Владимир Ленин - ПСС, т.1

• Название: ПСС, т.1
• Автор: Владимир Ленин
• Жанр: Политика

---

От г. Михайловского автор переходит к г. Южакову, который не представляет из се­бя ничего самостоятельного и интересного. Г-н Струве совершенно справедливо отзы­вается о его социологических рассуждениях, что это — «пышные слова», «лишенные всякого содержания». Стоит остановиться на чрезвычайно характерном (для народни­чества вообще) различии между г. Южаковым и г. Михайловским. Г. Струве отмечает это различие, называя г-на Южакова «националистом», тогда как-де г. Михайловскому «всякий национализм всегда был совершенно чужд», и для него, по его собственным словам, «вопрос о народной правде обнимает не только русский народ, а весь трудя­щийся люд всего цивилизованного мира». Мне кажется, что за этим различием прогля­дывает еще отражение двойственного положения мелкого производителя, который яв­ляется элементом прогрессивным, поскольку он начинает, по бессознательно удачному выражению г. Южакова, «дифференцироваться от общества», — и элементом реакци­онным, поскольку борется за сохранение своего положения, как мелкого хозяина, и старается задержать экономическое развитие. Поэтому и русское народничество умеет сочетать прогрессивные, демократические черты доктрины — с реакционными, вызы­вающими сочувствие «Московских Ведомостей»114. Что касается до этих последних, то трудно было бы, думается, рельефнее выставить их, чем сделал это г. Южаков в сле­дующей тираде, приводимой у г. Струве.

«Только крестьянство всегда и всюду являлось носителем чистой идеи труда. По-видимому, эта же идея

Конкретные примеры неполного проведения материализма у г. Струве и невыдержанности у него теории классовой борьбы будут указываться ниже в каждом отдельном случае.

420 В. И. ЛЕНИН

вынесена на арену современной истории так называемым четвертым сословием, город­ским пролетариатом, но видоизменения, претерпенные ее сущностью, при этом так значительны, что крестьянин едва ли бы узнал в ней обычную основу своего быта. Право на труд, а не святая обязанность труда, обязанность в поте лица добывать хлеб свой [так вот что скрывалось за «чистой идеей труда» ! Чисто крепостническая идея об «обязанности» крестьянина добывать хлеб... для исполнения своих повинностей? Об этой «святой» обязанности говорится забитому и задавленному ею коняге!! ]; затем, выделение труда и вознаграждение за него, вся эта агитация о справедливом вознагра­ждении за труд, как будто не сам труд в плодах своих создает это вознаграждение [«Что это?», — спрашивает г. Струве, — «sancta simplicitas или нечто иное?» Хуже. Это — апофеоз послушливости прикрепленного к земле батрака, привыкшего работать на других чуть не даром]; дифференцирование труда от жизни в какую-то отвлеченную (?! П. С.) категорию, изображаемую столькими-то часами пребывания на фабрике, не имеющую никакого иного (?! П. С.) отношения, никакой связи с повседневными инте­ресами работника [чисто мещанская трусость мелкого производителя, которому порой очень и очень плохо приходится от современной капиталистической организации, но который пуще всего на свете боится серьезного движения против этой организации со стороны элементов, окончательно «дифференцировавшихся» от всякой связи с ней]; наконец, отсутствие оседлости, домашнего, созданного трудом очага, изменчивость по­прища труда, — все это совершенно чуждо идее крестьянского труда. Трудовой, от от­цов и дедов завещанный очаг, труд, проникающий своими интересами всю жизнь и строящий ее мораль — любовь к политой потом многих поколений ниве, — все это,

Автор не знает, должно быть, — как и подобает маленькому буржуа, — что западноевропейский трудящийся люд давно перерос ту стадию развития, когда он требовал «права на труд», и требует теперь «права на леность», права на отдых от чрезмерной работы, которая калечит и давит его.

— святая простота. Ред.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 4Ц

составляющее неотъемлемую отличительную черту крестьянского быта, совершенно незнакомо рабочему пролетариату, а потому, в то время, как жизнь последнего, хотя и трудовая, строится на морали буржуазной (индивидуалистической и опирающейся на принцип приобретенного права), а в лучшем случае отвлеченно-философской, в основе крестьянской морали лежит именно труд, его логика, его требования» (18). Тут высту­пают уже в чистом виде реакционные черты мелкого производителя, его забитость, за­ставляющая его верить в то, что ему навеки суждена «святая обязанность» быть коня­гой; его «завещанный от отцов и дедов» сервилизм; его привязанность к отдельному крохотному хозяйству, боязнь потерять которое вынуждает его отказаться даже от вся­кой мысли о «справедливом вознаграждении» и выступать врагом всякой «агитации», — которое, вследствие низкой производительности труда и прикрепления трудящегося к одному месту, делает его дикарем и, силою одних уже хозяйственных условий, необ­ходимо порождает его забитость и сервилизм. Разрушение этих реакционных черт должно быть безусловно поставлено в заслугу нашей буржуазии; прогрессивная работа ее состоит именно в том, что она порвала все связи трудящегося с крепостническими порядками, с крепостническими традициями. Средневековые формы эксплуатации, ко­торые были прикрыты личными отношениями господина к его подданному, местного кулака и скупщика к местным крестьянам и кустарям, патриархального «скромного и бородатого миллионера» к его «ребятам», и которые в силу этого порождали ультраре­акционные идеи, — эти средневековые формы она заменила и продолжает заменять эксплуатацией «европейски развязного антрепренера», эксплуатацией безличной, го­лой, ничем не прикрытой и уже тем самым разрушающей нелепые иллюзии и мечтания. Она разрушила прежнюю обособленность крестьянина («оседлость»), который не хо­тел, да и не мог знать ничего, кроме своего клочка земли, и — обобществляя труд и чрезвычайно повышая его производительность, стала силой

422 В. И. ЛЕНИН

выталкивать производителя на арену общественной жизни.

Г-н Струве говорит по поводу этого рассуждения г-на Южакова: «Таким образом г. Южаков с полной ясностью документирует славянофильские корни народничества» (18) и ниже, подводя итоги своему изложению социологических идей народничества, он добавляет, что вера в «самобытное развитие России» составляет «историческую связь между славянофильством и народничеством» и что поэтому спор марксистов с народниками есть «естественное продолжение разногласия между славянофильством и западничеством» (29). Это последнее положение, мне кажется, требует ограничения. Бесспорно, что народники очень и очень повинны в квасном патриотизме самого низ­кого разбора (г. Южаков, например). Бесспорно и то, что игнорирование социологиче­ского метода Маркса и его постановки вопросов, касающихся непосредственных про­изводителей, равносильно для тех русских людей, кто хочет представлять интересы этих непосредственных производителей, с полным отчуждением от западной «цивили­зации». Но сущность народничества лежит глубже: не в учении о самобытности и не в славянофильстве, а в представительстве интересов и идей русского мелкого производи­теля. Поэтому среди народников и были писатели (и это были лучшие из народников), которые, как это признал и г. Струве, не имели ничего общего с славянофильством, ко­торые даже признавали, что Россия вступила на тот же путь, что и Западная Европа. С такими категориями, как славянофильство и западничество, в вопросах русского на­родничества никак не разобраться. Народничество отразило такой факт русской жизни, который почти еще отсутствовал в ту эпоху, когда складывалось славянофильство и западничество, именно: противоположность интересов труда и капитала. Оно отразило этот факт через призму жизненных условий и интересов мелкого производителя, отра­зило поэтому уродливо, трусливо, создав теорию, выдвигающую не противоречия об­щественных интересов, а бесплодные упования на иной путь раз-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 423

вития, и наша задача исправить эту ошибку народничества, показать, какая обществен­ная группа может явиться действительным представителем интересов непосредствен­ных производителей.

Переходим теперь ко второй главе книги г. Струве.

План изложения у автора следующий: сначала он указывает те общие соображения, которые заставляют считать материализм единственно правильным методом общест­венной науки; затем излагает воззрения Маркса и Энгельса и, наконец, применяет по­лученные выводы к некоторым явлениям русской жизни. Вследствие особенной важно­сти предмета этой главы мы попытаемся подробнее разобрать ее содержание, отмечая все те пункты, которые вызывают возражение.

Автор начинает с совершенно справедливого указания на то, что теория, сводящая общественный процесс к действиям «живых личностей», которые «ставят себе цели» и «двигают события», — есть результат недоразумения. Никто, разумеется, и не думал никогда о том, чтобы приписывать «социальной группе самостоятельное, независимое от составляющих ее личностей, существование» (31), но дело в том, что «личность, как конкретная индивидуальность, есть производная всех раньше живших и современных ей личностей, т. е. социальной группы» (31). Поясним мысль автора. Историю делает — рассуждает г. Михайловский — «живая личность со всеми своими помыслами и чувствами». Совершенно верно. Но чем определяются эти «помыслы и чувства»? Мож­но ли серьезно защищать то мнение, что они появляются случайно, а не вытекают не­обходимо из данной общественной среды, которая служит материалом, объектом ду­ховной жизни личности и которая отражается в ее «помыслах и чувствах» с положи­тельной или отрицательной стороны, в представительстве интересов того или другого общественного класса? И далее: по каким признакам судить нам о реальных «помыслах и чувствах» реальных личностей? Понятно, что такой признак может быть лишь