Марианн Кейс - Каникулы Рейчел

• Название: Каникулы Рейчел
• Автор: Марианн Кейс
• Издательство: Ред Фиш
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-901582-90-Х

Знакомьтесь: Рейчел Уолш, двадцать семь лет, высокого роста, ирландка, живет в Нью-Йорке. Она встречается с Люком Костелло, ослепительным красавцем в кожаных брюках и увлекается – некоторые считают, что даже слишком увлекается – легкими наркотиками. Немного валиума, чтобы расслабиться, чуть-чуть кокаина, чтобы взбодриться, а вдогонку алкоголь – куда же без него. Но она ведь не наркоманка, зачем же ее упрятали в специализированную клинику? С другой стороны, Рейчел так устала – небольшие каникулы с гидромассажем и джакузи в обществе порочных рок-звезд ей не повредят…

Однако реальность неизменно проступает сквозь любой самообман. Начавшись как веселенькое девичье чтение, роман перерастает в острое серьезное повествование – оставаясь при этом уморительно смешным и абсолютно узнаваемым.

---

– Почему надо ехать так медленно? – кричала она, выбираясь из машины. На ней было длинное пальто и меховая шляпка, стиль «Доктор Живаго». Выглядела она потрясающе.

– Потому что на этих чертовых дорогах гололед! – орал в ответ красный от натуги папа. – Отвяжись от меня! Предоставь мне вести свою машину, как я хочу.

– Перестаньте! Перестаньте же! – шипела на них мама, выволакивая из машины нагруженные сумки. – Что о нас подумают!

– Да мне-то что? – звенел в морозном воздухе голос Хелен. – Подумаешь, какие-то алкаши!

– Прекрати! – Мама ударила Хелен по плечу.

Хелен тоже ударила ее:

– Отстань! Чего это ты так стесняешься? Того, что твоя дочь – такая же алкоголичка?

– Никакая она не алкоголичка! – ответила мама.

– Ах, какие грубые выражения! – пропела Хелен. – Тебе придется покаяться на исповеди в сквернословии. Но ты права! – победоносно продолжала моя сестрица. – Она не алкоголичка, она – наркоманка!

У мамы и у папы сделались каменные лица, и они оба опустили головы.

Я с тоской наблюдала за всем этим из окна. Мне хотелось убить Хелен. И родителей мне тоже хотелось убить. И себя тоже.

Мы неловко обнялись. Иначе обниматься мы не умели. И улыбнулись друг другу. Мои глаза наполнились слезами.

Хелен вместо приветствия сказала:

– Х-х-хосподи, ну и задрогла же я!

Мама вместо приветствия ткнула Хелен в бок и сказала:

– Не поминай имя Божие всуе.

Папа сказал:

– Здорово!

Тогда я не обратила на это внимания. Перед тем как завести все эти никому не нужные разговоры, мама сунула мне в руку сумку:

– Мы тебе кое-что принесли.

– Чудесно, – сказала я, заглянув в сумку, – «Тайто». «Тайто» и еще раз «Тайто». Спасибо.

– И «Баунти», – сказала мама. – Там еще должно быть десять батончиков «Баунти».

Я снова заглянула в сумку:

– Что-то не похоже.

– Я их клала, – сказала мама. – Я точно помню, как я клала их сегодня утром.

– Ах, мама! – сочувственно произнесла Хелен, ее хитренькое кошачье личико было сама невинность. – Память у тебя уже не та!

– Хелен! – резко скомандовала мама. – Отдай!

Хелен угрюмо открыла сумочку:

– А почему мне-то нельзя?

– Ты прекрасно знаешь, почему, – ответила мама.

– Потому что я не наркоманка? – спросила Хелен.

Все вздрогнули.

– У тебя еще все впереди, – пообещала мама.

– Съешь один батончик, – разрешила я.

– А три можно?

Я им все показала, гордясь и одновременно стесняясь. Стеснялась я, когда они говорили, например:

– Не помешало бы тут стены покрасить. А то так же, как у нас дома.

– Есть тут кто-нибудь знаменитый? – шепнула мне Хелен.

– Сейчас нет, – небрежно бросила я в ответ.

К моему огромному облегчению, она просто громко сказала: «Блин!» и все.

Я провела их в столовую. Она была битком набита. Все это выглядело, как, вероятно, день Страшного суда. Нам удалось пристроиться на кончике скамейки.

– Ла-а-нно, – сказал папа каким-то странным голосом. – Хаар-ршотут.

– Что ты сказал, папа?

– Харршотут.

Я вопросительно посмотрела на маму.

– Он говорит, что тут хорошо, – объяснила она.

– Но почему ты так по-дурацки разговариваешь? – удивилась я. – К тому же тут вовсе не хорошо. Далеко не хорошо.

– «Оклахома»! – прошептала мама. – Он получил маленькую роль в постановке «Блэкрок Плейере». Он репетирует акцент. Правда. Джек?

– Точна-а. – Папа потрогал поля воображаемой соломенной шляпы. – Мэ-эм, – добавил он.

– Мы уже с ума все от него сходим, – сказала мама. – Если я еще раз услышу, что «пшеница у нас достанет слону до глаз», то, клянусь, убью этого слона.

– Давай-ка спешивайся, – посоветовал папа, – и выпей молочка.

– А это уже не «Оклахома», – проворчала мама. – Это тот, другой парень, ну как его, тот козел…

– Сильвестр Сталлоне? – подсказал папа. – Нет, сейчас не до него… Надо репетировать. – Он повернулся ко мне. – Вживаться в образ, понимаешь? Я должен жить, есть, дышать, как мой персонаж.

– Он уже неделю ест на ужин печеные бобы, – сказала Хелен.

Вдруг мне пришло в голову, что, пожалуй, не так уж и странно, что я оказалась в реабилитационном центре. С такой-то наследственностью.

– Бо-оже мой! – воскликнула Хелен. – Кто этот парень?

Мы проследили ее взгляд. Она смотрела на Криса.

– Неплохо! Я бы его из постели не выкинула… Ай! Чего ты дерешься? – крикнула она на маму.

– Я тебе покажу постель! – пригрозила мама. Потом, заметив, что несколько человек смотрит на нее, она поспешно изобразила на лице любезную улыбку, которая, разумеется, никого не обманула.

– Все дело в ногах, правда? – задумчиво произнесла Хелен. – Он играет в футбол?

– Не знаю.

– Узнай, – велела она.

Мы сидели и неловко молчали, первая вспышка радости от встречи погасла. Мне было совестно, что мы даже не способны поддерживать тихие занудные разговоры вполголоса, как остальные. Время от времени кто-нибудь делал отчаянную попытку завязать беседу, спросив, например: «Так здесь неплохо кормят?» или сообщив: «Все-таки февраль – ужасный месяц».

Мама все время косилась на Чаки, на ее золотистые волосы, безупречный макияж, кучу побрякушек, дорогую одежду. Наконец она толкнула меня локтем в бок и театральным шепотом, который, скорее всего, и в Норвегии было слышно, прошипела:

– А что с ней?

– Спроси еще погромче, – ответила я.

Она сверкнула на меня глазами. Лицо ее внезапно побелело, она втянула голову в плечи.

– Господи Иисусе, – вдруг прошептала она.

– Что?

Мы все стали бешено вертеть головами, пытаясь понять, что ее так поразило.

– Не смотрите туда! – прошипела она. – Опустите головы!

– Да что такое? Кто там?

– Это Филомена и Тед Хатчинсоны, – сказала она папе. – Что они здесь делают? А если они нас увидят?

– Кто это такие? – хором спросили мы с Хелен.

– Знакомые ваших мамы и папы, – пояснил папа.

– Откуда вы их знаете?

– По гольф-клубу, – прошептала мама. – Боже нас сохрани… Какое унижение!

– Да-а не, сперва-то мы их не там встретили, – продолжал «репетировать» папа. – Было вот как: их собака, то есть, я хотел сказать, их псина, сбежала, а мы нашли…

– О боже, они идут сюда! – в ужасе прошептала мама. Она чуть в обморок не упала.

Мне было неприятно. Если она так стесняется моего пребывания здесь, то почему именно она так настаивала на нем? По ужасающе сладковатой улыбочке, которую она наклеила на лицо, я поняла, что Хатчинсоны нас увидели.

– Привет, Филомена! – проговорила мама севшим голосом.

Я обернулась. Это была та самая женщина, которую я неделю назад видела с Крисом. Видимо, его мать. Она держалась с гораздо большим апломбом, чем моя мама.

– Мэри! – просияла она. – Никогда не думала, что ты алкоголичка!

Мама заставила себя рассмеяться.

– А у тебя к чему пристрастие, Филомена? К лошадям?

Они еще некоторое время втыкали друг в друга шпильки, как будто находились на вечеринке с коктейлями. Тут я заметила игрока Дейви. Он сидел за противоположным концом стола, и лицо у него было потерянное, а взгляд тусклый. Во мне мгновенно вспыхнуло желание защитить его.

– У нас здесь сын, – сказала Филомена. – Куда он подевался? Кристофер!

Точно, она мать Криса. Что ж, совсем неплохо, если его родители познакомятся с моими. Это будет полезно. На тот случай, если, выписавшись отсюда, он мне не позвонит. У меня будет предлог увидеться с ним – например, занести миссис Хатчинсон какую-нибудь банку с завинчивающейся крышкой. Мама и ее подружки постоянно обменивались этими банками: из-под зеленого горошка, квашеной капусты и тому подобное. По-моему, они только этим и занимались. Мама попыталась представить нас друг другу:

– Наши дочери: Клер… – она указала на меня.

– Рейчел, – поправила я ее.

– …и Анна, то есть нет, Хелен.

Хелен вежливо извинилась, доверительно сообщив миссис и мистеру Хатчинсон: «Я сейчас лопну, если не пописаю», – и отвалила. Я очень скоро последовала за ней. Не то чтобы я ей не доверяла, а просто… я ей не доверяла.

Она сидела на ступеньках, окруженная мужчинами. (В столовой, должно быть, остались лишь брошенные жены и дети.) Одним из мужчин был Крис. Это не удивило меня, но особой радости я, конечно, не испытала. Хелен развлекала аудиторию страшными историями о своем запойном пьянстве:

– Часто я просыпаюсь ночью и не могу понять, как добралась домой, – хвасталась она.

И никто не поставил ее на место, сказав: «Это еще что! Вот я иногда просыпаюсь и не могу понять, жив я или мертв», а ведь любой из них имел основания это сделать. Вместо этого они просто из кожи вон лезли, стараясь ей понравиться и строя грандиозные планы. Например, чтобы она немедленно поступила в Клойстерс, сейчас как раз есть место, свободная койка между Нэнси и Мисти…

– В случае чего можете лечь со мной, – предложил Майк, чем вызвал у меня приступ ярости. Ведь его несчастная, замотанная, регулярно приносящая печенье жена была в каких-то двух шагах.