Юрий Манн - Мировая художественная культура. XX век. Литература

• Название: Мировая художественная культура. XX век. Литература
• Автор: Юрий Манн
• Издательство: 046ebc0b-b024-102a-94d5-07de47c81719
• Жанр: Языкознание
• Год: 2008
• ISBN: 978–5–91180–935–5

В книгу включены материалы, дающие целостное представление о развитии литературы и филологической мысли в XX в. в России, странах Европы, Северной и Латинской Америки, Австралии, Азии, Африки. Авторы уделяют внимание максимально широкому кругу направлений развития литературы этого времени, привлекая материалы, не включавшиеся ранее в книги и учебники по мировой художественной культуре.

Для учителей мировой художественной культуры, литературы, старшеклассников, студентов гуманитарных факультетов средних специальных и высших учебных заведений, а также для широкого круга читателей, интересующихся историей культуры.

Рукопись одобрена на заседании Ученого совета Института художественного образования Российской академии образования 12 декабря 2006 г., протокол № 9.

---

На творчество Ирины Борисовны Ратушинской (р. 1954) оказал влияние тяжелый жизненный опыт тюремных мытарств, уготованных ей за правозащитную деятельность. Ратушинская приняла поэзию не как игру, а как «исповедь, проповедь, самое бытие» (Ю. М. Кублановский). Душевная щедрость поэта, богатство внутреннего мира позволили даже сквозь тюремную решетку и колючую проволоку увидеть прекрасное («Есть праздник любования луной…»). Вечная тема природы, ее хрупкой красоты раскрывается в острых драматических контрастах. Для поэта Родина – страдалица и святая. Стихи И. Ратушинской дышат действенной гражданственностью, готовностью идти до конца дорогой испытаний.

«Ниоткуда с любовью» (И. А. Бродский)

Космизм мироощущения

Выдающийся, всемирно известный поэт, лауреат Нобелевской и других престижных премий Иосиф Александрович Бродский (1940-1996)

Излюбленные темы Бродского – время, пространство, Бог, жизнь, смерть, поэзия, изгнание, одиночество. Исследователи отмечают трагедийность мироощущения поэта, «апофеоз одиночества» в его лирике.

В своем взгляде на личность Бродский сближается с мнениями и положениями философов-экзистенциалистов – Камю, Сартра, Бердяева, Кьеркегора и Хайдеггера. При этом они подчеркивают то, что человек, только полностью отказавшись от общества, найдет сам себя и сможет реализовать заложенные природой уникальные способности. Однако, чтобы выйти на свой личностный путь самоутверждения в мире, человек должен отказаться и от личных представлений о самом себе, которые сложились также под влиянием социальной среды. Как преодоление из обреченности возникает у Бродского тема языка, слова, речи. Поэт, в его понимании, – это инструмент языка. А язык важнее Бога, важнее природы.

Несомненна особая роль античности в философско-поэтическом мировидении Бродского. Поэт считал, что эллино-римское мироощущение было более достоверным и убедительным, чем «навязанное культурной традицией христианское мироощущение» («Орфей и Артемида» (1964), «Дидона и Эней» (1969), «Одиссей Телемаку» (1972), «Развивая Платона» (1976)). Бродский пристально исследует и мотивы Ветхого и Нового заветов («Исаак и Авраам» (1963), «Сретенье» (1972), «Бегство в Египет» (1988) и др.). С 1961-го по 1991 г. поэт написал более 10 рождественских стихотворений. В начале 1990-х были созданы такие шедевры, как «Рождественская звезда», «Колыбельная», «Что нужно для чуда?».

В «Рождественской звезде» (1987) Бродский дал свою философско-поэтическую интерпретацию библейских мотивов. Он излагает сюжет более конспективно, несколько декоративно. Условно-легендарное поэтически конкретизируется, обрастает зримыми, осязаемыми предметными деталями («желтый пар из воловьих ноздрей», «втащенные» в пещеру подарки волхвов) и в то же время одухотворяется. Ключевым становится образ звезды. Взгляды младенца (Сына Человеческого) и звезды (Бога-Отца) скрещиваются, а на их пересечении чувствуется пристальный взгляд матери.

Излюбленный жанр поэта – путевые заметки («Роттердамский дневник» (1973), «Темза и Челси» (1974), «Мексиканский дивертисмент» (1975) и др.). В 1995 г. вышел сборник «Пересеченная местность», в котором собраны сорок произведений «жанра путешествий». Каждое стихотворение сопровождается подробным комментарием автора. Так создается «с одной стороны, пейзаж, с другой – автопортрет».

Среди произведений Бродского, посвященных поэтам («На смерть Роберта Фроста», «Большая элегия Джону Донну», «На смерть Т. С. Элиота», «У памятника А. С. Пушкину в Одессе» и др.), особое место занимают 12 стихотворений с посвящениями А. А. Ахматовой и эпиграфами из ее стихов. Этот ряд, начатый еще при жизни Ахматовой, был завершен проникновенным и редкостным по художественному совершенству обращением «На столетие Анны Ахматовой» (1989). Это произведение отмечено космизмом мироощущения, классической простотой формы. В нем раскрываются поразительно гармоничная художественная концепция бытия и творчества, образ поэта в мире:

Бог сохраняет все; особенно – слова
Прощенья и любви, как собственный свой голос.[140]

Наблюдатель и мыслитель

В своих поздних стихах Бродский предстает прежде всего как наблюдатель и мыслитель. Почти полностью исчезает мотив физического движения героя в пространстве. Ритм замедляется. Сам герой неподвижен, движутся его взгляд, его мысль: «Взгляд оставляет на вещи след» («Это – ряд наблюдений…»).

Иосиф Бродский открыл новую поэтическую традицию, соединив уроки нескольких поэтических школ и направлений в своей поэзии. Новаторство Бродского проявилось не только в особом видении мира, но и в принципах построения метафоры, которая чаще всего строится на зрительном сходстве: солнце на рассвете изображено как горячий уголь, тлеющий в серой золе неба («Эклога 4-я (зимняя)»). Но за живописным образом скрывается глубокая смысловая подсветка, мир обретает непостижимую глубину. Среди пурги появляются первые дуновения тепла: тепло тела; пламя загорается как страстное желание идеала; полыхающие сны.

Нетрадиционность метафор и сравнений Бродского проявляется и в том, что чувственно ощутимое уподобляется тому, что органам чувств недоступно.

Как число в уме, на песке оставляя след,
Океан громоздится во тьме, миллионы лет
Мертвой зыбью баюкая щепку.

Колыбельная трескового мыса[141]

В творчестве Бродского многое покажется странным, если следовать стереотипам читательского восприятия. Если строки воспринимать буквально, то получится полный абсурд: «Годы жизни повсюду важней, чем воды», «воды, рельсы. все эти вещи почти мгновенны» и др. Но в стихотворении речь идет о способах самоубийства. Слова «воды» и «рельсы» заменяют длинные фразы: «те мгновения, когда человек тонет», и «те мгновения, когда человек умирает под колесами поезда». Бродский сокращает фразу до одного слова, опуская логические связки. Читатель должен восстанавливать их сам.

Стихи Бродского как бы отражают процесс мышления: ведь мысль бежит быстрее, чем человек успевает ее записать. Во многих произведениях мыль зафиксирована фрагментарно, а промежуточные звенья опущены. Явления нагромождаются одно на другое. Вещи соединяются, образуя разнородный конгломерат. Реальность дробится на ощущения, которые стягиваются в крепкие узлы («Узнаю этот ветер…», «Литовский дивертисмент» и др.).

Талант Бродского необыкновенно многолик. В его поэтическом видении мира нет единообразия, повторяемости. Возможно, поэтому его творчество стало огромным фактором, влияющим на сознание людей, а его стихи обрели такую власть над душами читателей.

В «ситуации границы» (на пороге XXI в.)

Ощущая себя иммигрантами

Существование советского государства, тоталитарного режима наделяло русскую эмиграцию особым чувством единения в противостоянии. С утратой этого врага эмигранты как будто начали терять свою прежнюю национальную идентичность. Таким образом, в настоящее время, с одной стороны, происходит эстетизация эмиграции и эмигрантов «первой волны», формируется миф о Русской Эмиграции. С другой стороны, в отношении эмиграции 1990-х, более близкой по времени к сегодняшнему моменту и потому в меньшей степени иллюзорной, механизмы мифологизации не срабатывают.

Писатели-эмигранты 1990-х гг. существуют в сложной «ситуации границы» нескольких культур. Осознавая себя скорее иммигрантами, чем эмигрантами, они, в отличие от эмигрантов «первой волны», перешли от политики «исключения» к политике «включения». Например, Михаил Шишкин, русский писатель, живущий в Швейцарии, выпустил 600-страничный литературно-исторический путеводитель по Швейцарии на немецком языке: «Русская Швейцария».

Русский писатель-эмигрант Андрей Макин создал роман «Французское завещание» на французском языке, принесший ему большой успех.

Возможно, успех книги Макина заключается в авторской стратегии: он радикально изменил привычную оппозицию «аборигены/эмиграция». В его книге повествователь-чужак (и ассоциирующийся с ним автор) не противопоставляет себя первым, но подчеркнуто демонстрирует свое желание стать одним из аборигенов.

«Словом воскреснем» (М. П. Шишкин)

Один из наиболее ярких и титулованных представителей «четвертой волны» Михаил Павлович Шишкин (р. 1961) обрел известность после публикации романа «Всех ожидает одна ночь».

В 2001 г. он стал лауреатом Букеровской премии за роман «Взятие Измаила», о котором сам автор сказал, что эта книга «о невозможности освободиться от России».