в Малороссии.

Экс-гетман надеялся, что теперь-то Екатерина разрешит ему уехать, может быть навсегда, в обустроенный Батурин, чтобы оттуда назирать за всем свалившимся на его голову богатством.

Велика была надежда, когда на другой день после похорон она его пригласила, опять же с кабинет-курьером.

Надежда, наверно, скрасила его лицо, притушила печаль. Екатерина даже попеняла:

– Кирилл Григорьевич, да с похорон ли вы двуместных?

– С похорон, ваше величество… и с надеждой на вашу неисчерпаемую милость…

– О милостях попозже, а сейчас неутешный отец семейства… – Она вновь зорко глянула на него, но следов первоначальной благости, видно, не нашла. – Сейчас пока примите мои всепечальные соболезнования. Да не оставит Бог многажды здравствующих наследников.

– Благодарю, ваше величество, кланяюсь от всего многоликого семейства. – Он гораздо ниже дворцового этикета пригнул свое напитанное, неподдающееся уклону тело.- Пойдемте, Кирилл Григорьевич, ко мне, здесь как-то невместно, – обвела Екатерина глазами служебный кабинет – с тяжелыми бархатами, распахнутыми трехаршинными шторами, позолотой, пудовыми канделябрами, иноземными картинами, целыми когортами кресел и посетительских стульев, с громаднейшим служебным столом, пучками церьев в малахитовых уральских вазах, сегодняшними, еще не стертыми чернильными кляксами и фаянсовым кувшинчиком при единой чашечке.

Видимо, вслед за ней остановил и Кирилл Григорьевич взгляд на этом кувшинчике, потому что она, поднимаясь со своего внушительного кресла, понятливо кивнула:

– Нет-нет, не квасом поминают у нас, русских. Кирилл Григорьевич уже давно примечал это ее любимое – «у нас, русских».

Так оно и вышло. В небольшой, хорошо убранной антикамере, между домашним кабинетом и будуаром, посиживал Григорий Орлов.

– Я уже приказал принести все, что потребно случаю. И верно, не успели они сесть, как ливрейные слуги внесли несколько подносов, в един миг сервировали застланный розовой парчой стол и неслышно удалились. Орлов зря времени не терял.

– Помянем рабу Божию Катерину Ивановну.

Помянули стоя, преклоня головы в сторону сидевшей в кресле другой Катерины, Алексеевны. Ей по вполне понятной причине не понравилось совпадение имен, да еще при таком-то случае.

После некоторого молчаливого покачивания двух мужских голов Григорий уже увереннее продолжил:

– Помянем раба Божия Алексея… нашего любимого сотрапезника…

Тут Екатерина оживилась:

– Старшие у вас, Кирилл Григорьевич, уже во фрейлинах – может, и двух младших пора?

Благодарный наклон отцовской головы ответом был.

– В Конную гвардию ваш Алексей не хочет идти. Жаль. Тогда в камер-юнкеры?

Кроме благодарного поклона тут были уместны и слова:

– Как изволите, ваше величество. У меня только единое беспокойство: не оплошал бы сынок?

– А вы, батюшка, позаботьтесь об этом.

– Истинно так, ваше величество.

Она нахмурила чисто очерченные брови, припоминая:

– Да, а про Андрея-то не позабыли?

– Как можно, Государыня. Его на службу приглашает сам граф Панин. Ежели вы утверждение дать изволите?