Сенкия Сияда - В Школе Магии Зарежья

• Название: В Школе Магии Зарежья
• Автор: Сенкия Сияда
• Жанр: Юмористическая фантастика

Как продолжать нормально жить и учиться, если одноклассники провозглашают холодную войну? И на голову сыплется ворох застарелых Школьных тайн! Директор подозревает во всех прегрешениях!.. Хотя ладно, это он небезосновательно делает. Казалось бы, есть одно стратегически верное решение — затаиться и переждать грозу, тем более в городе и школе кутерьма по поводу скорой коронации Императора. Но как, как усидеть на месте, если страдаешь пытливостью ума? Одно радует ученицу магии, точнее, одна — верная подруга под боком. Но и она рано или поздно отправится на каникулы, и вот тогда-а!..

---

Подхватываю распустившиеся волосы лентой и, тихонько напевая да подскакивая егозой, направляюсь к деревне. В просвете между деревьями глядится голубое небо с черными росчерками дыма. Удивленно замерев, понимаю, что Глашка не врала, и что есть мочи несусь к деревне. Полыхает один дом, рядом занимаются еще два. Подбегаю к ограде, и от удивления рот открывается сам собой. В воздухе летает щепа, искрят разряды, стоит невиданный грохот, сбивающий с ног. Словно бы в огромной серой туманной воронке борются два человеческих силуэта, два мага. Деревенские, даже не пытаясь тушить пламя, столпились вдалеке по противоположную от меня сторону и с животным страхом взирают на творящееся перед ними. Серый столб вибрирует и дышит, как живой. Растет вверх и, в секунду вытянувшись и изогнувшись, словно хлыст опускается на дом старосты.

Хрясь!

От строения не остается ничего. Обломки начинают хороводить в сером вихре, от скорости размываясь и растворяясь в нем. Конец хлыста переносит пламя еще на четыре дома. Сувой вибрирует все сильнее, я уже чувствую, как гудит воздух и земля под ногами. Мне сильно страшно, я хочу к маме и, прикрывшись рукой, пытаюсь высмотреть ее в той далекой толпе. Но ничего не разглядеть, лишь серая стена проносится с невообразимой силой. Разворачиваюсь, собираясь оббежать вокруг и пролезть к остальным через знакомую дырку в заборе, как вдруг что-то необъяснимо начинает меняться. Плывут, дергаются контуры, размытые, словно от хлесткого летнего ливня. Забор колышется, доски будто разделились на огромную кучу частичек и вот они копошатся, как муравьи в муравейнике. Краем глаза вижу что-то огромное, несущееся на меня. Вежды расширяются, на меня падает вихрь, снова изогнувшийся хлыстом. Захожусь диким криком. Конец коловращения начинает светиться и, словно свеча, вспыхивает белым пламенем, меня в него окунает с ног до головы...

Прихожу в себя. Понимаю, что лежу, открываю глаза и, тут же вспомнив, что было, с криком вскакиваю. Кругом разговаривает какой-то неродной, незнакомый лес. Тот дикий, что не рублен мужицкими топорами, и чьи кустарники, орешники да малинники не ломаны и не обобраны частыми находами деревенского люда...

Конец краткого отступления от основного повествования.

...Я подождала, пока перестанет свербить в горле и в носу. Но в голосе все равно проскальзывали плаксивые нотки.

— Распределили в приют, ну, как приют, скорее, ночное прибежище. Днем — отработка подмастерьями. Мне можно сказать, повезло — попала на кухню в постоялый двор, воду таскала, полы мыла, лук резала, но хоть голодной никогда не была. Затем через полгода у нас провели обязательный имперский смотр на выявление предрасположенности к магии. У меня, видать, что-то нашли, забрали в Ступень, а дальше я попала сюда. Доволен?! — вскричала я под конец и попыталась вырваться и убежать. Я уже говорила, что Ладмир сильнее? М-да.

— Совсем ничего не помнила? — удивился вампир, даже не обратив внимания на мои тщетные дерганья. — Сколько же тебе было лет? Ведь, наверное, восемь-девять.

— Восемь. Да, люди иногда теряют память! Не знал? — ехидно спросила я, перестав выуживаться и приспосабливаясь к неспешному шагу Ладмира. — А пора бы, в твоем возрасте уже у всех, как правило, наступает старческий склероз. Маразм, дак, по-моему, у тебя уже налицо, — авторитетно заявила я и мстительно захихикала.

— Что?! А ну-ка повтори, что сказала? — нехорошим голосом проговорил Ладмир, выныривая из задумчивости и растягивая губы в клыкастой улыбке. Я перестала хихикать и пискнув, заизвивалась, пятками почувствовав угрозу. Но улизнуть не вышло. Ладмир, злорадно похохатывая, рывком притянул меня за стиснутую руку, сгреб в охапку и извалял в сугробе.

Назад я вернулась никем не замеченная, засоня Тамарка все так же сурком посапывала и даже на другой бок не перевернулась за время моего отсутствия. Снежок, опрометчиво оставленный на простыни, к моему приходу благополучно растаял, и пришлось, извернувшись, спать на боку у самой стенки, что, впрочем, все равно вышло не сразу из-за обилия в голове новый информации и составления плана растраты выигрыша за пари. И что не помешало мне в итоге заснуть, распластавшись на мокром пятне.

В пятницу утром мы с Тамаркой вошли в аудиторию, оживленно переговариваясь и то и дело приостанавливаясь, чтобы крайне эмоциональный разговор вести, не отвлекаясь на ходьбу. Я иногда, забываясь, начинала буквально кричать, но потом осекалась, подозрительно оглядывалась по сторонам и продолжала беседу негромким тоном:

— Вначале... шубу! Горностаевую!... Нет!... Песцовую! — говорила я с видом рыночного воришки, попавшего в Императорскую сокровищницу и не знающего, что хватать вначале, потому как глаза разбежались. — Или нет! — продолжала я с еще более горящим взором: — Эльфийские украшения на лоб из эсвирита! А еще... Рубаху из красного шелка и сапожки сафьяновые, те, что с розами на голенищах! — и на время замолкала с блаженной улыбкой, глядя куда-то в свои мысли.

Тамарка тоже вполне счастливо улыбалась.

— Вот, — оживала я, совала и тыкала Тамарке в нос пожелтевшей от времени, лохматой на сгибах бумажкой, которую извлекла из-за пазухи. Мы как раз замерли рядом с пустым учительским столом, вблизи от прохода между партами и не замечали, как зашевелились неподалеку чужие уши. — Там была еще одна страница с дополнением, мол, обряд проводить как раз в полночь в полнолуние, потому что, дескать, охрана сокровищ слабеет, — тут я делала страшные глаза, складывала бумажку и убирала обратно под платье.

Мы, обмениваясь понимающими кивками, мол, так вот все серьезно, прошли по проходу на одну из задних свободных парт. Во время лекции мы с Томкой все шептались, тихонько хихикали. На нас изредка оглядывались ученики, и в итоге сделал замечание учитель. Я посидела еще какое-то время, неспокойно ерзая, а потом отпросилась в туалет.

И вот беда! Когда я шла по проходу из-под подола платья с тихим шелестом выпал желтоватый квадратик и растерянно замер на полу посередине прохода. Я-то, растяпа, не заметила. А Томка сидела за дальней от прохода стороной парты, копалась в своих учебниках и ничего не видела! Но что это? В проход тут же медленно выдвинулась чья-то нога, которая тихонько с пяточки на носочек наступила на бумажку-беспризорницу и неспешно утюгом уехала обратно под парту. Ай-яй-яй! Как нехорошо!

В класс я ворвалась с бешено горящим взором. Не глядя на стоящего возле доски учителя, прыгнула на середину кабинета, с места упала на живот и обвела жутким взглядом кабинет по уровню пола. Лицо мое потихоньку квасилось, но я судорожно сдерживалась, из-за чего оно дергалось, потом обратно кривилось и было крайне впечатляющим. Но на этом я не успокоилась. Не найдя искомого, я порывисто подскочила на руки и ноги и четырехногим пауком промчалась по одному, потом по другому ряду, уткнувшись лицом в пол и водя носом туда-сюда, как охотничья собака. Учитель не понимал, что происходит, и так и стоял с зажатым в руке мелом, не решаясь привлечь к себе внимание подозрительно невменяемой ученицы (а вдруг бешенство — а при нем не только сам момент заражения, но и излечение крайне несимпатичное и болезненное!). Одноклассники и подавно не собирались прерывать комедию, бесплатную и явно более интересную, чем лекция. Я, то и дело сглатывая прорывающиеся рыдания, дергая горлом и губами, со стоящими в глазах слезами рванулась к своим учебникам и тетрадям, разворошила и раскидала все, предварительно посотрясав их страницами вниз и судорожно перелистав. Тетрадок и учебников я специально захватила мало, чтобы спектакль не затягивался. Одну тетрадь я даже случайно разорвала, но не обратила на это внимания и повернулась к Томке:

— Тома, мой листочек не у тебя? — чуть не плача, проговорила я. Все уже давно развернулись лицами к нам, словно подсолнухи вслед за солнцем, и с интересом слушали, некоторые подпирали головы кулаками. Томка округлила глаза, поняв, про какой листочек я толкую, а потом покачала головой. Я, уже не сдерживая всхлипывания, только сейчас обратив внимание на присутствующих, срывающимся голосом громко поинтересовалась у них:

— Ребята, вы не находили листочка такого, сложенного, старенького?

Ребята секунду промолчали, а потом растерянно, с соболезнованием в голосе сказали, что не находили. Я еще пару секунд посдерживалась, подергала закусанной губой, а затем заревела навзрыд и, размахивая руками, прямо по разбросанным тетрадкам стремительно выбежала из класса, с разбегу толкнув дверь и оглушая коридор жутким ревом, который постепенно стихал в кабинете по мере моего удаления от него. Тамарка в абсолютном молчании окружающих собрала мои вещи, подхватила свои, пожала плечами, мол, вы уж ее извините, и беспрепятственно проследовала за мной в коридор. А преподаватель ей даже ничего не сказал за самовольный уход с лекции.