Юрий Сергеев - Становой хребет

• Название: Становой хребет
• Автор: Юрий Сергеев
• Издательство: Современник
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1987

Роман «Становой хребет» о Харбине 20-х годов, о «золотой лихорадке» на Алдане… Приключения в Якутской тайге. О людях сильных духом, о любви и добре…

---

24

Старуха, так и не открыв своего имени и назначения в жизни, преставилась в третью ночь. Егор расправил на лавке её застылое тельце, чуя в этой смерти свою косвенную вину, и вдруг кто-то словно проговорил в сумеречной хате: «Ты будешь помнить, а душа моя непокойствием жить…»

Он испуганно вздрогнул и понял, что слова эти слетели с его губ. «Душа моя непокойствием жить…» Сладил кое-как гроб из припасённых дедом широких дранок. Земля ещё не промерзла глубоко, могилку вырыл на чистом бугорке в половину дня…

Вернулся в дом безраздельным хозяином, но радости не было. Отыскал поперечную пилу, взялся готовить дрова. От укора раскольничьих святых убрался в мыльню. Долгими вечерами обдумывал дальнейшее своё житьё, отдыхал и готовился в дорогу.

От скуки разговаривал с собакой, штопал одежонку, тоскливо поглядывал на задымленные непогодью горы. Счёт дням Егор давно потерял.

Наконец, как-то утром подпёр двери избёнки колом и встал на лыжи. За спиной сидор, к нему привязана сбоку кобура маузера, чтобы можно было дотянуться через плечо до рукоятки оружия. В руках лёгкий шест для преодоления взгорков. Отощавший Мамай наступал на задники лыж.

В седловину перевала Егор попал на восходе луны и зачарованно остановился, позабыв об усталости. Огромная красная луна выползала из дальних далей, зажигая мириады искорок на снегу.

Горы теснились в могучем покое, подпирая звездное небо. Егор нашёл Полярную звезду, которую показал ему когда-то Игнатий, и, повернувшись к ней спиной, заскользил осторожно вниз, обходя крутые распадки.

К утру неожиданно выбрался на санную дорогу. Она была крепко утрамбована. Догадался, что это Ларинский тракт, по нему идут на далёкий Алдан искатели удачи. По дороге спустился с перевала. То и дело встречались кострища, брошенные санки, скелеты околевших лошадей — мясо до костей было срезано и вырублено.

А сбочь дороги под белыми холмиками и связанными наспех крестами покоились приискатели, видимо, застигнутые и погубленные бураном. К ним уже пробили стёжки со всех сторон горностаи и мыши.

Егор круто свернул с лёгкого пути, увидев далеко внизу огонёк костра, и стал торить лыжню напрямик, держа восходящее солнце по левую руку. Решил он добраться до железнодорожной станции Невер, подхарчиться там и поездом двинуть поближе к Зее, чтобы выполнить наказ Парфёнова и встретиться с Балахиным. К полудню забился в укромное место поспать.

Выстрелы грянули, как с небес. Егор шлёпнулся рядом с балаганом, зашёлся в предсмертном хрипе Мамай. Когда Быков продрал залепленные снегом глаза, то у костра увидел четырёх бородатых и угрюмых мужиков.

Егор попытался встать, но левая рука не действовала. Из предплечья толчками била кровь и растекалась по камлейке. Один из стоящих передёрнул затвор трёхлинейки, вскинул её, но резкий голос осадил бандита:

— Антип! А-атставить! Не спеши, успеется.

Егор скосил глаза и увидел пятого человека в обтрёпанной офицерской шинели с погонами.

Тот порылся в сидоре пленника и вскоре извлёк кожаные тулуны с золотом. Радостно ощерился, взвешивая добычу в руках.

— Вот это удача! видать, знает хорошие ключи. Перевязать его!

Антип молча подошёл, содрал с раненого через голову камлейку и умело забинтовал его плечо чистой холстиной Потом вытащил нож, скоро ободрал собаку.

— Шапчонка тёплая выйдет, — промолвил Антип с усмехом. Отрезал заднюю ляжку Мамая, насадил её на отомкнутый гранёный штык. Сунул в пламя костра. — Люблю парную собачатинку, Господин подполковник. Не желаете отведать?

— Пшёл вон, скотина! — огрызнулся офицер и брезгливо скривил смуглое лицо. Разделил золото на пять кучек. — Савелий, отворачивайся!

Веснушчатый и худоликий мужик с бородой поворотился спиной к нему. Офицер ткнул пальцем в один пай.

— Кому?

— Мне!

— Кому? — Палец упёрся в другу кучку.

— Антипу-Тузу.

— Кому?

— Вам, вам. Ваше благородие. То бишь подполковнику Кондратьеву Исаю Илларионовичу.

— Кому?

— Гурьяшке Аркадьеву.

— Кому?

— Аверьяну Николаеву.

— Разбирай!

Они все торопливо склонились над разостланной холстиной, бережно ссыпая в кожаные свои тулуны золотишко. Потом расселись вокруг костра, благодушно посмеиваясь и свёртывая цигарки.

Уже не так злобно косились на присмиревшего Егора. Антип смачно жевал полусырое мясо, облизывая пальцы. Кондратьев недовольно косился на едока, неторопливо допрашивал раненого.

— Родом откуда?

— Из забайкальских казаков. С Аргуни, — мучась от боли и нахлынувшей слабости, ответил Егор.

— Куда идёшь?

— В Манчжурию.

— За какой надобностью?

— Отец там с семейством проживает.

— Почему там оказались?

— Отец белоказак. Воевал против новой власти в России.

— Гм… Чин отца?

— Сотник был в войске Семенова.

— Неужто? А фамилия?

— Быков Михей.

— Не припомню. Видимо, ещё в первый поход удрал, сволочь.

— Постой-постой, — встрял в допрос рыжий, — дык я помню ево, ваше благородие. Зря на Михея грешите… рубака… Истинный казак.

— Даже так? Откуда знаешь его? — спросил Кондратьев. — Только не вздумай врать!

— Дык, одно время был в ево сотне. Жалко, что меня он не взял в набег на караван арабских купцов. Лихо они поживились тогда. Отчаянный был сотничек. Я думал, его убили, нашу сотню красные вырубили всю, меня в плен взяли. Потом убёг. Вот и всё. Был такой Михей Быков, головой отвечаю…

— Это меняет дело, — миролюбиво заключил офицер, — сынов воителей за белую Русь убивать грешно, — он поглядел на Егора вприщур, — но ежели не откроешь нам место, где добыл золото, пощады не жди. Вот тебе карта и карандаш. Живей!

Егор долго разбирался на планшетке в сплетении якутских ручьёв и рек и, наконец, угадал знакомые места. Карандаш вильнул в сторону и уверенно поставил крест на незнакомой Егору речке.

— Вот тут. Третий ключ от устья реки по правому борту.

— Гм. Если соврал — расстреляю самолично. Рана у тебя пустячная, ключицу не задело. Пуля ушла навылет. Вместе пойдём весной туда, и укажешь ручей. Всё! Пора двигать, братцы-воины. Этого забираем с собой — блюсти и кормить его. Да брось ты жрать собачатину! — заорал на Антипа. — Оленина ведь в землянке есть.

— Дюжеть мясо ихнее пользительное, — ощерился Туз, — простуду сымает и чахотку излечивает. В грудях чё-то побаливает. Не гневись понапрасну, вашбродь.

Егор, постанывая от боли, шел на лыжах вслед за офицером. До смеху несерьёзная в тайге шашка подполковника чертила ножнами борозду по таявшему снегу. Сзади сопели четверо, покашливали и переговаривались вполголоса.

Кружной тропой, через непролазь стлаников, добрались к землянке, вырытой в еловом распадке. Торцы толстых брёвен выпирали из крутого склона, вытесанная из плах дверь ощерилась узкими провалами бойниц. Внутри было просторно и сухо. У задней стенки примостились нары, застланные шкурами.

Кондратьев устало снял шинель, запалил фитиль плошки и бросил мимоходом Антипу:

— Кандальчики приспособь нашему гостю, чтобы не сбежал ненароком, — расслабленно вытянулся на нарах и закурил.

Антип вынул из угла тюремные наручники с цепью между кольцами и хитрым винтовым замком и приказал пленнику снять торбаза. Егор разулся. Холодный браслет щёлкнул на лодыжках. Ключ от замка Антип повесил на свой гайтан.

Бандиты растопили камелёк, поставили вариться котёл оленины и уселись вокруг стола играть в самодельные карты. На кону лежало четыре щепотки золота. То один, то другой игрок радостно вскрикивал и сгребал куш в свой кошель.

Рыжий всё время проигрывал и мял дрожащими пальцами цигарку. Улеглись спать за полночь. Антип распялил шкуру Мамая на дверях, долго скреб её ножом, что-то мурлыкая себе под нос и хрумкая ржаным сухарём. А Егору было жалко до слез погибшую зазря собаку.

Каждое утро бандиты уходили на промысел и часто возвращались с охапками окровавленной одежды. Её сжигали на плоском камне, выдували золу и аккуратно собирали спрятанное в вате телогреек золото.

Из разговоров Егор понял, что у попавших на мушку «косачей» и «лебедей» зачастую добытый песок набит за подкладкой фуфаек и его трудно обнаружить на глаз. Игры в карты становились всё азартнее и нередко заканчивались потасовками.

Кондратьев усмирял буянов, неистово ругался, грозился перестрелять своих подопечных из маузера Егора, но потом сам сдавал карты и играл, обдирая их догола.

Рана у пленника заживала, он уже пробовал шевелить рукой в тоскливом одиночестве до изнеможения тренировал её, с нетерпением дожидаясь полного выздоровления. Однажды, шарясь под нарами, решил сделать подкоп в обход затиснутых землёй брёвен и сразу же принялся.