Александр Птахин - СУРОВАЯ ГОТИКА

• Название: СУРОВАЯ ГОТИКА
• Автор: Александр Птахин
• Жанр: Ужасы и Мистика

На дворе 1939 год. Небольшой, в прошлом губернский город. В местном Управлении госбезопастности НКВД создана специальная группа, которая должна противостоять немецкому "Наследию предков". Но работа группы сталкивает сотрудников  с непонятными и необъяснимыми явлениями, а далее заводит в совсем уже дремучую мистику таинственного масонского ордена, который, на поверку, оказывавется совсем не масонским. И как это связано с экспедициями в Среднюю Азию,   смертью и предшествававшей этому тяжёлой болезнью красного комдива и его приёмным сыном, ныне - майором госбезопасности, которого считают наследником эмира бухарского или с альбигойскими тайнами катаров, книгами и газетами изданными в недалёком будущем  и путешествиями во времени. Какой секрет ищут или скрывают, живущие до сих пор, участники давних событий, и давно умершие, которые, как оказывается, вовсе и не умирали. Разобраться во всех этих тайнах и предстоит молодому сотруднику УГБ НКВД Николаю Прошкину и его начальнику Владимиру Корневу. А на пороге война...

---

– Тебе, к примеру, за твое любопытство не умеренное! – надо признаться, Прошкин действительно опасался такого развития событий после того, как стал невольным очевидцем неприятной сцены в доме фон Штерна. Корнев выплеснул второй неудачный стакан чая, вытащил из сейфа бутылку водки и глотнул прямо из горлышка.

– Значит так, Николай, бери бумагу – пиши официальный рапорт – мол, прошу включить в состав группы специалиста по культам и ритуалам – для организации более эффективной работы. Чтобы включили именно Субботского я позабочусь…

– А вдруг Субботский не захочет? И куда денется Борменталь? – засомневался в могуществе начальника Прошкин.

– Да что значит не захочет? Кто его будет спрашивать, когда война на пороге! – возмутился Корнев, – а насчет Борменталя не переживай – я уверен, что товарищ Баев с ним и без нашей помощи замечательно разберется…

И продолжал:

– Вот тебе Прошкин бутылка кагора, вот фотографии могилы этой, что б ей пусто было! Ну, которые Ульхт на кладбище сделал. Твои соколы, при задержании фотоаппарат изъяли, самого Альдовича отколотили – ну не бывает у нас по другому! Что ты не делай! Но когда разобрались что к чему – фотоаппарат вернуть – вернули, зато пленку вынуть и напечатать позаботились. Вот – что есть, то есть. Хорошие у нас сотрудники! Ответственные… Так вот – бери это все хозяйство и езжай в Прокопьевку, к этому как его – из Сенода… Гражданину Чагину. И выясни с ним – он дед болтливый и таинственных историй из прежней жизни знает великое множество, о чем там он с Баевым откровенничал, да что слыхал, еще в давешнее, царское время про состояние бухарского Эмира, да про его наследников. Фотографию Ульхта прихвати, что тебе Баев отдал, и эти тоже – с могилкой. Покажи старику, спроси – что за нехристи придумали циркуль на могиле рисовать! И не забудь, Прошкин – скажи ему непременно – мол, Александр Августович фон Штерн, кланяться велел, очень просил, что б вы мне помогли! Уяснил?

Прошкин облизнул пересохшие губы. Как он сам, дурак, не додумался, что к отцу Феофану (в миру, и в уголовном деле фигурировавшему как гражданин Чагин) Баев ездил совсем не о нем, Прошкине, беседовать, а про своего дедушку справки наводить! А про его – Прошкина – собственные художества, видимо, просто к слову пришлось. Вообще Прошкину было стыдно за собственное скудоумие. Ведь не Корнев, а он сам работал в специальной следственной группе НКВД в Туркестане и занимался розыском и изъятием в государственный бюджет ювелирных изделий, золота и иных ценностей, принадлежавших местной знати – баям и мусульманским священникам. И там он множество раз и от задержанных, и от местных жителей, и даже от самих бойцов Восточного фронта, слышал легенду о десяти тонах золотых слитков и украшений последнего царствовавшего Эмира Бухары – Сеид Алим-хана, которые тот успел спрятать в канун решающего наступления красной конницы. В таком удручающем контексте возможность побеседовать с отцом Феофаном казалась Прошкину вполне достойным средством реабилитироваться за допущенные промахи хотя бы в собственных глазах.

Философская беседа.

Отец Феофан сидел на стуле в комнате правления колхоза, в новеньких очках и с интересом читал газету «Комсомольская правда». На шее Феофана красовалась тонкая золотая цепочка и не слишком массивный, зато явно старинной работы крест. О происхождении этого аксессуара даже спрашивать смысла не было – понятно, Баев презентовал – тоже, наверное, из сыновней почтительности! Прошкин с трудом подавил в себе желание оттузить не в меру общительного священнослужителя, или хотя бы пару раз дернуть за седенькую бороденку! Он приехал сюда с познавательной миссией и эмоции проявлять не время.

– Доброго времечка! – обрадовался Феофан, заметив Прошкина, а услышав что ему велел кланяться Александр Августови фон Штерн недоуменно отложил газету.

– Прав был мальчик. Должно быть, совсем под старость спятил его почтенный родственник! Еще и вина мне прислал? Нет уж – увольте. Сокращать отмеренные мне Господом дни я просто не вправе. А ну как оно отравлено? Чего можно еще ждать от помешанного?

Прошкин вынужден был лебезить, хвалить остроту ума и редкостную память, которую сохранил в свои почтенные годы Феофан – что дано далеко не каждому. Да хоть бы и тому же фон Штерну. И даже признаться, что вино, мол, от них – от Управления за бесценную помощь отца Феофана в их затруднениях. И слезно просил мудрого и образованного Феофана помочь ему – как частному лицу, совершенно в интересах такого учтивого и разумного юноши как Баев, тем более что последний постоянно подвергается не справедливым гонениям, разобраться в некоторых хитросплетениях династических отношений в странной семье, патриархом которой был фон Штерн. Тем более батюшка юноши, и соответственно сыночек фон Штерна, скончался не так давно, и похоронен под таким вот своеобразным надгробием…

Феофан снова водрузил на нос очки, тщательно разглядел фотографии надгробья, затем отхлебнул вина. Предварительно тщательно обнюхал пробку, плеснул немного и покачал казенного вида граненый стакан, словно бокал богемского стекла на дегустации. И, наконец, сочтя вино вполне достойным, начал просвещать Прошкина.

– Династия, любезный Николай Павлович, подразумевает существование между людьми кровнородственных уз. Святость коих признает даже ваша власть. Отказавшись от дворянских привилегий – вы ведь, тем не менее, признаете значимость пролетарского происхождения. По сути, это лишь смена основания классификации, а не отказ от самого принципа. В упомянутом же вами конгломерате личности кровным родством никак не связаны и семьей по Божьему промыслу не являются…Фон Штерн – ученый одиозный. В своей гордыне меры не знающий! Кто еще кроме нашей Церкви мог дать достойную оценку его находкам? Ведь я сам лично благословлял его экспедицию, еще тогда, в 1884, и следующую – которая направлялась уже не в Китай, а в Монголию. Он клялся действовать от лица Православной Церкви и Государя. Ведь экспедиции снаряжались на средства казны и Синода…И что же в результате? Его отказ передать находки – имевшие, уж поверьте мне на слово, совершенно узко конфессиональный, а не научный интерес, Синоду, многочисленные попытки обнародовать информацию, того не заслуживающую и могущую смутить неустойчивые в вере умы…А все от гордыни. Все беды от гордыни Николай Павлович. Безусловно, государственное финансирование экспедиционной работы прекратили тотчас. Но фон Штерн человек упрямый – упрямство та же гордыня! – стал искать альтернативные источники средств – да он и тогда видимо уже не в себе был. Ведь не мальчик! Солидный, именитый ученый – стал собирать легенды и карты различных кладов и сокровищ, несколько раз даже втянув недальновидных авантюристов в свои прожекты, и многократно отправлялся на поиски сиих кладов! Увы – не располагаю знанием о том, преуспел ли он в этой своей затее. Но – вернусь к кровным связям. В своей мудрости Господь не дал ему с супругой наследников. Но фон Штерн непременно хотел, чтобы его научные начинания были продолжены, причем просто ученикам предать свое, как он считал, бесценное знание, он не желал. И вот после смерти своей супруги, если мне не изменяет память, скончалась она от чахотки, Александр Августович усыновил весьма даровитого сироту – Диму Деева. Но и тут промысел Божий встал на пути его греховной гордыни. Отрок грезил только о военной карьере, хотя и был слаб здоровьем, но мечту свою все же воплотил! Так что Дмитрий в той же малой мере собственно сын фон Штена, как Баев… внук, – Феофан сухо и иронично рассмеялся.

Прошкин чуть рот не открыл от недоумения, пока слушал этот назидательный спич, а когда все-таки открыл рот, то только для того, что бы подытожить:

– Выходи – фон Штерн усыновил Деева, а потом Деев – усыновил Баева? Действительно довольно странная семейка получается…

– Да не слишком странная, если принять во внимание традиции вольных… традиции некоторой части так называемой «свободомыслящей интеллигенции» предреволюционной поры, – Феофан сглотнул часть предложения, искусственно закашлялся, снова хлебнул вина и продолжал, – ведь в бытовом отношении – отрок 10 лет не требует тех хлопот что младенец, – будь то усыновленный или собственный, и амбиции родительские удовлетворить способен куда скорее. Я не оспариваю такого выбора – как человек принявший добровольно монашество и сопутствующий ему целибат, я не в праве давать советы в отношении как теперь принято говорить «семейного строительства» – Дмитрий Алексеевич был весьма многогранно талантлив, и в высокой образованности и учтивости Александра Дмитриевича, я имел возможность лично убедиться…

– А чем так сильно болел Дмитрий Деев? Вы, отец Феофан, упомянули, что он был слаб здоровьем, вот и скончался он в довольно молодом возрасте – после длительной болезни…