Ги Де Кар - Девушки для утехи

• Название: Девушки для утехи
• Автор: Ги Де Кар
• Издательство: «Паритет-ЛТД»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-86906-057-5

Ги де Кар – один из самых популярных писателей послевоенной Франции. Его героини молоды и обаятельны, но их чистота оказывается безоружной против темных сторон жизни огромного Парижа. Драматизм повествования достигается писателем соединением внешне динамичной фабулы и внутреннего психологического напряжения, борьбой противоположных сил: любви и самоотверженности с одной стороны и порока, переходящего в преступление, – с другой. Но моральная победа всегда за силами добра.

---

– Это ужасно! С квартиры на кладбище…

– Что поделаешь, таков итог ее жизни.

– Это все, что ты можешь сказать напоследок в память о ней?

Так как он не отвечал, она настаивала:

– Ведь она «помогала» тебе столько лет! Она «работала» только на тебя!

На этот раз он лениво пробурчал:

– Я в этом не совсем уверен…

– Что дает тебе повод для сомнений?

– У меня есть одна идея… Послушай! Давай на этом остановимся и сменим тему разговора! Это невеселая история!

– Я клянусь тебе, что больше никогда не буду говорить об этой девушке, если ты откровенно ответишь на последний вопрос…

– Слушаю, – ответил он с досадой.

– Почему ты так безразличен к ее смерти? Ты не любил ее?

– Добавь, никогда не любил…

– Однако, перед тем, как познакомиться со мной…

– Перед тем? Но если я велел ей найти мне другую девушку, которой стала ты, то именно потому, что не мог больше жить с ней…

– А не случится ли однажды, что ты и меня попросишь найти самой себе замену?

Он посмотрел на нее удивленно и ответил:

– Ты говоришь глупости, малышка Аньес… Перейдем к вещам серьезным. Вернемся к бизнесу! Кстати, кое о чем я не мог сказать тебе раньше, потому что притворялся, что не знаю о твоей настоящей «работе»… Сегодня я могу, наконец, об этом с тобой поговорить. Аньес, ты представить себе не можешь, до какой степени мне всегда нравилось твое имя: Аньес! Оно одновременно нежно и изысканно. Правда! Так и хочется добавить частицу к этому имени: Аньес де… И действительно – оно аристократично и я хотел бы сохранить его для нас двоих, а применительно к работе я хочу заменить его другим… Это имя не стоит опошлять! Возьми себе псевдоним, боевую кличку, которая будет менее изысканной и более вызывающей для клиентуры… Что бы ты сказала об имени «Ирма»?

– Оно вульгарно!

– Но оно запоминается…

– Хорошо! Пусть будет Ирма… Начиная с этой минуты, больше не существует имени Аньес!

– Пардон! Оно будет, но только для одного мужчины – Робера.

– Это твое настоящее имя, «Робер»?

– Да, настоящее… «Месье Боб» и «Прекрасная Ирма» – это исключительно для работы! Ты знаешь: большинство великих артистов берет псевдонимы…

Их сожительство продолжалось…

Каждый день повторялось одно и то же: она уходила сразу же после полудня и возвращалась только утром. Изнуренная, она ложилась рядом с мужчиной, который давно уже спал глубоким сном. Ни она, ни он никогда не просыпались раньше полудня. Затем следовал торопливый двойной туалет: он приводил себя в порядок для таинственных занятий, где игра занимала первое место; она становилась обворожительной для новых знакомств…

Это был единственный момент за день, когда они говорили друг с другом. Разговор почти всегда начинался традиционным вопросом, который задавал Боб:

– Сколько ты заработала вчера?

– Сорок…

Теперь Аньес-Ирма прекрасно усвоила свое ремесло. Она «работала» в регулярном ритме, отдавая ему все, что удавалось заработать в течение дня и ночи.

Иногда, положив в карман выручку, он демонстрировал нежность к ней. Но это происходило все реже и реже, потому что действия его никогда не совпадали с его желаниями. Он был одержим одной целью: утвердить и поддерживать свою власть. В таких случаях он говорил:

– Прекрасно, малышка. Ты заслуживаешь вознаграждения…

Эти «вознаграждения», так долго бывшие единственной радостью в ее жизни, теперь превратились в настоящий кошмар. Со времени смерти Сюзанн, несмотря на оправдания Боба, она не переставала думать, что он единственный виновник ее смерти, а может быть убийца. Боб стал ей безразличен, она возненавидела его. Она вынуждена была его обманывать. Часто ей это не удавалось. Однако ее тело в течение слишком долгого времени было порабощено этим мужчиной, чтобы она не находила в некоторые моменты прежнее удовольствие в его объятиях. После очередной уступки, она еще больше презирала себя и ненавидела месье Боба.

Он, казалось, примирился с этими, как он выражался, капризами своей подруги. Она продолжала регулярно приносить деньги, и это было главным. Он не собирался создавать из их совместной жизни иллюзию жизни супружеской четы с присущими ей церемониями и привычкой задавать друг другу вопросы.

Аньес, вопреки расчетам Боба, все-таки надеялась на освобождение, но пути к нему она пока не видела. Мысленно она не переставала повторять, что он – убийца. К сожалению, никаких доказательств у нее не было. Если бы против Боба была хотя бы какая-нибудь улика, полиции не составило бы большого труда задержать преступника и засадить его за решетку. К несчастью, Боб оказался прав, заверив ее с обычным спокойствием, что дело будет закрыто через двадцать четыре часа. Так оно и произошло на самом деле. Больше никто не вспоминал о Сюзанн, но… Именно за это «но» отчаянно цеплялась Аньес, которую все еще не покидало ощущение, что какая-нибудь улика должна непременно всплыть…

Когда Боба не было дома, она тщательно осматривала его личные вещи и документы, скрупулезно обшаривала одежду, но не находила ничего, что могло бы свидетельствовать против него. Аньес хотела даже пойти в полицию с жалобой на своего «покровителя», но его обвинили бы только в сутенерстве, и приговор не был бы суровым. Больше она ничего не могла доказать. Месье Боб не имел судимости и неоднократно хвастался перед Аньес своей безупречной репутацией. Он наверняка воспользовался бы отсрочкой, а Аньес поплатилась бы за донос, который в преступном мире расценивается как предательство и карается смертью. Таким образом, у Аньес оставался последний шанс, о котором она не смела и мечтать. На него ее случайно натолкнул сам Боб; прочитав однажды вечером в газете сообщение об осуждении какого-то сутенера за убийство своей подопечной, он сказал тогда:

– Всего бы этого не произошло, если бы она заплатила ему назначенный за освобождение выкуп. Глупая девчонка! Что значит два миллиона в наше время! А она была бы сейчас жива и свободна…

– А во сколько бы ты оценил меня, – вкрадчивым голосом спросила Аньес, – если бы я захотела «освободиться», заплатив тебе выкуп?

Он, окинув ее пристальным взглядом, ответил:

– Тебя? Что за вопрос! Ты прекрасно знаешь, что мы неразлучны…

– Ну, все-таки ответь мне: во сколько, по-твоему, можно меня оценить?

– Принимая во внимание твой золотой вес, – сказал он иронично, – по-моему, ты стоишь слишком дорого. Тебе не хватит всей жизни, чтобы собрать такую сумму.

Услышав это, она поняла, что он не отпустит ее никогда. Значит, ей оставалось надеяться только на чудо и этим чудом была Элизабет.

Всегда, когда Аньес приходила на авеню дю Мэн, Элизабет приветливо встречала ее, рассказывала о жизни общины, не забывая при этом спросить, как идут дела у Аньес. При этом она всегда старалась не касаться одного-единственного вопроса, терзавшего ее с того самого утра, когда Аньес пришла к ней, сильно взволнованная. Что тревожит сестру, что терзает ее сердце? С тех пор Элизабет больше не предлагала ей посетить часовню, решив, что сестра должна пойти туда сама, повинуясь собственному душевному порыву. В тот день перед алтарем она освободится от своих пут и, не стыдясь, расскажет ей обо всем. Она считала, что до этого решающего момента они должны встречаться в приемной.

Но после каждого такого визита, попрощавшись с Аньес, Элизабет сама шла в часовню, чтобы помолиться.

Элизабет, которую все любили в приюте, сильно изменилась. Само собой разумеется, она старалась выглядеть прежней. Но все вокруг понимали, что она очень страдает. Никто не осмеливался расспрашивать ее. Но нельзя было не заметить, что она налагала на себя дополнительные посты и молилась долгими вечерами и ночами вместо того, чтобы дать себе необходимый отдых после тяжелого дня. Постепенно лицо ее приобрело нездоровый вид. Последствия добровольных лишений и душевных мук не заставили себя долго ждать. Трижды уже Элизабет теряла сознание. Однажды это произошло во время утренней мессы у Святого Престола. В другой раз, когда она подметала мужскую спальню. Еще раз она упала в обморок в столовой, и сестре-санитарке пришлось сделать ей укол, чтобы привести в чувство.

Настоятельница монастыря, мать Мари-Мадлен, не на шутку обеспокоилась и, как только Элизабет почувствовала себя лучше, велела зайти ей в свой кабинет.

– Что с Вами происходит, сестра?

– Ничего, Преподобная мать.

– Я не люблю всех этих церемоний! Это ненормально. Вы еще так молоды… Может быть правила нашей общины кажутся Вам слишком строгими?

– Нет, Преподобная мать.

– Я приняла решение обследовать Вас у нашего доктора.

– Я уверяю Вас, со мною все в порядке.

– Я так не думаю: Вам необходимо восстановить силы. Может быть мы отправим Вас на несколько месяцев в наш дом отдыха.

При этих словах невыразимая тоска появилась на лице Элизабет.