Юрий Абрамов - 100 Великих Книг

• Название: 100 Великих Книг
• Автор: Юрий Абрамов
• Жанр: Энциклопедии

---

«Нелепо (то есть нельзя) нам начинать (говорить) старыми словесами!» — и предлагает петь не по-старому (не по Бояну и его устаревшему «замышлению»), а по-новому, то есть по былинам (былям) сего (нового) времени.

79. «ЖИТИЕ ПРОТОПОПА АВВАКУМА»

От этой книги пахнет дымом костра, на котором сожгли ее автора. Непременный признак всякого великого произведения — страстность (гениальность и бесстрастность — понятия несовместимые). Автобиографические записки крупнейшего деятеля церковного раскола XVII века, неистового ревнителя старой веры Аввакума Петрова — одно из самых страстных произведений в русской литературе. Вместе с другой хорошо узнаваемой по картине Сурикова фигурой — боярыней Морозовой — протопоп-раскольник стал символом стойкости и несгибаемости русского духа. Оба выдержали пытки и унижения, массированный нажим властей — вплоть до царя и патриарха, — но оба не отреклись от веры отцов и погибли за нее: одна уморенная голодом, другой — в пламени костра.

Аввакум сызмальства был отмечен печатью страдальца и мученика. За приверженность старой вере и стремление сказать правду в глаза его постоянно преследовали, перегоняли с места на место, из темницы в темницу, из одной глухой ссылки в другую, нещадно били кнутом, жгли каленым железом, бросали в ледяные подвалы, сажали в глубокие ямы и, наконец, сожгли в срубе. Все нипочем — пепел неистового протопопа развеялся по ветру, но осталась книга, из тех, что и поныне «глаголом жжет сердца людей». А писал он просто — как говорил, без ухищрений и замысловатостей.

Русский язык, равно как и вера в Бога, был тем неиссякаемым источником, где черпались силы в самые безысходные дни. «Не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русской природной язык, виршами философскими не обык речи красить, — скажет потом Аввакум в предисловии к своему «Житию». — Я не брегу о красноречии и не уничижаю своего языка русского…» Недаром Алексей Толстой призывал учиться писать у Аввакума: многие хрестоматийные места его книги легки и прозрачны, как морозное утро, — им может позавидовать любой современный писатель:

Пять недель по льду голому ехали на нартах. Мне подробят и под рухлишко дал две клячки, а сам и протопопица брели пеши, убивающеся о лед. Страна варварская, иноземцы немирные; отстать от лошедей не смеем, а за лошедьми итти не поспеем, голодные и томные люди. Протопопица бедная бредет-бредет, да и повалится, — кольско гораздо! В ыную пору, бредучи, повалилась, а иной томной же человек на нея набрел, тут же и повалился; оба кричат, а встать не могут. Мужик кричит: «матушка-государыня, прости. А протопопица кричит: «что ты, батько, меня задавил?» Я пришел, — на меня, бедная, пеняет, говоря: «долго ли муки сея, протопоп, будет?» И я говорю: «Марковна, до самыя до смерти!» Она же вздохня, отвещала: «добро, Петрович, ино еще побредем».

Курочка у нас черненько была; по два яичка на день приносила робяти на пищу, Божиим повелением нужде нашей помогая; Бог так строил. На нарте везучи, в то время удавили по грехом. И нынеча мне жаль курочки той, как на разум прийдет. Ни курочка, ни што чюдо была: во весь год по два яичка на день давала; сто рублев при ней плюново дело, железо! А та птичка одушевленина, божие творение, нас кормила, а сама с нами кашку сосновую из котла тут же клевала, или и рыбки прилунится, и рыбку клевала; а нам против тово по два яичка на день давала.

Это из описания скитаний в годы первой сибирской ссылки. И всюду его сопровождала верная жена Настя, разделившая с опальным мужем горькое счастье совместной жизни. Она была из того же нижегородского села, что и ее суженый — круглая сирота, младше на четыре года:

Аз же пресвятой Богородице молихся, да даст ми жену помощницу ко спасению. Ив том же селе девица, сиротина ж, беспрестанно обыкла ходить в церковь, — имя ей Анастасия. Отец ея был кузнец, именем Марко, богат гораздо; а егда умре, после ево вся истощилось. Она же в скудости живяше и моляшеся богу, да же сочетается за меня совокуплением брачным; и бысть по воли Божьи тако.

Марковна, как звал ее протопоп, несла свой крест безропотно и отважно. Она справно рожала детей в самых невероятных условиях. Выжили из них двое — Иван и Прокопий. Выросли такими же непримиримыми борцами против церковных нововведений, как и их отец, повсюду сопровождали его, помогали чем могли, вместе с матерью приговаривались к повешению, замененному более «гуманным» наказанием — «быть закопанными в землю» (то есть к заключению в земляной тюрьме, или попросту — яме). Анастасия Марковна пережила мужа на 18 лет.

Из сибирской ссылки Аввакум с семьей был ненадолго привезен в Москву для дознания с пристрастием. Несломленный и еще более укрепившийся в правоте своего дела, он вместе с другими сподвижниками был сослан в Пустозерск — навстречу новым пыткам и испытаниям:

Посем привели нас к плахе и, прочет наказ, меня отвели, не казня, в темницу. Чли в наказе: Аввакума посадить в землю в струбе и давать ему воды и хлеба. И я сопротив тово плюнул и умереть хотел, не едши, и не ел дней с восьмь и больши, да братья паки есть велели. Посем Лазаря священника взяли и язык весь вырезали из горла; мало попошло крови, да и перестала. Он же и паки говорит без языка. Таже, положа правую руку на плаху, по запястье отсекли, и рука отсеченная, на земле лежа, сложила сама персты по преданию и долго лежала так пред народы; исповедала, бедная, и по смерти знамение спасителево неизменно. Мне-су и самому сие чюдно: бездушная одушевленных обличает! Я на третей день у него во рте рукою моею щупал и гладил: гладко все, — без языка, а не болит. Дал бог, во временно часе исцелело. На Москве у него резали: тогда осталось языка, а ныне весь без остатку резан; а говорил два годы чисто, яко и с языком.

Таковы были тогдашние нравы на Руси: тем, кто отказывался принимать никонианскую веру, резали языки и отрубали руки, дабы не молились по-старому и не крестились двоеперстием. Повсюду пылали костры — либо раскольников жгли, либо они сами себя сжигали. За три года до мученической смерти Аввакума его друг тюменский поп Дометиан добровольно сжег вместе с собой на заимке речки Березовки 1700 (!) ревнителей старой веры всех возрастов и званий.

Наконец наступил черед и Аввакума. Шел ему к тому времени шестьдесят второй год — почти полвека непримиримой борьбы и мучений. 14 апреля 1682 года протопопа вместе с тремя ближайшими и безъязыкими товарищами — Епифанием, Лазарем и Федором — при большом стечении народа привязали к четырем углам сруба, забросали хворостом и подожгли. Жарко запылал страшный костер. Но был ли он жарче пламенного сердца Аввакума?

В народе сохранилось предание, что перед смертью неистовый протопоп предрек скорую смерть царя Федора Алексеевича — старшего брата и предшественника Петра Первого. Так оно и случилось: через 13 дней царя настигла Божья кара за все те «царские милости», которыми он одаривал Аввакума и сотни тысяч других раскольников. Но на этом трагедия русского народа не заканчивалась. Впереди кровавой зарей вставала Хованщина — с новыми смертями и самосожжениями. Но уже при другом царе…

80. ЛОМОНОСОВ ОДЫ

Великий ученый-энциклопедист, мыслитель и поэт, именем которого по праву гордится Россия, оставил заметный след во многих областях науки и практики. Многие его труды имеют одно удивительное свойство — они не стареют, а напротив — время от времени становятся все более и более актуальными (хотя бы в некоторых своих частях). Так, совершенно неожиданными гранями засверкала в наши дни «Древняя российская история от начала российского народа…». Точно так же колоссальное значение сегодня, в условиях демографической катастрофы, приобрела сравнительно небольшая работа с характерным и, видимо, актуальным для любой эпохи названием — «О сохранении и размножении российского народа».

Михайло Ломоносов (так он сам любил себя величать и подписываться) — украшение русской культуры XVIII века. Он реформировал русское стихосложение, усовершенствовал российскую грамматику, обогатил теорию красноречия. Особенно прославили его стихотворные оды, которые он писал на все случаи жизни. Среди них — торжественные (прославляющие царственных особ и выдающиеся события), духовные (несущие глубокое философское и богословское содержание: в частности, сюда относятся переложения некоторых библейских текстов и псалмов), анакреотические (любовные — сюда относится и знаменитый «Разговор с Анакреоном»).

Первым поэтическим шедевром, в котором проснулось поэтическое дарование Ломоносова, была «Ода на взятие Хотина в 1739 году», написанная за границей в честь блестящей победы русской армии над турками и пересланная в Петербург, где она произвела фурор. Вообще же свои стихотворные творения Ломоносов — в духе своего времени — озаглавливал многословно и величаво. Например, одно из наиболее знаменитых его поэтических сочинений полностью звучит так — «Ода на день восшествия на всероссийский престол ее величества государыни императрицы Елисаветы Петровны, 1747 года». Именно в этой оде, исполненной величайшего патриотизма и торжества, прозвучали пророческие слова: