Акилле Кампаниле - Если луна принесет мне удачу

• Название: Если луна принесет мне удачу
• Автор: Акилле Кампаниле
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-08511-4

Работы итальянского прозаика и драматурга Акилле Кампаниле (1900–1977) популярны на театральной сцене, но его парадоксальная проза известна русскоязычному читателю лишь по нескольким рассказам. В 1973 г. Кампаниле был удостоен премии «Виареджо» за сборник короткой прозы «Пособие по ведению беседы». Его сюжеты нельзя назвать реалистичными, а действия персонажей далеко не всегда подчиняются логике и здравому смыслу. Часто мотивацию его героев иначе как идиотской и не назовешь. Два самых знаменитых романа этого мастера абсурда – впервые на русском языке.

---

– Летом говорят: «Летние насморки хуже всего: они никогда не проходят; зимние насморки лучше всего, это просто наслаждение». И это так и есть. Летом такая жара, что плавишься, да и солнце палит нещадно; зимой же, напротив, хорошо то, что холодно, идет дождь или снег. А с насморком это все очень хорошо сочетается.

– Это точно, – сказал любитель острых ощущений, – но не думаете ли вы, что дальше будут просто ледяные зимы и невыносимо жаркие лета? Потому что каждый год я зимой только и слышу: «Никогда еще не было так холодно, как этой зимой». А летом все время слышу: «Никогда еще не было так жарко, как этим летом».

– А что говорить про головную боль?

– Даже и не знаю, – ответил любитель острых ощущений.

– Если зимой у вас болит голова, говорят: «Такое уж время года». Если болит летом, говорят: «Такое уж время года». Весной: «Весна, что ж вы хотите». Осенью: «Осень, что ж вы хотите». Если же голова заболит при переходе от одного времени года к другому, говорят: «Это от перемены времени года». А правильнее было бы сказать: «Это год такой», или «Это век такой».

Ученый повернулся к любителю острых ощущений.

– Вы так не думаете? – спросил он.

Тот сверкнул на него глазами.

– Если вы считаете, что я понял, – сказал он с угрозой в голосе, – то вы сильно ошибаетесь.

Они уже собирались подраться, но поскольку проводник подал сигнал к выступлению, они обнялись и расцеловались под одобрительные крики, и все продолжили поход.

* * *

Баттиста и любитель острых ощущений вдруг заметили, что сильно отстали от остальной группы, откуда теперь доносились лишь слабые голоса.

Ходьба по снегу их страшно утомила: после изнурительной пробежки они вынуждены были остановиться. Баттиста уселся на снегу.

– Пропади все пропадом, – сказал он, – я отсюда не двинусь.

– Да бросьте, – воскликнул любитель острых ощущений, у которого жутко болела селезенка, – вы же мужчина! И не стыдно вам? Еще одно усилие: поднимайтесь и догоняйте группу, посадив меня на плечи.

Баттиста не ответил. Любитель острых ощущений вдруг радостно улыбнулся.

– А вот это мне очень нравится, – сказал он.

– О чем вы?

– Заблудиться в лесу. Такого я еще никогда не испытывал. Только представьте себе: мы во власти волков и будем страдать от голода и холода.

– Ничего хорошего! – слабым голосом воскликнул Баттиста.

– Но вы, – продолжил тот, – не знаете еще самого главного: если Провидению будет угодно, мы испытаем еще одно прекраснейшее ощущение. Тут есть вероятность попасть в лапы к Громиле Джеппи, или Похитителю Спасательных Поясов, кошмарному бандиту, который наводит ужас на эти леса, сея страх и отчаяние среди окружающих селений. За такое ощущение я отдам десять лет жизни. И если…

Он не смог продолжить. В нескольких шагах от них прозвучал грозный крик:

– Ноги вверх!

Громила Джеппи со всей своей бандой окружил двух альпинистов. Те под дулами бандитских ружей, дрожа, исполнили трудную команду. Увидев их в странной позиции, Джеппи вздрогнул.

– Кто велел вам встать в такую позу? – спросил он.

– Вы сами и приказали, – сказал любитель острых ощущений, оставаясь стоять на голове, ногами вверх.

Свирепый бандит иногда страдал от рассеянности.

– Я что, сказал: «Ноги вверх»? – спросил он. – Прошу прощения. Я имел в виду: «Руки вверх».

Баттисту и его товарища связали и отволокли в пещеру бандитов неподалеку. Любитель острых ощущений, который был простужен, откашлялся, невольно изобразив грозное ворчание.

– Эй вы, – сказал Джеппи, – если воображаете, что можете меня запугать, ошибаетесь.

Чтобы подкрепить слова действием, он хотел стереть его в порошок, но потом передумал.

– Благодарите небо, что я сегодня неважно себя чувствую, – сказал он, – а то бы я вам дал тридцать пинков.

– А вы нахал, – сказал любитель острых ощущений. – Но скажите, по секрету, почему именно тридцать?

– Потому что я никогда не даю меньше тридцати пинков.

– Мы должны этому верить?

– Честное слово!

– Да бросьте! Как же это можно тридцать раз пинать? Подумайте: сколько времени уйдет на пинание. А другому что в это время делать?

Джеппи пожал плечами:

– Меня это не касается.

– Напротив, – продолжал настаивать любитель острых ощущений, – я бы с удовольствием на это посмотрел.

– Ну, если так угодно…

– Я бы с удовольствием.

Любитель острых ощущений повернулся спиной к бандиту и стал в позицию. Джеппи поднялся.

– Пожалуйста, подержите мне вот это, – попросил он Баттисту, передавая ему дамскую сумочку.

Баттиста, который с некоторых пор изображал из себя мертвого, вздрогнул, узнав сумочку Сусанны. Тем временем Джеппи изготовился и, ведя мысленный счет, начал отпускать свои феноменальные пинки любителю острых ощущений. Вдруг он остановился.

– Тридцать, – сказал он.

– Ничего подобного, – торжествующе закричал любитель, – всего лишь двадцать девять.

– Тридцать, – возразил Джеппи. – Я считал.

– Я тоже считал, вы что думаете?

– Я вам говорю, что было тридцать пинков.

– Вам что, лучше известно?

– Вы обманщик!

– А вы мошенник и вор!

Джеппи хотел раздавить в лепешку любителя острых ощущений, но тот его успокоил.

– Послушайте, – сказал он, – не будем ссориться: начнем все сначала.

Он снова стал в позицию, а другой начал отпускать пинки. На тридцатом любитель острых ощущений снова начал придираться, но Джеппи оборвал его:

– Если не прекратите, – сказал он, – я дам вам пощечину.

Любитель острых ощущений остолбенел. Но смог взять себя в руки.

– А скажите-ка, – произнес он, – вы когда родились?

– Это вас не касается.

– А все-таки. Сколько вам лет?

– Пятьдесят, – злобно сказал Джеппи, у которого имелась слабость преуменьшать себе возраст.

– И вам не стыдно бить маленьких?

– А, так вы младше? И сколько же вам?

– Сорок девять в мае.

– Выглядите намного моложе, – сказал бандит. И добавил: – Если бы я это знал, я бы вам не угрожал. Теперь, когда вы мне это сказали, я беру свои слова обратно, а вас – под свою защиту.

И с этими словами он дал ему страшенного пинка.

– А я, – сказал любитель с достоинством, – не нуждаюсь ни в чьей защите, понятно вам, господин невежа?

– Нахал! – закричал бандит.

Он встал и направился к любителю острых ощущений, чтобы стереть его в порошок: он продвигался вперед неумолимо, с открытым ртом, как красные рыбы в стеклянных сосудах; но вдруг, будто бы от внезапно блеснувшей мысли, он остановился. Подобрал пластмассовые манжеты, которые слетели в спешке, и бросил вокруг страшный взгляд.

– В первый и последний раз в жизни, – сказал он, – меня провели.

Все огляделись вокруг: Баттиста исчез с сумочкой, которую Джеппи ему вверил.

* * *

Свирепый бандит собирался уже броситься в погоню, когда из группы его приспешников, стоявших на часах, раздался тревожный крик:

– Пик, Пик. Идет Пик!

Бандиты похватались за ружья, крича, обратившись к своему главарю:

– К оружию, к оружию, готовы
Сражаться с тобой, с тобой и умереть!

Последовала страшная суматоха. Но Джеппи не утратил хладнокровия:

– Быстро, – приказал он сообщникам, – притворимся, что мы незнакомы.

Слишком поздно. Проницательный полицейский подъезжал на трехколесном велосипеде, за ним в небольшом отдалении следовал несчастный, но честный Гверрандо.

– Проклятье! – пробормотал Джеппи, искоса наблюдая за ними. И добавил, сквозь зубы:

– Ах, я не ведал бы тревог,
Если бы меч мой грозный мог
Тем двоим из ада к Богу
Указать навек дорогу.

– Всем стоять, – приказал Пик, – вы все арестованы.

Он открыл складной стульчик, который всегда носил с собой, и уселся к столу, на котором стояли знаменитый фонарь и масло. Затем вытащил журнал протоколов и нацепил на нос очки.

– Документы, – сказал он бандиту.

– Нету.

– Штраф. Тогда сообщите анкетные данные.

– Гаспаре Тромбоне, по прозвищу Громила Джеппи.

– Сын…?

– Джузеппе Франджипане.

Полицейский отложил перо.

– Франджипане? – переспросил он. – Фамилия вашего отца была Франджипане?

– Да, сударь, – ответил бандит, лелея надежду, что полицейский обнаружит свое далекое родство с ним; а это повышало его акции.

– А ваша фамилия – Тромбоне? – продолжал Пик. – И почему вы не носите фамилию вашего отца?

В глазах разбойника сверкнул злой огонек.

– Это долгая история, – ответил он, – если рассказать, как такое случилось. Но, впрочем, если вам угодно…

– Мне угодно.

Джеппи сел на грубо сколоченный табурет.

– Когда, – сказал он, осушив стакан крепкого напитка, – моя мать была беременна мною, а я был ее первым и последним ребенком, у нее бывали всякие капризы. Мой отец старался угодить ей во всем, чтобы будущий ребенок не страдал потом от последствий какого-нибудь неудовлетворенного желанья. Каждый день у моей матери возникали новые: фортепиано, новое платье, пара сережек с брильянтами, служанку, шляпку, шубу, трость и так далее, – и папа ей все покупал, чтобы я не родился в шубе, в шляпке, с тростью и так далее. А моя мать, по той же причине, выражала все свои прихоти. Тем временем готовили мне приданое и уже решили назвать меня Оттавио. Однажды, стоя у окна, мама увидела, как по улице идет прекрасный светловолосый молодой человек, и ей немедленно захотелось пригласить его в дом. Она окликнула его. Но тот не отозвался. Мама не могла спуститься на улицу и пойти за ним. Моему отцу она об этом своем желании не сообщила, как делала это обо всех прочих, подумав, что он будет огорчен, и ее желание останется неудовлетворенным. Подошел день моего рождения. Как только радостное событие свершилось, повивальная бабка, осмотрев меня с некоторым удивлением, побежала в соседнюю комнату, где ожидал папа, нервно куря. «Родила!» – закричала акушерка. «Живой?» – с тревогой спросил папа. «Его имя Гаспаре, – ответила акушерка, – Гаспаре Тромбоне». Именно так. Я родился с этим именем, которое уже нельзя было переделать в Оттавио Франджипане. Это осталось тайной для всех. И только мама однажды случайно узнала, что светловолосого молодого человека звали именно так.