Филлис Уитни - Тайна «Силверхилла»

• Название: Тайна «Силверхилла»
• Автор: Филлис Уитни
• Издательство: Селена
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-88046-036-3

В предлагаемый читателям сборник вошли два романа – "Тайна «Силверхилла» Филлис Уитни и "В паутине дней" Эдны Ли, – которые не выходят из числа мировых бестселлеров.

---

Я прошла через последнюю комнату анфилады и вышла через дверь в заднюю часть холла. Там было окно, из которого открывался вид на все здание. Подо мной простиралась крыша галереи-коридора, а по обе стороны галереи, слева и справа от меня, высились двухэтажные флигели, которые эта галерея соединяла. По обеим сторонам горели огни, но я не могла ясно разглядеть флигели, пока не убрала ширму и не высунулась из окна. Здесь по крайней мере березы держались на расстоянии, за изгородью, окружавшей сад, и я могла беспрепятственно смотреть вниз на стеклянную громаду оранжереи, которая, словно водяной пузырь, торчала в самом центре сада. Мне было понятно, почему Элден так неприязненно относился к оранжерее, растопырившейся в самой середине того, что было им создано. Трудно было осуждать его за желание снести эту помеху.

За садом я видела дробленый белый гравий заднего подъездного пути, упиравшегося в какое-то строение, по-видимому служившее и гаражом, и домом, где жили Элден и его сестра. У одного из окон верхнего этажа Элден сидел, развалившись в кресле, с книгой в руке. По-видимому, недавние события в доме его никак не коснулись, если не считать того, что сестра, конечно, рассказывала ему о них, когда приходила домой. Интересно, что он читает? Быть может, Торо или – что казалось более вероятным, – новейший детектив?

Однако главное мое внимание продолжал привлекать посеребренный луной купол оранжереи. Он вздымался ввысь как магический кристалл, заключавший не тайну моего будущего, а тайну прошлого. Завтра рано утром, я, быть может, уже окажусь на борту самолета, направляющегося в Нью-Йорк. Здесь я не могла сделать ничего путного для своей матери. Знакомиться поближе с бабушкой у меня не было желания. Я вернусь в Нью-Йорк и забуду Горэмов и Силверхилл. Была только одна тайна, которую я не хотела оставлять нераскрытой, – это некий туманный кусочек моего прошлого, все еще не дававший мне покоя. Всевозможные вопросы будут продолжать тревожить меня, пока я не рассею этот туман и не уясню для себя, что же такое произошло со мной под сводом оранжереи.

Как я успела убедиться, здесь никто не был намерен что-либо мне рассказывать. В Силверхилле не было, пожалуй, ни одного человека, который не хранил бы какую-нибудь собственную тайну. Скрытность, попытки что-то спрятать от чужих глаз я ощущала здесь повсюду. И это относилось не только к Джеральду, но и ко всем остальным, чья жизнь была как бы околдована иллюзиями, подобными тем, что творились в галерее Диа.

С меня всего этого было довольно. Если я хотела очиститься от прошлого, «изгнать» его из себя, я должна осуществить это сама – никто не захочет мне помочь. Подобно тете Фрици, я тоже оттеснила вглубь сознания что-то, случившееся очень давно, но поскольку мои воспоминания затерялись в далеких детских годах, восстановить их может оказаться труднее. Сегодня вечером, когда я находилась с Джеральдом в галерее и он показал мне дверь, ведущую в оранжерею, я ощутила холодок узнавания – узнавания, связанного со страхом. Если я отправлюсь туда одна, так, чтобы меня никто не видел и не попытался мне мешать, быть может, мне удастся вновь отыскать маленького ребенка, которого так больно ранили и изувечили, и тогда, возможно, я освобожусь от прежнего ужаса.

Во всяком случае, попытаться надо.

Но не сегодня ночью. Я была не настолько храброй, чтобы решиться проникнуть в это место, когда его освещает только лунный свет, льющийся сквозь стеклянный свод. Включить там свет тоже было нельзя, так как все обитатели дома сразу же узнали бы о моем пребывании там. Но завтра рано утром, как только рассветет и совсем еще бледный дневной свет коснется стеклянного свода, я буду там. Я войду тихонечко, так чтобы никто не узнал, погружусь во влажное тепло этого строения и дам погрузившимся на дно сознания воспоминаниям всплыть на поверхность. Что там будет очень тепло, я знала – не только потому, что вообще во всякой оранжерее тепло, – но и потому, что это ощущение до сих пор сохранилось в моих костях и во всей моей плоти. Это было составной частью того давнего ужаса. Но что бы ни испугало в свое время ребенка, не могло теперь испугать взрослого человека. Если тогда тетя Фрици причинила мне боль, сейчас она не могла этого сделать. Сегодня мы потянулись друг к другу как друзья, и мысль о ней меня больше не страшила. Мне казалось нелепым, что окружающие предостерегают меня насчет нее.

Я вернулась в свою комнату и приготовилась лечь в постель. Но прежде чем улечься, я выключила свет, прокралась к слуховому окну и встала коленями на подоконник, чтобы можно было посмотреть на боковую лужайку. Впечатление, что с наступлением темноты березы подбираются ближе к окнам дома, отрицать было невозможно. Отсюда я могла смотреть на их слегка шелестящие кроны, прослеживая взглядом их длинные белые стволы от макушки до самой земли. Мне начинало даже казаться, что деревья передвигаются прямо у меня на глазах.

Действительно ли это было не более чем воображение? Может быть, как говорит Джеральд, и я была наделена даром видеть нечто незримое? А если я ближе прильну к стеклу, не услышу ли я плач какого-то ребенка, потерянного семейством Горэмов когда-то очень давно? Но движение между деревьями было вполне реальным. Кто-то в темном платье шевелился среди лунных теней, а временами чье-то лицо обращалось к ночным небесам. Там, в березовой роще, стояла Кейт Салуэй, чье пышное зеленое платье казалось темным на фоне белой коры. Я следила за ней, и мне показалось, что она как-то скользнула вдоль одного из стволов, почти затерявшись в тени на земле. Лежа на спине, она потянула к себе колени и прижалась к ним лицом, так что превратилась во что-то бесформенное. Ничего, кроме шелеста древесных листьев и жужжания невидимого хора насекомых, не было слышно. Если Кейт плакала, то совершенно беззвучно, а между тем я каким-то образом твердо знала, что все ее существо сотрясается от рыданий.

Не надо мне за ней следить. Я выбралась из глубины слухового окна и, огорченная, подошла к постели. Наконец я улеглась и заснула, очень скоро пробудилась, снова заснула и видела какие-то тревожные сны, подсознательно ожидая наступления рассвета.

Глава VI

Когда мой внутренний будильник разбудил меня, пруд был густо прикрыт предрассветным туманом, из-под толщи которого его почти совсем не было видно. Несколько минут я продолжала лежать, думая о своей матери и о своем одиночестве в доме, который должен был бы оказать мне гостеприимство, но не оказал. Я вспоминала холодное лицо бабушки, каким оно было во время ужасной сцены вчера вечером, и о ее глазах, которые все еще были готовы сверкать аметистовым огнем.

Думала я также и об Уэйне Мартине, но не о том, каким он был, когда отдалился от всех нас, пока бабушка Джулия демонстрировала свой деспотизм, а о том, каким он был несколько раньше, когда я увидела его в кресле, со спящим сыном на коленях. Это воспоминание успокаивающе действовало на меня, но почему это так, мне задуматься не хотелось. Испытывать такое теплое чувство к человеку, которого я едва знала, – это могло грозить новой катастрофой. К чему мне еще и это, когда он не спал, а бодрствовал, доверять ему было можно не больше, чем любому другому мужчине. Подобно Джеральду, я не смела даже помышлять о дружбе, о товариществе, о браке. Кузену я сказала, что его позиция бессмысленна, но сейчас, в эти предрассветные часы, я уже не была так твердо в этом уверена.

Впрочем, чего это я предаюсь мечтаниям, разлеживаясь в постели? Зная, что ждет меня впереди, я встала, быстро оделась в просторное летнее платье светло-желтого цвета. Канареечно-желтого! В ту минуту я не знала, какую роль сыграет для меня этот цвет, прежде чем день подойдет к концу.

К тому времени, когда я прокралась вниз, слабый свет уже коснулся покрытых туманом лужаек, а небо на востоке начало светлеть. Двери, ведущие в комнаты тети Нины, были приоткрыты, но она не шелохнулась, когда я проходила мимо. В старом доме всегда что-то поскрипывает, и мои легкие шаги не усиливали скрипящих звуков, к которым все, видимо, уже давно привыкли. Внизу, возле двери в комнату для приема гостей, я на секунду остановилась и заглянула внутрь. Занавеси были отдернуты – означало ли это, что кто-то уже поднялся раньше меня? Снаружи серебряные стволы берез уже были слегка тронуты бледным светом, но между ними не было свернувшейся в комочек и горько плачущей молодой женщины. Днем они отступили от дома и были всего лишь обыкновенными белыми березами.

Я остановилась на минутку, чтобы взглянуть на портреты дедушки Диа и его Джулии и заметила, что кто-то включил скрытые лампочки, освещавшие их. Опять это был кто-то, кто встал раньше меня, или, может быть, кто-нибудь страдающий от бессонницы, слоняясь ночью по дому, подошел поглядеть на них? Когда дедушка женился на Джулии, походила ли она хоть сколько-нибудь на ту женщину, какой стала теперь? Приходилось ли и Диа при жизни терпеть от нее, или же она стала черствой и бесчувственной только за те годы, что прокатились над ее головой после того, как она его потеряла?