Алексей Мусатов - Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.

• Название: Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.
• Автор: Алексей Мусатов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1976

В первый том Собрания сочинений А. И. Мусатова входят повести «Большая весна» и «Земля молодая».

Вступительная статья Вл. Николаева.

---

— Посмотрите только! — испуганно зашептала Таня, готовая броситься за братом. — Кто ему позволил?

— Погоди, — улыбаясь, удержал ее Шурка. — Пускай походит... Он почти и не хромает.

— А давайте считать, сколько он шагов сделает! — предложила Нюшка.

Считая вполголоса Степины шаги, Шурка с девочками тронулись вслед за приятелем.

А Степа шел и шел. Он миновал амбар, старый, неприглядный сарай с похорошевшей от снега крышей, выбрался на огуменник и, расхрабрившись, даже забыл опираться на палку.

— Сто двенадцать шагов! — громко сказала Таня. — Эй, Степа! Хватит!

Мальчик обернулся и счастливо засмеялся. Подбежали опоздавшие Афоня и Митя.

— А я тебе костыли... — начал было Афоня, но Нюшка погрозила ему кулаком, и мальчик, нагнувшись, набрал полную пригоршню снега и поднес к губам. — И вкусный же снег в этом году!

Всей компанией ребята вернулись в избу, заставили Степу, как он ни упирался, снова лечь в постель и принялись наперебой сообщать ему новости.

Позавчера в школе состоялся педсовет. Нюшка с Шуркой два часа просидели в пустом классе по соседству с учительской и услышали, о чем говорили учителя. Говорили о многом, но об исключении Степы из школы не было сказано ни слова. И больше того, Федор Иванович спрашивал ребят о здоровье больного и просил передать Степе привет.

Об обыске у Горелова кое-кто из школьников еще вспоминает, но уже редко. Теперь разговоры идут главным образом о колхозе. Его уже больше не зовут «чертовой дюжиной» — в артель вошло еще десятка два мужиков. Артель назвали «Передовик», а председателем правления избрали Егора Рукавишникова. В школе началась запись в драмкружок, Ребята сами будут сочинять про колхоз пьесы, стихи и частушки и выступать с ними перед крестьянами.

— Руководить будет Матвей Петрович, — сказала Нюшка. — Мы тебя тоже записали. Согласен?

Степа кивнул головой: какой может быть разговор! Вот только поскорее бы снять надоевшие повязки и вернуться в школу.

В сенях кто-то затопал, дверь приоткрылась, и в избу вошел Филька Ковшов.

Степа поднял голову!

— Тебе чего?

Прижимая к груди что-то округлое, завернутое в тряпицу, Филька неловко потоптался у порога. Потом подошел к Степе и поставил перед ним на табуретку глиняный горшочек, завязанный марлей,

— Мед это... Мать прислала. Поправляйся вот. А отец сказал: если хочешь, оставайся у нас в доме...

— Спасибочки! — насмешливо поклонилась Нюшка. — Он уже поправился.

— Все равно у нас лучше. Чего ему по чужим людям околачиваться?

Степа вспыхнул, с неприязнью оглядел Фильку:

— Уходи ты со своим медом! И знаешь куда...

— Подумаешь!.. Заелся на казенных харчах, — буркнул Филька, отступая к двери.

— Давай, давай! Скатертью дорожка! — Нюшка сунула ему в руки горшочек и подтолкнула к двери. — Не оступись, Филечка, медок не пролей! Он денежку стоит...

— И чего ему надо? — покачал головой Шурка, когда Нюшка, выпроводив Фильку, закрыла за ним дверь,

— Я знаю, чего... — тихо и многозначительно сказал Митя, сидевший у порога. — Подсластить Степку хотят, чтобы всякие думки в голову не лезли.

— Какие думки? — не понял Степа.

— А вот какие! — Митя помолчал, оглянулся на дверь, — Скажи, ты помнишь, как с лошади падал?

— Ну, помню... Разогнал Красавчика... Он споткнулся... Я и полетел через голову...

— На ровном-то месте — и споткнулся? — недоверчиво хмыкнул Митя. — А ты знаешь, что Филька с Фомой-Еремой в то утро тоже лошадей на озимя водили?

— И что? — Степа с недоумением посмотрел на приятеля.

— А может, они встретили тебя да и пуганули Красавчика. Вот лошадь и споткнулась... Филька, он такой, всякое умеет.

— Погоди, погоди! — остановил его Степа. — А ты видел кого-нибудь на дороге, когда я на Красавчике ехал?

— Откуда мне видеть? Я в деревне был.

— Так чего же ты выдумываешь? — рассердился Степа.

Митя горестно развел руками. Потом вдруг вскочил, сорвал с головы шлем и, размахивая им, заговорил сбивчиво и возбужденно.

Ну как Степка не понимает! Ведь он знает о Филькином отце такое, за что тот, наверно, готов сжить его со света. И уж кто-кто, а Филька за своего отца постоит горой, и ему ничего не стоит не то что пугнуть лошадь, но избить Степу смертным боем или проломить ему кирпичом голову.

— Да ну тебя! — отмахнулся Степа. — Выдумываешь всякие страсти.

— Ничего не выдумываю! — Митя почти кричал на приятеля. — Хочешь, чтобы тебя со света сжили! — Он вытер шлемом вспотевшее лицо и с тоской посмотрел на ребят: — А вы чего молчите?

Нюшка и Таня зябко поежились.

— А пожалуй, и верно, — хмуро согласился Шурка. — Дядя Матвей тоже об этом говорил. Ты, Степа, на рожон не лезь... В самом деле, может не поздоровиться. — И он деловито принялся излагать свой план: Степе надо быть поосторожнее, от Филькиной компании держаться подальше и по вечерам одному не ходить. Неплохо также на всякий случай иметь при себе увесистую палку.

— Вот-вот! — обрадовался Митя.

— Я тебе свинчатку достану, — шепнул Афоня. — Или болтик хороший... Карман не тянет, а может пригодиться.

— Будет вам! — взмолился Степа. — Вы еще охрану ко мне приставьте.

— А ты слушай! Кому говорят! — прикрикнула на него Нюшка. — С волками жить — по-волчьи выть... Охрана не охрана, а ходить давайте кучно, все вместе. И чуть что — сигнал подавать друг дружке. Вот хотя бы так... — И она, сложив ладони коробочкой, с силой подула в щелочку между большими пальцами и гукнула филином. — Все так могут? А ну, попробуйте!

Изба огласилась протяжными, воющими звуками, словно ребята дули в пустые бутылки. Не получилось только у Тани, но Митя сказал, что он обучит ее гукать филином не хуже Нюшки.

— Игру затеяли! — фыркнул Степа. — Тоже мне детки-малолетки. Вы бы лучше за дядей Ильей смотрели. Кровь с носу, а хлеб найти надо...

— А мы уже смотрим! — с таинственным видом сообщил Шурка. — Как тебя покалечило, мы слово дали: выведем Ворона на чистую воду, разоблачим его компанию. Это вроде как на войне — противник хитрит, петли вяжет, ну да мы тоже не лопоухие, смотрим в оба...

— И что же высмотрели? — нетерпеливо спросил Степа.

— Да пока тихо все, ничего особенного. Видно, затаился Ворон, выжидает. С Гореловым он почти не видится... Только вот к нему директор школы часто заходит.

— Зачем это?

— Если бы знать! — вздохнул Шурка.

— А надо знать, — хмуро сказал Степа, оглядев ребят. — Приятного, конечно, мало по следам ходить, да что делать! Зевать нельзя. Ухо держать приходится востро. И чуть что — тревога, сбор по сигналу. — И он, к немалому удовольствию Нюшки, гукнул филином.

НАЧЕКУ

Пролежав у Ковшовых еще четыре дня, Степа наконец вернулся в школу.

Здесь творилось что-то несусветное.

В любой час — утром, до начала уроков, в большую и малую перемены и особенно после занятий — ребята заводили бесконечные разговоры, и все об одном и том же — о колхозе.

Во всех подробностях они вспоминали последнее собрание взрослых — а собрания теперь проходили чуть ли не каждый день и кончались обычно под утро — и разыгрывали в лицах особо острые и забавные сцены, происходившие на этих собраниях. А сцен было более чем достаточно. То женщины устроили на собрании такую перебранку, что не дали говорить Матвею Петровичу. То Прохор Уклейкин заснул на задней лавке, а кто-то швырнул его шапкой в лампу, разбил стекло и потушил свет. То Василий Хомутов поцапался с женой, когда та пыталась увести его с собрания. В перепалку родителей вмешался Афоня, и ему изрядно досталось и от отца, и от матери.

Сегодня Афоня пришел в школу с поцарапанным носом.

— Жертва новой жизни и колхозного строя! — с хохотом встретил его Сема Уклейкин. — Расскажи, как ты вчера батьку с мамкой разнимал.

— Да ну их! — Афоня сконфуженно прикрылся ладонью. — Мать — та вконец против артели. «Одна, говорит, останусь, на корове буду пахать, а в голхозию не пойду». А батька и туда и сюда кренится. То дома отсиживается, слушать никого не хочет, то на собрание бежит. Вчера мать его валенки в сундук спрятала, так батя ее новые полусапожки на босу ногу надел и давай ходу в школу. Только мать все равно уследила — и вдогонку за ним. «Иди домой, кричит, отдавай обувку!» Тут они и схватились... Ну, а дальше сами видели...

Ребята от души посмеялись над незадачливым приятелем.

— А все же, за кого твой батька? — спросил Степа. — За артель или против?

— А кто его знает... И хочется, и колется...

— И мамка не велит, — подсказал Шурка.

— И то верно. Матка у нас такая ли набожная стала, чуть не каждый день к попу бегает. И все отца святыми пугает: один, мол, святой его за колхоз пристукнет, другой — языка лишит, третий — еще что-то...