Андрей Кивинов - Каникулы строгого режима

• Название: Каникулы строгого режима
• Автор: Андрей Кивинов
• Издательство: АСТ, Астрель-СПб
• Жанр: Прочий юмор
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-051005-4, 978-5-9725-1212-6

Двое заключенных — бывший мент и матерый рецидивист — вынуждены вместе бежать из зоны, чтобы остаться в живых. Охотники дышат им в спины. Спрятаться негде.

Кругом — тайга, но в тайге не выжить. Продержаться надо три месяца. Когда положение становится совсем отчаянным, беглецы узнают, что поблизости — детский лагерь отдыха, в который требуются воспитатели…

---

Ложу, фасад штаба, а также ворота шлюза украшали воздушные шарики трех государственных цветов, приобретенные по бартеру в Тихомирске (выменяли на пару гробов). Приветствие «Добро пожаловать!» освежили и обрамили лапником. Подновили свежей побелкой поребрики, трибуну, фонарные столбы и даже колючую проволоку. Важно создать настроение.

По плохо проверенной, но красивой легенде, именно в этот день в далеких двадцатых несгибаемый борец со шпионажем и преступностью Феликс Эдмундович Дзержинский своей железной рукой поставил размашистую подпись под приказом о создании тихомирской колонии строгого режима — оставшиеся от бесчеловечного царского режима каторги явно не справлялись с нагрузкой. Приказ давным-давно сгинул в ведомственных архивах, но легенда передавалась от поколения к поколению, пока не дошла до Николая Филипповича Вышкина — человека и патриота, решившего увековечить сие знаменательное событие.

Сегодня он лично встречал гостей (хотя обычно делегировал эту честь замполиту) и лично вручал каждому подарки — резные шкатулочки и подносы, лично провожал в ложу. Гостей, в отличие от родственников, не обыскивали. Родственники ведь тоже попадаются разные — могут, прикрываясь праздником, пронести кило-другое героина, а то и пугач огнестрельный для бытовых нужд. Правда, обыск (досмотр) проходил в радостной атмосфере, с веселыми петросяновскими шутками, и не унижал человеческого достоинства. А детям дарили петушки-леденцы местного, лагерного, производства.

Плац с противоположной от зрителей стороны оградили высоким забором. Это делало его похожим на сцену большого летнего клуба. За забором ждали своего часа будущие звезды шоу, повторяя разученный текст и поправляя костюмы. Для некоторых сегодняшнее представление было дебютом, и, естественно, самодеятельные артисты волновались, особенно учитывая, что наиболее отличившимся было обещано условно-досрочное освобождение. Правда, большинство относилось к мероприятию с прохладцей и участвовало в нем только ради родственников. Стоит ли говорить, что труппа состояла исключительно из активистов. Блатного или мужика за участие в предстоящем спектакле могли вызвать и на суд чести.

Испытывал волнение и Николай Филиппович. К сожалению, ему не удалось провести генеральную репетицию — срочно вызвали в Тихомирск на совещание. Что ж, придется играть с колес. Как фронтовые агитбригады.

Когда стрелки лагерных часов сошлись в верхней точке и гости расселись по местам, он вышел на плац и запустил в воздух зеленую ракету, возвещая о начале торжества. Публика дружно захлопала. Приветственный спич Вышкин решил оставить на потом, ему не терпелось представить на суд свое детище, поэтому он сразу вернулся к гостям и уселся рядом с начальником управления, его женой и малолетней дочкой. Кум Гладких, как и подобает «рыцарю плаща и кинжала», незаметно пристроился сзади, за спинами руководства.

Из-за кулис-забора появился ведущий — бойкий парень, осужденный за мошенничество в особо крупных размерах. Задолго до праздника ему велели отращивать волосы, чтобы потом подстричь и причесать под русского крестьянина, повязав тесемку вокруг лба. С париками в зоне было напряженно. Как, кстати, и с театральным гардеробом. Поэтому если ведущий и походил на крестьянина, то только на крепостного, причем у промотавшегося вконец помещика. Хотя рубаху, сшитую из грубой мешковины и украшенную пестрыми заплатками, постеснялся бы надеть даже крепостной.

В одной руке крестьянин сжимал фанерный серп, во второй микрофон. Радиоаппаратуру взяли напрокат в Тихомирске, с лагерным мегафоном ведущий бы смотрелся не столь эстетично.

— История земли Российской!

Размашистый взмах серпом — условный сигнал звукорежиссеру, отвечающему за музыкальное сопровождение. Грянули Глинкой динамики! И понеслось!.. «Идущие на смерть приветствуют тебя!»

Первыми на плацу появились древние землепашцы. Подразумевалось, что в те далекие времена землю пахали в набедренных повязках. Двое бородатых доходяг тащили на веревке борону-суковатку, еще двое шли следом и вяло стучали по асфальтовому плацу мотыгами. Тощие торсы синели от наколок, а бледную спину одного из пахарей украшал жалостливый лозунг «Всю кровь выпили менты», читаемый даже со зрительских мест. Что свидетельствовало о наличии органов правопорядка уже при первобытно-общинном строе.

Много напахать дикари не успели — на театре боевых действий появились тевтонские крестоносцы в бумажных шлемах. С картонными мечами и щитами. Доспехи, вернее, их отсутствие скрывалось под серыми простынями с намалеванными гуашью крестами. Череп магистра защищала не картонная поделка, а конусообразное жестяное противопожарное ведро с прорубленной смотровой щелью и деревянными рогами. («Он бежал, и сильные рога доставали небо-облака…») Крестоносцы нагло попросили крестьян с грядки. Последние, побросав орудия труда, трусливо убежали за забор. Главный тевтонец поднял меч к небу и победно прокричал на плохом немецком что-то вроде: «Йа-йа, дас ист фантастиш!.. Гутен морген в натюрлих!»

Но не тут-то было! Из-за противоположной стороны забора выскочила княжеская дружина во главе с Александром Невским — бывшим штангистом, осужденным за вымогательство. С такими же картонными мечами и щитами. Только вместо простыней торсы русских витязей украшали кольчуги из мелкой рыболовной сетки. «И была брань и сеча зла!..» Ломались картонные мечи о головы, гнулись щиты. В разгар ледового побоища спортсмен не рассчитал силы удара, и великий орденский магистр грохнулся головой об асфальт, перед этим успев прокричать: «Ты чё творишь, фраер мастевый!!» Ведро улетело за пределы поля брани. Подняться он больше не смог — его быстро утащили со сцены преданные шестерки-оруженосцы. Остальные агрессоры, подгоняемые храбрыми русичами, бесславно бежали за кулисы, где битва, судя по звукам, продолжилась теперь уже по-настоящему, не под фонограмму.

Публика довольно захлопала. Николай Филиппович улыбнулся: пока все шло по плану.

— А потом пришел Петр Первый! — с вызовом объявил ведущий, для простоты вычеркнув из российской истории почти четыре века.

Петр был прекрасным и могучим имбецилом с лицом туберкулезника в последней стадии. По фамилии Бочкин. Жаль, что зубы ему так и не вставили. Из-под бумажной треуголки торчали рыжие кудри — накануне пришлось завивать на самодельные бигуди мочалку. Самозванец приложил руку ко лбу, обвел окрестности строгим взором и громко прошепелявил:

— А где, нах, мои гардемарины?!

Словечка «нах» в сценарии не имелось, это была чистой воды импровизация. Снайперы на вышках насторожились.

Тут же на сцене объявились три рецидивиста лет сорока в пехотных зеленых треуголках и с вырезанными из ватмана флюгерами-кораблями. Раскачивая фрегаты, «юные дворяне» заунывно, словно на похоронах, затянули:

— Не вешать нос, гардемарины…

И ведь попробуй не затяни! Места в ШИЗО на всех хватит…

Пропев полтора куплета, троица исчезла из вида, а Петр, подкрутив картонные усы, прошамкал цитату из Пушкина, слов которой никто, кроме посвященных, не разобрал. Затем, хлюпая ботфортами (читай: резиновыми сапогами для рыбалки), государь энергичным шагом удалился за кулисы — рубить боярам бороды, грозить шведу и решать прочие государственные проблемы.

— Мама, а он болеет? — негромко уточнила дочка начальника, кивнув в сторону представителя династии Романовых.

— Болеет, — подсказал кто-то из администрации. — С детства.

Снова грянули аплодисменты. Правда, не такие бурные. Николай Филиппович сделал пометку в памяти — определить Петра в штрафной каземат, пусть вырабатывает дикцию на хлебе и воде.

Следующие двести лет в истории России тоже не привлекли внимания организаторов шоу. Поэтому сразу за Петром на плац высыпали храбрые буденновцы. Десяток уркаганов в буденовках и с деревянными саблями. На горячих конях, которых символизировали палки с намотанными на концах тряпками. Типа — головы с гривами. Блестящая находка художника-реквизитора. Навстречу, с другого конца плаца, показались белогвардейцы. Тоже на палочках и тоже с саблями наголо. Заиграла фонограмма: «Там вдали, за рекой…» Началася кровавая битва. И козел молодой вдруг поник головой, получил он фанеркой по шее…

Родственники, узнавшие в общей массе своих, приветливо замахали руками, выкрикивая имена. «Надо же, как зона перевоспитывает: на свободе пьет да морду жене чистит каждый день, а здесь, пожалуйста, — красногвардеец! В добрый час…» Зэки, заметив в толпе родню, вместо того чтобы мчаться в атаку, замахали в ответ саблями. Ведущий негромко на них цыкнул, и они нехотя вернулись к театральному действу.

Белые стали теснить наших. Но не тут-то было! Зазвучала новая мелодия. «Эх, тачанка-ростовчанка!..» Три новых персонажа, запряженные в самодельную сбрую, тащили на себе четвертого — низкорослого армянина-карманника. Тот на ходу строчил из пулемета, напоминавшего огнетушитель. Собственно, это и был огнетушитель, перекрашенный в темно-зеленый цвет и обрамленный бумажным щитком. Вроде как «максим». «Убитые» беляки живописно падали, хватаясь за сердце. В самый ответственный момент хлипкий стрелок не удержал в руках боевое оружие — огнетушитель вылетел и, смяв картонку, покатился с плаца. Но это уже не имело принципиального значения — белые продолжали падать.