Сергей Щербаков - НЕОТМАЗАННЫЕ-Они умирали первыми

• Название: НЕОТМАЗАННЫЕ-Они умирали первыми
• Автор: Сергей Щербаков
• Жанр: О войне

---

— Обычно «вахи» минируют подходы к базам, и к ним просто так не подберешься, только по замысловатой «улитке», которая известна только им, — сказал Стефаныч.

— Я думаю, что это чисто резервный схрон, здесь никто не обитает, зачем его минировать, — высказал предположение Кныш, откидывая добрый кусок дерна с мхом и сухим кустом, прикрывающий люк. — Тем более, что от дислокации федеральных сил далече.

— Глубокая норка, — констатировал любопытный Ромка, заглядывая в открывшееся вражеское убежище.

— Смотри-ка, крыша-то в несколько накатов.

— По всем правилам партизанского искусства.

— Ну, а теперь, пацан, давай выкладывай начистоту, что ты тут делал? За каким хреном тут околачивался?

— Играл. Мы сюда играть с Русланом ходим.

— А кто ж землянку такую замечательную выкопал?

— Рашид, брат Руслана. Он с дядей Резваном ее копали, — захныкал мальчишка, втягивая голову. — Только не говорите, что это я показал.

— Ладно, пацан, не боись, ни кому не скажем. Слово даю. Ну, показывай свои владения.

Чернышов выдернул, воткнутый в ствол дерева, кинжал.

— Выбрось! — резко сказал побледневший Ромка.

— С какой стати? Трофей как никак. Клинок что надо. Жаль вот ножен нет.

— А ты представь, сколько этим трофеем голов поотрезали нашим солдатам, сколько, сволочи, народа изуродовали. Как их мучили, как над ними издевались, как их кололи этой штуковиной.

— А я как-то никогда об этом и не думал, — отозвался Танцор, запихивая холодное оружие за голенище сапога.

— Если так рассуждать, Самурай, то можно знаешь до чего докатиться. Свихнуться запросто, — вставил Елагин.

— Не знаю, но меня всегда капитально колбасит, когда я чужую подержанную вещь в руки беру. Мне представляется, что предметы живут своей какой-то особенной жизнью, несут в себе память о событиях, о бывших владельцах. Никак не могу от этих навязчивых мыслей отделаться.

— Лечиться тебе надо, паря! — отозвался хмурый Кныш.

— Представляешь, за каждой вещью стоит чья-то жизнь, чьи-то горести, чье-то счастье, чьи-то надежды, чье-то предательство, чья-то подлость. Все вокруг хранит память. Вон те серые скалы, например, или те камни, что у дороги, хранят в себе воспоминания еще тех давних времен, когда здесь проезжал армейский обоз в сопровождении русских солдат генерала Ермолова, или казачий разъезд, воевавших с горцами. Может быть когда-нибудь наука достигнет таких высот, что можно будет выкачивать информацию о прошлом из неодушевленных предметов.

— Ну, Ромка, опять тебя понесло, батальонный Стругацкий наш. Сейчас нафантазируешь в три короба и шкатулку. Готовь, пацаны, уши для лапши!

— Кто его знает, может они на самом деле не такие и мертвые, эти камни, эти скалы, а живут своей какой-нибудь особенной, незаметной для нас жизнью.

— Думаешь со времен Жилина и Костылина что-нибудь изменилось в Чечне? Конечно нет! Те же сырые зинданы, те же рабы, также глотку кинжалами режут!

Из тайника, который указал мальчишка, на божий свет был извлечен новехонький 82 мм миномет в заводской смазке и полтора десятка мин к нему, около двадцати полных магазинов к «калашу», восемь четырехсотграммовых тротиловых шашек и два фугаса. Помимо вооружения в схроне еще оказались коробка с медикаментами и большие запасы провианта, явно «гуманитарки».

Фугасы и мины тут же подорвали, уничтожив вражеский схрон. Когда «вэвэшники» вернулись к убитым «омоновцам», там уже был взвод старшего лейтенанта Тимохина с «собрами». Внизу на песчаной косе около трупа, расстерелянного старшего сержанта, курили «собровцы», лейтенанты Трофимов и Колосков. У молчаливого Трофимова, которого сослуживцы уважительно величали Конфуцием, было злое каменное лицо с прищуренными глазами, желтые от никотина пальцы, державшие сигарету, мелко дрожали. Чуть дальше, по галечной отмели, бродил кинолог Виталька Приданцев с Караем, который что-то вынюхивал у воды…

Вечером мрачный неразговорчивый Конфуций где-то здорово надрался спиртного и завалился пьяный к «вэвэшникам» в палатку. И устроившись на нарах у печки, поведал про то, как боевики жестоко истязали пленных в прошлую войну, когда ему довелось в этих краях воевать. Отрубали уши, носы, руки, половые органы, головы. Дробили кости рук, ног. Всячески издевались над пленными и заложниками, чтобы унизить их, довести до состояния животных. Убивали и насиловали с изощренным садизмом смертельно раненных, находящихся в предсмертной агонии. И не только пленных солдат, но и захваченных в заложники несчастных солдатских матерей, приехавших сюда в поисках своих без вести пропавших на проклятой войне детей.

Пока он с зубовным скрежетом, сбиваясь, говорил про все эти ужасы, скудные слезы текли у него по давно небритому посеревшему лицу. Неожиданно, во время рассказа он, безбожно матерясь, в порыве злобы нечаянно нажал на спусковой крючок. «Калаш» судорожно заплясал у него в руках, автоматная очередь продырявила верх палатки. Примчавшиеся на выстрелы старший прапорщик Стефаныч и сержант Кныш, обезоружив поддатого, орущего проклятия, «собровца», не без труда увели его к своим. Там Квазимодо и братья Исаевы знали, как бороться с частыми срывами лейтенанта Трофимова: бесцеремонно привязывали до утра его к металлической койке, чтобы чего-нибудь не натворил в приступе необузданной ярости.

Глава девятнадцатая

На следующее утро чеченское село надежно заблокировали десантники несколькими БМД и БТРом, перекрыв все выходы из него с трех сторон; с четвертой стороны находился крутой обрыв, подмываемый стремительной обмелевшей рекой. Пока командиры на косогоре обильно покрытом инеем договаривались с местной властью, приехавшей со старейшинами в папахах на белой «Волге», о деталях предстоящей операции. «Вэвэшники» и СОБР томились в ожидании начала зачистки у «бээмпэшек» и «уралов».

— Ты чего там, Серега, притих? — спросил старший прапорщик Стефаныч, обращаясь к младшему сержанту Ефимову, который у лица держал сухую веточку. — Все нюхаешь чего- то.

— Запах женщины, — тихо пробормотал тот, как бы виновато улыбаясь. — Вот веточку сорвал, запах обалденный.

— Ты, что рехнулся? Какой еще запах?

— Какая женщина?

— Совсем тут дошел до ручки, скоро на кусты будешь бросаться!

— Изголодался, молодой кобелек!

— Тут одними вонючими портянками может пахнуть, да дерьмом с кровью, — вставил угрюмый лейтенант Трофимов, счищая щепкой налипшую грязь с подошвы ботинка.

— Дай-ка сюда! — старший лейтенант Колосков, по прозвищу Квазимодо, протянул руку.

— Да, что-то есть неуловимое, — отозвался он, бережно возвращая Серегину драгоценность.

— Ну-ка, — мрачный Конфуций преподнес к изуродованному шрамами лицу сухую веточку.

— Да, ты ладонью прикрой от ветра. Выдувает. Ну, как? Теперь чувствуешь?

Подержав с минуту, Трофимов, молча, как бы нехотя вернул ее Ефимову. Веточка пошла по рукам.

— Дайте понюхать-то, — нетерпеливо канючил первогодок Привалов с протянутой рукой, топчась внизу.

— Тебе-то за чем? Сопля еще зеленая!

— Где тебе знать-то, что такое баба! — вставил ««собровец»» Савельев, грубо отшивая мгновенно залившегося краской Привалова. — Да и насморк у тебя, шмыгалка-то не работает, все равно ни хрена не учуешь! Только добро переводить!

Рядовой Ведрин в свою очередь, уткнувшись носом в веточку, громко сопел, втягивая воздух.

— Ну, Джон Ведрин, ты даешь! — громко заржал Стефаныч, откидываясь всем телом на башню. — Это же запах женщины. Тут надо нежно, легонько вдыхать, а ты как портянку нюхаешь или лепешку дерьма, чудила! Всему вас, молокососов, учить надо.

— Да ну, вас, козлов вонючих! — обиделся Ведрин и спрыгнул с БМП, поправив бронежилет, направился к Мирошкину и Свистунову, которые в стороне забавлялись с овчаркой Гоби.

— А что это за растение? — поинтересовался вдруг Конфуций.

— А черт его знает! Вчера отломил ветку с какого-то куста на зачистке в Курчали.

— Может это мирт. Слышал, запах у него необыкновенный, — поделился своим предположением рядовой Самурский.

— Да, Ромка, надо было ботанику в школе лучше учить! — брякнул прапорщик Филимонов, усмехаясь в прокуренные усы.

— Ну-ка, Серж, дайка еще нюхнуть! — мечтательно протянул контрактник Головко. — А этим хорькам: Кнышу, Чернышову и Чахлому не давай! То же, мне, эстеты нашлись! Знаю, я их как облупленных, те еще ловеласы, занюхают.

— Виталь, сунь Караю под нос, — обратился к Приданцеву «собр» Савельев. — Интересно, как он прореагирует.

— Как? Соответственно своему мужскому полу! Спустит чего доброго! — откликнулся тут же Филимонов.

— Сам смотри не спусти!

— Вот надышался до одури, сейчас и от козы безрогой не отказался бы!