Игорь Кон - Мальчик – отец мужчины

• Название: Мальчик – отец мужчины
• Автор: Игорь Кон
• Жанр: Психология
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9691-0469-3

Новая работа Игоря Кона развивает идеи, изложенные в его бестселлере «Мужчина в меняющемся мире». В конце XX в. человечество неожиданно обнаружило, что самым слабым звеном современного воспитания являются мальчики: они больше болеют, хуже учатся, чаще совершают преступления и рискованные поступки. Какова природа мальчишества как социокультурного явления? От чего зависят присущие или приписываемые мальчикам свойства? Всегда ли они одинаковы? Каково реальное положение мальчика в современной семье, школе и социуме? Каким он видит себя и свое тело? Как формируются и реализуются мальчишеские представления о мужественности? Каково приходится мальчикам, которые не могут или не хотят соответствовать предлагаемому нормативному канону? В каком направлении развивается современная гендерная педагогика? Обобщая данные мировых междисциплинарных исследований, ученый не дает педагогических рецептов, но его книга необходима каждому, кто готов думать над этими вопросами.

---

Важный фактор полового отбора и воспитания потомства – филопатрия (буквально – любовь к родине) – тенденция выросших потомков оставаться в той группе, в которой они рождены. Разные виды животных в этом отношении неодинаковы. Например, у шимпанзе, горилл и бонобо молодые самцы обычно остаются в своей группе, тогда как их сестры куда-нибудь мигрируют. Напротив, у бабуинов, макак и лангуров на поиски счастья уходят молодые самцы. В человеческих обществах это происходит по-разному, побуждая антропологов различать патрилокальные (в которых дети остаются с отцом) и матрилокальные (в которых дети остаются с матерью) культуры.

С этим связан другой важный, но автономный процесс – определение происхождения ребенка по отцовской (патрилинейность) или по материнской (матрилинейность) линии. Патрилокальных сообществ значительно больше, чем матрилокальных; среди всех изученных традиционных обществ первые составляют две трети, а вторые – только 15 %.

Особенности репродуктивных стратегий влияют на дифференциацию межгруппового и внутригруппового поведения. Взаимоотношения мужчин внутри своей родственной группы отличаются высоким уровнем непотизма (покровительства родственникам) и кооперации (сотрудничества), приглушением агрессивных импульсов по отношению друг к другу и терпимостью к отношениям, не основанным на взаимности. Взаимоотношения между мужчинами из неродственных групп более конфликтны и менее стабильны. Во многих традиционных обществах мужчины не просто сотрудничают с другими членами своей родственной группы, но и образуют коалиции, которые соперничают с чужими родственными группами, воюют с ними за территорию, женщин и т. п.

Живучесть эволюционных универсалий подтверждают и данные о характере общения мальчиков и девочек. Мальчики обычно объединяются в более многочисленные группы, чем девочки. Как только эти группы организационно оформлены, между ними начинается соперничество, а внутри каждой мальчишеской группы создается своя вертикаль власти, происходит внутригрупповая дифференциация и специализация, которая проявляется и в межгрупповой конкуренции. Напротив, девочки больше склонны к образованию парных отношений (диад), которым свойственна повышенная психологическая интимность и взаимопомощь.

На этой основе Гири формулирует ряд предсказаний о социальном поведении мальчиков:

1) у мальчиков более низкий порог формирования социальных связей друг с другом: чтобы сотрудничать, мальчикам не нужно испытывать друг к другу индивидуальную симпатию;

2) социальные связи между мальчиками легче формируются в ситуациях, предполагающих межгрупповое соперничество, чем в несоциальных стрессовых ситуациях;

3) для мальчиков и мужчин типичны более высокие уровни кооперативного и афилиативного (связанного с групповой принадлежностью) поведения по отношению к большему числу членов своей группы (in-group), чем для девочек и женщин; проще говоря, мужские группы сплоченнее женских;

4) мальчики и мужчины обнаруживают более высокую толерантность к внутригрупповым конфликтам, чем девочки и женщины; то есть частные межличностные конфликты не разрушают единство мальчишеской группы, как это происходит у девочек;

5) соперничающие группы мальчиков и мужчин имеют более высокую и эффективную ролевую дифференциацию, чем аналогичные группы девочек и женщин; то есть они более автономны от взрослых.

Многие положения эволюционной психологии имеют хорошее эмпирическое подтверждение и пользуются признанием в сексологии, социобиологии, этологии и антропологии; в России ее развивает известный антрополог М. Л. Бутовская, многие исследования которой непосредственно посвящены детям (Бутовская, 2004, 2006).

Тем не менее, выводить все процессы и результаты гендерного развития непосредственно из эволюционных универсалий рискованно. Апеллируя к «конечным причинам», эволюционный подход склонен недооценивать социально-исторические, культурные и ситуативные факторы развития. В жизни реальных мальчишеских групп и коалиций решающую роль часто играют специфические социально-структурные, институциональные и культурные факторы, например степень социальной открытости данного сообщества (это хорошо видно при сравнении исправительных заведений с обычной школой) и макросоциальной системы, к которой оно принадлежит. Многие процессы гендерного развития объяснимы и без «животных» параллелей. Слишком широкие обобщения могут оказаться социально-педагогически бесполезными, подкрепляя стереотипное «мальчики всегда остаются мальчиками». Феминисток смущает то, что независимо от намерений самих исследователей (многие из них всячески отмежевываются от традиционализма) эволюционная психология подкрепляет консервативные представления о принципиальной неизменности гендерного порядка и мира в целом.

В отличие от эволюционных теорий, описывающих закономерности гендерного развития в целом, частные биологические подходы пытаются объяснить гендерно-специфическое поведение влиянием каких-то конкретных природных сил и факторов. Некоторые из таких сюжетов, например влияние разного уровня метаболизма (обмена веществ) на степень активности и возбудимости мальчиков и девочек или различия темпов и траекторий их физического и сексуального созревания, вполне традиционны, сейчас они обогатились новыми данными. Другие же стали возможны лишь благодаря новейшим достижениям генетики, эндокринологии, нейрофизиологии и нейрохимии. Более строгие методы исследования позволяют глубже понять закономерности половой дифференцировки мужского и женского организма, открывая в ней новые компоненты.

Так, в последние годы существенно обогатилось понимание влияния гормонов на мозг и поведение приматов, а также роли пренатальных гормонов в развитии человека. Клиника расстройств гендерной идентичности (РГИ) у детей стала ценнейшим источником информации о механизмах ее формирования. Доказано, что девочки, подвергшиеся в утробе матери сильному воздействию андрогенов (врожденная адренальная гиперплазия), несмотря на отсутствие нарушений гендерной идентичности, обнаруживают в детстве и отрочестве гендерно-атипичные (маскулинные) интересы и поведение. Метаанализ исследований врожденной адренальной гиперплазии и так называемого пальцевого индекса{3} показал, что формирование некоторых пространственных способностей также находится под гормональным контролем: девочки с повышенным содержанием пренатальных андрогенов выполняют такие задачи лучше, а мальчики с пониженным содержанием пренатальных андрогенов – хуже, чем контрольные группы (Puts et al., 2008). Некоторые тестовые показатели молодых мужчин и женщин по физической и вербальной агрессии, любви к острым ощущениям, эмпатии, заботливости, инструментальности/экспрессивности слабо, но значимо коррелируют с пальцевым индексом и, следовательно, с секрецией тестостерона. Интересные, хотя спорные, результаты дают экспериментальные и сравнительные исследования влияния тестостерона на социальное поведение, прежде всего агрессию и соревновательность, интеллект и социальный статус детей и подростков. Похоже, что в социальном поведении и индивидуальности человека нет ни одной черты, которая не была бы в той или иной степени обусловлена или опосредована психофизиологически.

Это повышает престиж таких исследований и интерес к ним. Почти каждое новое открытие, а они происходят еженедельно, сразу же становится сенсацией в СМИ – наконец-то ученые раскрыли причину того-то и того-то! Однако большей частью речь идет не о причинно-следственных связях, а лишь о статистических корреляциях, которые следующие исследователи еще долго будут уточнять, дополнять и корректировать. Современные биопсихосоциальные теории не являются ни монистическими, ни детерминистскими. Независимо от их дисциплинарной принадлежности исследователи подчеркивают взаимодействие биологических, социальных и когнитивных компонентов развития, причем их соотношение может быть неодинаковым у мальчиков и девочек. Например, по данным крупного американского лонгитюда, гендерно-типичное поведение и установки мальчиков зависят от генетических факторов на 25 %, а девочек – на 38 %, тогда как остальные 75 и 62 % вариаций объясняются конкретными условиями среды, включая влияние сверстников, учителей и СМИ (Cleveland, Udry, Chantala, 2001).

Дело не просто в количественном соотношении природных и социальных факторов, а в характере их взаимодействия. Например, согласно теории социального научения, подростки научаются противоправным, делинквентным действиям, подражая поведению антисоциальных ролевых моделей. Но как наблюдение за антисоциальной ролевой моделью превращается в обучение делинквентности? Возможно, здесь присутствует генетический компонент, предрасполагающий подростка к тому или иному поведению? Давно известно, что противоправное поведение статистически тесно связано а) с участием подростка в подобных действиях, б) наличием у него делинквентных друзей и в) слабым самоконтролем. Каждый из этих факторов в отдельности и все они вместе могут быть связаны также с определенным генетическим риском. Похоже, что поведенческая генетика, включая данные Add Health, подтверждает предположение, что некоторые антисоциальные действия, включая серьезную преступность, насильственные преступления, расстройства поведения, подростковую виктимизацию и алкоголизацию, действительно связаны с влиянием дофаминовых генов (DAT1, DRD2 и DRD4). (Beaver et al., 2009). Однако это не опровергает теорию социального научения, а лишь дополняет ее новыми компонентами.