Майя Луговская - Уроки музыки

• Название: Уроки музыки
• Автор: Майя Луговская
• Издательство: Современник
• Жанр: Проза
• Год: 1979

Рассказ московской поэтессы и писательницы Майи Леонидовны Луговской (прозу подписывала девичьей фамилией — Быкова Елена) (1914-1993).

---

Елена БЫКОВА УРОКИ МУЗЫКИ

…Всё у них произошло как-то само собой. Было это год назад. Весь их отряд работал тогда в тайге, и только одна Инна осталась в Чульмане, накопилось много проб, надо было делать анализы. Ей разрешили работать в промысловой лаборатории. Жара нестерпимая — весь день там жгут уголь, определяют зольность, работают в две смены. А Инна без смен, с утра до ночи — не успевает. Как она только выдерживала, все удивлялись. Наконец в воскресенье решила сделать передышку. Пошла к реке и всё-таки забрала с собой рабочий журнал, счётную линейку, чтобы на берегу поработать. Уселась, солнце припекает. Решила окунуться, хотя вода в Чульмане ледяная, всю так и обожгло. Она выскочила, оделась. Сидит, разглядывает себя в зеркало, порозовела, даже сама себе понравилась. Вдруг её окликнули. Кто бы это? Оглядывается — Гена. Слез с мотоцикла, идёт к ней. Увидел — журнал разложен:

— Вы и здесь ухитряетесь работать, мало вам по суткам торчать в лаборатории? Я этого допустить не могу. Собирайтесь-ка, поехали за грибами!

До этого Инна уже видела его: как-то зашёл в лабораторию, ей сказали, что это старший геолог управления, потом в посёлке встретила. Особого внимания не обратила, хотя и запомнила, потому что уж очень зорко он оглядел её.

— Никакой работы. Собирайте манатки. Поехали, — говорит с ней хоть и шутливо, но настойчиво. — Не вздумайте возражать.

Помог собрать вещи. Она села за его спиной, он велел держаться крепче. Мчал в Чульман с лихостью, перелетая через бугры, ямы, делая бешеные повороты. В его повадках было много мальчишеского.

— Входите и хозяйничайте. В холодильнике продукты. Порцию бутербродов надо удвоить. Подумаем о таре. Предупреждаю, грибов будет много, — говорил, почти втолкнув её в дверь своей квартиры.

Две комнаты завалены книгами, журналами, вещами, часть которых ещё не распакована. Коричневое пианино сразу бросилось в глаза. Повсюду разбросаны одежды, обувь. Казалось, здесь вообще никогда не убирали.

Квартира напоминала сам Чульман. Когда Инна приехала в первый раз, посёлок поразил её неприбранностью. Никому не было дела, что прямо на дороге битые бутылки, банки из-под консервов, изношенные кеды, рваные ватники. Никто и не думал наводить порядок, всё ненужное бросалось куда попало. Отчего это происходило? Наверное, от ощущения временности пребывания. Его испытывало большинство жителей посёлка. Приедут, собираются прожить год, не больше, но оседают, привыкают, перестают замечать все неудобства, годами живут и только рассуждают о своём скором и непременном отъезде.

Инна повозмущалась, повозмущалась и решила наконец устроить субботник в отряде, разпрести свалку, прибрать хотя бы около их корпуса. Её осмеяли:

— Кому это нужно?! — Но сделали.

Гена не позволил Инне забежать в общежитие, нарядил её в свою куртку с капюшоном. Они опять помчались на мотоцикле, на этот раз уже из Чульмана. Навстречу попадались мотоциклы, нагруженные корзинами и вёдрами, тщательно повязанными сверху. Инна волновалась, что поехали они слишком поздно и все грибы уже собраны. А он только смеялся.

Ехали долго. Неслись так, что дух захватывало, пестрело в глазах, и Инна ничего не видела, кроме земли, ускользающей под ними.

Место действительно оказалось грибным. Низкий лиственничек, кустарниковая берёза — маслята и рыжики повсюду. У Инны разбежались глаза. Она была заядлым грибником. Он привёз её и подарил целое богатство. Она собирала, не разгибаясь. А он ходил около, посмеиваясь, радуясь всему — и грибам, и лиственничку, и полянкам, и солнцу, и Инне, и тому, что он такой ладный и хороший.

— Ты во всём такая жадная? — спросил Гена, и она не удивилась, что он назвал её на «ты». — Ну, подожди… Уже некуда их класть, — он наклонился и поцеловал её в затылок. — Затылок-то розовый… Стрижка-ерыжка, стрижка-ерыжка… — повторял он, проводя ладонью по её коротко остриженным волосам. — Ты и сама, как рыжик, и «ухи» тоже, маленькие, твёрденькие, — добавил он, теребя пальцами её ухо. Потом повернул к себе, крепко и коротко поцеловал в губы и отстранил от себя.

— Вот оставлю здесь одну, что будешь делать? — сказал он и направился к мотоциклу.

Инна укладывала грибы в вёдра, в рюкзак поплотнее, чтобы не растрясти дорогой, полная чувством ожидания и уже счастливая настоящим.

Вернувшись, они вывалили грибы на пол, их оказался целый ворох. Вода в квартире не была ещё подключена, ему пришлось идти на колонку.

«Пусть натаскает целую ванну, вода нужна, а я пока хоть немного наведу порядок», — думала Инна. Постепенно командовать начала она. Он безропотно передвигал вещи, выносил мусор. Хоть уборка длилась недолго, но в квартире сразу стало приличнее. Вместе чистили грибы, которым не было конца. О чём-то разговаривали.

Сели ужинать поздно. Инна заторопилась к себе в общежитие.

— Никуда тебя не пущу, Рыжик, поняла? — Её возражений он не слушал. — Умывайся, а я постелю, — говорил он, прижимая её к себе, — никуда тебя не отпущу. Поняла?

Она осталась.

— Я ещё не знаю, Рыжик, какая ты, но группа кожи у нас одна, — шептал он в темноте.

— Групп кожи не бывает, — смеялась она.

— Ты ещё маленькая. Вырастешь, поймёшь.

Утром, ни на минуту не уснув, она побежала на работу. Она всегда-то работала быстро, а сегодня особенно, всё так и спорилось в руках. О встрече они не условились, и Инна думала — что будет?

Ещё в Москве, на всякий случай, она уложила во вьючный ящик крышки для закрутки банок, а вдруг пригодятся. Сейчас она вспомнила о них, достала, надо же закончить с этими грибами. Развела уксус — лучше всего их замариновать.

Гена зашёл за ней в лабораторию, когда сотрудники ещё не разошлись, вторая смена только начала работать. Он никого не постеснялся, и Инне это было приятно.

Опять он не отпустил её в общежитие. Тогда она послала его в магазин за банками. Начала уборку. Нагрела воды, выстирала его рубашки, носки, носовые платки — всё это было свалено в ванной. Приготовила маринад. Когда он вернулся, заставила его опять чистить грибы.

— Какая ты у меня хозяйственная… Ну, пожалей же меня. Я смотреть уже на них не могу, — жаловался он, бросал чистить грибы, обнимал, отвлекал её, и это ему удавалось.

Всё было просто, никаких вопросов, никаких объяснений, так естественно, будто и не могло быть иначе. Он ни о чём её не спрашивал, Инна сама ему рассказала, что с мужем давно нет ничего общего, что брак её был ошибкой, что муж продолжает пьянствовать в Петропавловске, а она перебралась в Москву, что у неё маленькая дочка, которая сейчас у матери.

— Будешь жить у меня и никаких общежитий, — сказал он ей, и она переселилась.

Оставалась у него и тогда, когда он на пять дней улетал в Якутск. Вот тут-то ей удалось навести настоящий порядок. Он вернулся и не узнал своей квартиры — всё блестело.

После Якутска он стал ещё ласковее. На левом плече у Инны родимое пятно, розовое, как будто от ожога, она всегда его стеснялась, а он целует, говорит:

— Это твоя отметина, тавро, как у лошадки, теперь всюду тебя найду. Я правда по тебе соскучился. Не веришь?..

Ну, как не поверить!..

Но зачем она теперь вспоминает об этом?

Ледяная вода чавкает в сапоге, Инна надела резиновые, брезентовые натёрли ноги, и не заметила, что один сапог порван. Надо разуться и высушить портянку.

Олени пасутся неподалёку от берега совершенно равнодушные, отъедаются. А маленький оленёночек — как привязанный к матери. «Сколько же они будут отъедаться?..»

Их отряд подошёл к Леглегеру. Красивое название у этой реки, и сама река необыкновенная. Вода кое-где ещё подо льдом, бежит как в тоннеле, лёд выгнулся, повис мраморными арками, иногда начинает гудеть, и тогда видно, как по нему разбегаются трещины. Вода в Леглегере зелёно-прозрачная, несётся быстро.

Виталий, новый начальник отряда, рыболов, решил взглянуть, не пошёл ли хариус.

Вдоль берега цветы тянутся в две полосы, как две ленты — одна голубая, другая розовая. Удивительный край! Инну особенно поражали карстовые озёра. Холодные, круглые, как зеркала. Деревья, небо отражаются в них. Приходишь через неделю — будто и не было. Лёд, на котором они стояли, подтает, вода уйдёт вглубь по расщелинам.

Виталий огорчился, хариуса нет. Может, рано ему ещё, а может, вообще пропал.

Солнце печёт, спина взмокла, а куртку снять рискованно, потому что моментально обгоришь до волдырей, солнце здесь очень коварно.

В этом маршруте все загорели, совсем стали чёрные. Виталия не узнать — и похудел, и вид замученный. Конечно, работает он больше всех, не умеет организовать работу как следует. Подбирать людей надо так, чтобы можно было положиться на них. А здесь обучение новичков и компромиссы.

«Когда наконец олени начнут на нас работать?» — думает Инна. Напрасно Виталий пошёл на сделку с этим каюром. Она ведь предупреждала. Не нравится он ей, обмухлюет их.