Айбек - Навои

• Название: Навои
• Автор: Айбек
• Издательство: Изд. литературы и искусства имени Гафура Гуляма
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1983
• ISBN: 4702570200—238

Роман «Навои» — одно из самых крупных произведений Айбека, издан впервые в 1944 г. Автор создал в своем романе исторически правдивый обрез замечательного сына узбекского народа — Алишера Навои — поэта, мыслителя, гуманиста. За это произведение Айбек в 1946 году получил Государственную премию СССР.

---

Защелкал соловей. Казалось, он поет на дереве, ветви которого тянутся над самым окошком. Навои, забывшись, долго сидел у окна, печально глядя в сад. Потом с тяжелым вздохом поправил покосившуюся свечу и принялся перебирать бумаги, которые лежали на столике. Бросил взгляд на последнюю страницу: Фархад пробивает гору. Вынул из золотой чернильницы калам, немного разбавил тушь водой. Калам быстро забегал по бумаге. Словно Фархад, дробящий топором скалы, поэт одним ударом разбивал глыбы мысли, вкладывая их в стихи. Фантазия уносила его в мир сказок. Он писал, забыв о себе, полный боли. Вот Фархад кончил копать «источник жизни». Завтра он пустит в русло воду. Придет Ширин со своими прекрасными подругами. Тысячи людей под звуки карнаев и сурнаев устроят дивный праздник на берегу бурливого канала. Эта картина, картина победы жизни, доставила поэту облегчение. По его лицу пробежала мудрая улыбка. Когда он погасил свечу, уже светало. В воздухе шелестел утренний ветерок.

II

Когда пирующие были захвачены вихрем вина и плясок, Маджд-ад-дин, улучив момент, сделал знак Эмиру Моголу, Туганбеку и еще нескольким своим единомышленникам. Выйдя незаметно из зала, он» собрались в одном из отдаленных помещений в глубине сада Джехан-Ара. Все были навеселе, только Маджд-ад-дин оставался трезвым. Он усадил всех на ковер, запер двери.

Приспешники Маджд-ад-дина с трудом приходили в себя, старались понять, зачем они пришли сюда.

— Как государь обошелся с Алишером? У меня чуть сердце не выскочило, — пробурчал Эмир Могол, покачиваясь.

— Теперь я понял, что государю ничего не втолку ешь. Столько наших жалоб пошло на ветер, — недовольно сказал один из барласских беков, потирая рукою лоб.

— Если мы поставили перед собой большую задачу и обещали друг другу ее осуществить, то дело необходимо довести до конца, — проговорил Маджд-ад-дин. — Наша преданность султану очевидна для всех, поэтому не остается места для каких бы то ни было колебаний. До сих пор мы доводили до ушей султана только отдельные жалобы. Я думаю, что государь, хоть и не принимает никаких мер, не забыл наших слов. Теперь наступило время прибегнуть к более решительным действиям.

— Правильно, — сказал Туганбек, покручивая редкие усы. — Крепость врага очень сильна; нужно найти способ ее разрушить.

— Верно! — воскликнул Шихаб-ад-дин и потрепал Туганбека по плечу.

Эмир Могол сделал знак рукой. Распустив толстые губы, он помолчал с минутку, потом, как будто забыв о своем намерении говорить или страдая от неумения найти слова, повернулся к Маджд-ад-дину:

— Скажите вы…

— Нить нашего договора не разрубить мечом. Процветание государства зависит от нашего меча, — пробурчал один из беков.

— Вы — Сабудай-бахадур[85] нашего времени. Власть должна, находиться в ваших руках, — добавил Ходжа Абдулла-Хатыб.

Маджд-ад-дин попытался сократить разговоры.

— Если вы все согласны действовать единодушно, то прошу вас выслушать мои соображения.

— Говорите, — сказал один из слуг дворца, старый интриган.

— Что если написать султану безыменное письмо? Мы бы изложили в нем все наши соображения относительно Алишера и его людей.

— Не имеем никаких возражений! Это хорошая мысль! — тотчас же закричал Эмир Могол.

Кто-то высказал опасение, что письмо будет трудно передать султану. Маджд-ад-дин уверенно сказал:

— Во дворце у нас есть слуги, которые сумеют подбросить письмо и обратить на него благословенные взоры султана, а сами останутся необнаруженными. Если вы поручите это дело вашему покорному слуге, то, по воле аллаха, я его выполню.

Никто не стал возражать. Вскоре все вышли и с разных сторон, один за другим, вернулись во дворец. Маджд-ад-дин остался один. Он запер дверь, сел перед свечой и, потея от напряжения, принялся писать письмо

III

В полночь Хусейн Байкара вошел в гарем. Он провел ночь с красивыми девушками из знатных гератских семей. К утренней молитве султан поднялся С постели с тяжелой головой и ломотой в пояснице. В отдельной маленькой бане расторопный слуга вымыл султана, растер ему тело и старательно одел его. Хусейн Байкара почувствовал себя лучше. Он вернулся во дворец и позавтракал в обществе высокой, стройной красавицы с изогнутыми дугой бровями и миндалевидными глазами, только вчера предложенной султану в подарок. Прислужницы только что искупали ее, причесали и закутали в веселые китайские шелка. В новой обстановке, среди чужих людей, молодая женщина чувствовала страх и уныние. Ночь она провела, ничего не сознавая, и теперь, помня наставления и уговоры дворцовых женщин, старалась, пусть через силу, быть кокетливой и любезной. Хусейну Байкаре нравились томные глаза, прямой точеный нос, изящество движений молодой женщины. Он ласково сказал ей, чтобы она пришла вечером, и вышел из комнаты. В прихожей его, кланяясь, встретила Гульчехра-биби. У старой распутницы вывали все зубы и поседели волосы, но она все еще вешала себе на шею коралловые бусы. Ночью, когда султан отправлялся к какой-нибудь красавице, Гульчехра-биби, подготовив девушку, не смыкая глаз, ожидала возможного приказания повелителя и не отходила от дверей, словно верная собака, охраняющая своего хозяина.

Хусейн Байкара остановился и, улыбнувшись старухе, сунул руку в карман. Он вынул горсть золотых монет. К монетам пристала какая-то бумажка. Султан положил деньги в жадно протянутую руку старухи.

— Твоя служба достойна похвалы, мать.

— Единственное желание вашей ничтожной рабыни — находить новые цветы, радующие сердце султана, — ответила Гульчехра-биби, пряча в рукав звенящие монеты.

Выйдя в сад, Хусейн Байкара развернул мягкую, гладкую, как шелк, бумагу. Пробежав глазами первые несколько строчек, он вдруг остановился и, нахмурившись, осмотрелся по сторонам. Шагах в двадцати от себя он увидел огромные фигуры своих неизменных стражей Буданы и Дуланы. Прочитав еще несколько строк, государь сложил бумагу и быстро пошел по аллее. Не заходя в расписанный золотом зал, где стоял его трон, султан вышел в смежную небольшую комнату, стены которой были покрыты фарфором. Он сел на подушку и дочитал письмо до конца, потом дрожащими руками скомкал бумагу и сунул ее в карман.

«Такой человек, как Алишер Навои, столь злонамеренно настроен против меня, — гневно думал султан. — Разве может человек стерпеть подобную неблагодарность! Я — тиран, я — заблудший венценосец, окруженный толпой пьяных дураков, я — злодей, грабящий народ… Хорошие слова! Вместо меня он посадит на престол Бади-аз-Замана. Посмотрим!.. Я пока еще не хочу отдавать венец и власть никому из сыновей. Неужели Алишер этого не понимает? Я и раньше слышал от многих приближенных жалобы на Алишера, но в сравнении с этим письмом они капля в море. Это письмо, несомненно, написали его враги, и оно далеко не свободно от преувеличений, однако, каким образом безыменное письмо попало ко мне в карман? Удивляюсь! — недоуменно покачал головой султан. — Его написали большие люди, а маленькие с искусством Камака Кайёни[86] пробрались в мои покои. Это, конечно, неплохо: это доказывает, что люди мне преданы…»

Хусейн Байкара прилег на большую мягкую подушку. Долго и тревожно думал он, изнемогая под тяжестью размышлений. Потом задремал, но сон его был тревожным. Отдельные слова письма сверлили ему мозг. Внезапно султан открыл глаза и постучал в цветное стекло окна. Тотчас же с поклоном вошел ишик-ага Баба-Али.

— Знаете ли вы человека, которого зовут Мир-Кабиль?

— Конечно, знаю, — ответил Баба-Али.

— Видели его сегодня?

— Утром видел, у ворот.

— Найдите его поскорее и пришлите ко мне.

— Слушаюсь.

Вскоре дверь тихонько отворилась, и на цыпочках вошел Мир-Кабиль. Это был длинный, тощий парень Мутными глазами, казалось, боявшийся собственной тени. Поклонившись до земли, он выпрямился и сложил руки на груди. Хусейн Байкара, не глядя на него, сказал: — Ты оставишь того человека, за которым следил До сих пор.

— Оставлю, — поклонился Мир-Кабиль.

— Начиная с этой минуты, ты будешь всюду следовать за Алишером, — продолжал Хусейн Байкара. — Ни одно собрание, ни один прием в доме Алишера не пройдут без тебя. Все, что Алишер скажет среди своих друзей, гостей или близких, ты запомнишь и будешь передавать мне. Знай, что твоя душа и голова в моих руках.

— Презренный раб точно исполнит ваше приказание и вое доведет до вашего сведения, не забыв ни одного слова, — дрожащим голосом сказал Мир-Кабиль.

— Хорошо, ступай, — махнул рукой султан.

IV

Навои позавтракал и, как обычно, вышел прогуляться по Саду фиалок. Он попробовал спелых персиков, сорвал красное, как коралл, яблоко и полюбовался им, перебрасывая с руки на руку. Потом подошел к большой супе возле хауза. Сахиб Даро принес огромную пачку писем. Поэт развертывал бумаги одну за другой и читал их. Много писем пришло из дальних городов и стран, перевалив горы, переплыв моря. Далекие незнакомые ученые, стихотворцы и любители поэзии писали, что горят желанием прочесть его газели, заочно выражали ему свою любовь. Навои подумал, что им надо написать, послать приветы и подарки. Он попросил Сахиба Даро распорядиться, чтобы переписали побольше экземпляров сборника его газелей. Потом он, взяв перо, перешел к «Фархаду и Ширин». Но ему не удалось написать и одной страницы: пришли строители, живописцы, каменщики и обступили Навои, спрашивая совета относительно постройки медресе, ханаки, бань. Поэт долго беседовал с ним» о сортах мрамора, красках, дверях, окнах, о размерах надписей на порталах. Когда мастера удалились, появился усталый нукер.