Мария Барышева - Мясник

• Название: Мясник
• Автор: Мария Барышева
• Жанр: Ужасы и Мистика

Наше время. Стечение обстоятельств возрождает и развивает необычный талант у художницы-любителя. Это свойство, проявляющееся только в процессе создания картин, усиливаясь с каждой нарисованной картиной, меняет окружающих людей и саму художницу. Воронка событий втягивает в себя всё больше самых разных персонажей и предметов. Сюжет держит в напряжении до самого финала. Яркие образы, динамика, глубоко и достоверно прорисованные характеры героев.

---

На следующее утро Людмила Тимофеевна позвонила ровно в десять. Договорившись встретиться с ней через пятнадцать минут на троллейбусной остановке, Наташа кинулась в свою комнату так стремительно, что мать, протиравшая в коридоре зеркало, окликнула ее:

— Наташка! Ты что, на свидание?!

— На свидание… — пробормотала Наташа, открывая шкаф и доставая короткое свободное синее платье. Она слегка встряхнула его и тут ее взгляд упал на жемчужный сарафан, в котором она ходила на встречу с Дорогой. С тех пор Наташа не надевала его ни разу, и он, скомканный, так и валялся в углу, словно сброшенная змеиная шкурка. Сарафан напомнил ей о том, через что пришлось пройти из-за чужих ошибок и чужой гордыни. Ее собственные ошибки исправлять будет некому. Из пыльной темноты шкафа ей словно погрозили упреждающе пальцем. Наташа, скривив губы, отвернулась, и начала быстро расстегивать пуговицы халата.

Когда, уже полностью готовая, Наташа открывала входную дверь, мать сказала ей:

— Ты сегодня такая счастливая. Давно я тебя такой не видела — все как в воду опущенная ходила… Что случилось?

— Ничего, мама, ничего, — Наташа подалась вперед и быстро чмокнула ее в щеку. — Ты меня сегодня не жди, я могу не прийти.

— А ты куда?

— В гости, — Наташа поудобней пристроила на плече ремень сумки и взглянула на часы. — К одной… подруге.

— Но у тебя ведь нет подруг, — мать укоризненно покачала головой и хотела добавить, что их и не будет, если Наташа будет продолжать так жить, что за последнее время она сильно изменилась и не в лучшую сторону… уж не принимает ли она какие наркотики… но из-за ее спины выглянула тетя Лина и, ласково оглаживая себя по щекам, прошелестела:

— Что, она опять на улицу? А уроки она сделала?

— Не ждите меня, — повторила Наташа и тихонько прикрыла за собой дверь.

На троллейбусной остановке она ждала недолго — почти сразу ей просигналил темно-зеленый «вольво», потом передняя дверца распахнулась и выглянула Людмила Тимофеевна. Она приветственно кивнула и, не говоря ни слова, небрежно указала большим пальцем назад. Наташа открыла пассажирскую дверцу осторожно уложила на сиденье сумку и села сама. Кроме нее на заднем сиденье оказался Борька, более сонный, чем вчера, и с распухшей скулой. Когда Наташа села, он даже не соизволил повернуть головы, зато на девушку внимательно посмотрел водитель — крупный коротко стриженный мужчина с двойным подбородком и твердым недобрым взглядом глубоко посаженных глаз. Его лицо и шея были ярко-малиновыми, точно он долго работал в поле под палящим солнцем. С ним Наташа поздоровалась.

— Если ты что-то напортишь, — пробурчал водитель, не отвечая на приветствие, — я тебя сам исцелю, персонально. Вы, целители хреновы, меня уже…

— Если вы сейчас же не поедете, то я вылезу, — перебила его Наташа, откидываясь на спинку дивана, — нравоучений мне хватает и дома.

— Ты, Валера, и вправду бы закрыл лучше рот! — неожиданно пришла на помощь Людмила Тимофеевна. — Весь настрой человеку перепоганишь. Поехали уже! Адрес-то какой?

Пока добирались до места, Наташа слегка задремала на удобном мягком диване, мерно покачиваясь в такт плавному движению «вольво». За всю поездку никто в машине не проронил ни слова, только Валерий один раз сочно обложил водителя подрезавшего его «москвича», и сквозь полудрему Наташа чувствовала, как он внимательно изучает ее в зеркальце обзора.

Сидевшие на скамейке возле дома тети Ани старушки неодобрительно пронаблюдали за припарковкой «вольво» и еще более неодобрительно оглядели пассажиров, когда они, закрыв дверцы, шли через двор к подъезду. Наташа, прошедшая мимо скамейки ближе остальных, услышала, как одна из сидевших прошипела: «Ишь, жируют как, а! Во жопы отрастили! Толь-ко девка тощая — мож, домработница…»

Оказавшись в полумраке подъезда, Людмила Тимофеевна аристократично сморщила нос:

— Господи, ну и вонь! Как здесь жить можно?!

Наташа сердито скосила глаза на ее круглое, надменное, ярко накрашенное лицо и подумала: а давно ли Людмила Тимофеевна сама живала в таком подъезде?! Сомнительно, что свое детство клиентка провела в особняке, бродя по надушенным коврам и скользя ручкой по перилам из полированного дуба. Наташа быстро открыла дверь, вошла сама и впустила в квартиру сварливую семейку. Не дожидаясь приглашения и не снимая обуви, клиенты вошли в комнату, и тучный глава семьи немедленно спросил:

— А что за занавеской? Я посмотрю, — он двинулся к затянутому байкой дверному проему, но Наташа быстро преградила ему дорогу.

— Договоримся сразу. Туда вы не заходите ни под каким видом. Если вы хотя бы попытаетесь отдернуть эту занавеску, я немедленно сворачиваю всю работу и вас отсюда выпроваживаю. Это условие я требую выполнить без всяких возражений.

Валерий хмуро посмотрел на жену, и та кивнула, пожав плечами, — мол, мало ли какие у целителей причуды.

— Ладно, — сказал он и, отойдя к окну, уселся на стул, жалобно скрипнувший под его телом.

— Дальше. Пока я не выйду из той комнаты и не скажу, что работа окончена, ваш сын должен находиться здесь неотлучно. Если ему понадобится в туалет, пусть бежит бегом и все делает быстро — не больше чем за минуту. Но это в том случае, если совсем припрет, а так пусть терпит.

— А долго все это будет? — спросила Людмила Тимофеевна, с любопытством оглядывая комнату.

— Всегда по разному. Может, часа три, а может, и сутки. Во всяком случае, вы должны быть к этому готовы. Вам, кстати, тоже желательно никуда не выходить. Все понятно?

— Сутки — это… — начал было Валерий, но жена тут же перебила его:

— Все, хватит! Давайте, начинайте. Мы все поняли.

— Тогда располагайтесь. Кухня — вон там, ванная и туалет — налево. Ты, — Наташа поманила Борьку, и тот, вопросительно взглянув на мать, неторопливо подошел, глядя на Наташу с откровенным презрением и насмешкой, — садись сюда.

Она усадила Борьку в кресло, заставила его принять нужную позу и приказала расслабить мышцы лица, потом отошла к занавеси на проеме и еще раз проверила, как падает свет. Вроде бы все было в порядке. Людмила Тимофеевна, устроившаяся на стуле возле стены, внимательно смотрела сыну в затылок и слегка покачивала ногой, ее муж с кислым лицом разглядывал развешанные на стенах буколические картинки, вышитые крестиком.

— Запомните, что я сказала, — повторила Наташа. — И последнее — не мешать мне. Не звать, не стучать, даже если дом обрушится. Все.

Она повернулась, чуть отодвинула незакрепленный край материи и проскользнула в комнату. Тут же приколола материю к косяку, потом отвернула клапан и закрепила его. Вскользь глянула в образовавшееся маленькое окошко — кресло с сидевшим в нем Борькой было видно отлично, сам же Борька в это окошко мог видеть либо ее глаза, либо шкаф за ее спиной — больше ничего. Спасет ли ее занавеска — ведь во время работы Наташа не сможет следить за своими клиентами, она будет глубоко внутри… и если кто-то попытается проникнуть в комнату, она ничего не сможет сделать. Остается только надеяться — просто надеяться, что они, несмотря на все свое любопытство, все же будут достаточно разумны.

Отвернувшись, Наташа отошла к этюднику, и тотчас маска скучающего спокойствия слетела с ее лица, уступив место тревожному хищному возбуждению, и сама Наташа словно бы ожила. Ее движения стали быстрыми, ловкими и уверенными. В несколько минут она закончила последние приготовления, а потом вдруг на мгновение застыла, глядя на чистый холст. В голове мелькнула мысль, маленькая, робкая — хрупкий бестелесый зверек — уйти, убежать, пока еще не поздно, оторвать от косяка эту занавеску и покинуть квартиру, никому ничего не объясняя. Но проклятая, неуемная, иссушающая жажда творить, предвкушение охоты и власти, горячие гротескные образы, уже роившиеся в мозгу — все они набросились на хрупкого зверька, задушили его, утащили и похоронили глубоко в сознании. Наташа вздрогнула, почувствовав, как в кончики пальцев правой руки словно вонзились крошечные ледяные иглы, и пальцы начали мелко подрагивать. Все было готово — оставалось только повернуть голову. Оставалось только посмотреть. Оставалось только увидеть…

…цвет страха, оттенки ненависти, очертания боли… кто может это увидеть, кто… кто знает вкус света и тени… кто может взглядом поймать чудовище… глаз, мозг, рука — кто знает такую замечательную формулу, кто знает…

Наташа медленно повернула голову. Ее взгляд пробежал по темной занавеси и скользнул в маленькое окошко, за которым его ждал Борька, небрежно развалившийся в кресле; взгляд проник внутрь ухмыляющегося лица, раздробился и пошел вглубь, в самую тьму, и разрозненные туманные образы, словно отдельные клетки организма, вдруг сложились в нечто единое — более яркое и отчетливое, чем всегда, чем даже вчера.