Мария Барышева - Мясник

• Название: Мясник
• Автор: Мария Барышева
• Жанр: Ужасы и Мистика

Наше время. Стечение обстоятельств возрождает и развивает необычный талант у художницы-любителя. Это свойство, проявляющееся только в процессе создания картин, усиливаясь с каждой нарисованной картиной, меняет окружающих людей и саму художницу. Воронка событий втягивает в себя всё больше самых разных персонажей и предметов. Сюжет держит в напряжении до самого финала. Яркие образы, динамика, глубоко и достоверно прорисованные характеры героев.

---

Вбежав в темную комнату, Вита остановилась и на мгновение привалилась к косяку, чтобы отдышаться. Тотчас в комнате зажегся верхний свет, и перед ней появилось злое морщинистое лицо хозяйки квартиры. Секунду она изумленно-жадно смотрела на Виту, запоминая, впитывая глазами все, даже мелкие капельки крови, вылетавшие из ее полураскрытого рта при каждом хриплом выдохе, потом завизжала:

— Что — допрыгалась со своим е…рем?!! Думали крутые — вот вам… бог все видит! Вечно у них пьянки-гулянки до утра, машинами своими всю траву передавили, вонь во дворе — не продохнуть!.. теперь еще и в чужие квартиры вламываются!.. совсем совесть потеряли!.. — она набрала новую порцию воздуха и затараторила: — На-рожу-свою-посмотри-только-алкашка-шалава-чуть-Капочку-мою-не-растоптала-блядь- подзаборная-выметайся-отсюда!..

Пинчер тявкнул и скользнул под кровать, откуда затявкал уже вызывающе и беспрерывно, а его хозяйка, решив, что сказала уже достаточно, повернулась и побежала в коридор.

— Я звоню в милицию!!! Уж теперь-то посадят тебя!

— Звони-звони, бабка, — пробормотала Вита. Передышка кончилась. Она оттолкнулась от косяка, заставила себя подбежать к окну, выходившему на противоположную сторону дома. Отсидеться в квартире не удастся — это было понятно, а милиция… возможно, из этой-то милиции ее тихо-мирно и передадут, кому надо. Тугие шпингалеты не поддавались, и она дергала их, продолжая бормотать как-то сварливо: — Вызывай, бабка, милицию… СОБР… правительственные войска… всех… а то… не посадят… а положат…

Она распахнула окно, с грохотом сметя с подоконника горшки с фиалками, забралась на их место, перелезла на железный подоконник, примерилась и прыгнула вниз, в темноту.

Спрыгнула удачно — не упала, только под ногами чавкнуло, да собственная сумка от души хлопнула ее по ягодице. Она отбежала подальше от распахнутого окна и на мгновение застыла, настороженно разглядывая двор через густые мокрые заросли сирени. Здесь было довольно тихо, тогда как с другой стороны дома кто-то кричал, и пронзительно завывала, приближаясь, сирена. Но эта тишина казалась Вите фальшивой. Она чуть приподняла лицо, и по нему снова застучали холодные дождевые капли. Куда теперь? К машине? А если ее уже нашли? Опять куда-то бежать, а она едва в состоянии двигаться. Дура, ведь знала же, что не надо было соваться, знала! И что?! Телефон потеряла, папку не добыла, зато щедро получила по морде. Последнее сейчас беспокоило ее больше всего — Вите казалось, что все ее лицо страшно разбито, и в разрывах кожи блестят осколки костей. Еще хорошо, что ноги унесла — просто чудо! — хотя и временно. Дворы и палисадники сейчас должны тщательно прочесывать — какое им особенно Схимнику, который тоже бродит где-то там в темноте с ее кровью на пальцах дело до милиции! А если кто-то был поблизости, то не мог не слышать, как она спрыгнула.

Словно в ответ на ее мысли справа тихо зашелестели раздвигаемые ветви кустов. Вита повернула голову, и тотчас ей в лицо, ослепив, ударил луч фонарика. Вскочив, она кинулась прочь, сзади кто-то свистнул, и кусты захрустели так, словно сквозь них начал продираться целый полк. Не оглядываясь, она сама проломилась сквозь кусты и помчалась наискосок через двор — туда, где высокие дома сходились под тупым углом, разделенные узкой асфальтовой дорожкой. Хотя уже понимала, что не добежит. Справа из полумрака выскочил еще кто-то, бросился ей наперерез, и тут же еще одна высокая гибкая фигура метнулась к Вите с другой стороны, из-за стоявших рядком нескольких машин. Последний держал ярко пылающую бензиновую зажигалку, которая, очевидно, заменяла ему фонарик. На бегу он поднес к огоньку странно согнутую ладонь, точно прикрывая его от дождя, а потом вдруг резко взмахнул рукой в направлении Виты, но чуть левее. Его зубы блеснули в хищной улыбке, а на его глазах блеснули темные стекла, и только тогда Вита с мимолетным изумлением узнала Солнечные очки. А узнав, тут же невольно прыгнула вперед, потому что за ее спиной раздалось сразу несколько взрывчиков. Кто-то заорал и с размаху грохнулся на асфальт, а из-за машин выскочили еще несколько мальчишек из уже знакомой Вите компании, и во дворе снова началась бойкая канонада — петарды швыряли целыми пригоршнями прямо в бегущих, и оставленные на сигнализации машины присоединили к взрывам свой пронзительный вой, весело мигая, словно новогодние гирлянды. Но Вита этого уже не видела — компания мгновенно осталась за спиной. А когда к ней снова метнулась тень, Вита уже не шарахнулась в сторону, узнав молочно-белые волосы Явы. Ни говоря ни слова, он схватил Виту за руку и потащил через цепь дворов какими-то одному ему известными путями. Почти одного роста с ней и много младше ее, он оказался гораздо сильнее и заставлял ее бежать в два раза быстрее. Деревья и дома летели мимо, огни горящих окон сливались в сплошные линии. Вначале Вита пыталась ориентироваться, но тут же бросила это занятие и только бежала, дышала и придерживала драгоценную сумку.

Остановились они у одной из длинных пятиэтажек, напротив открытого подъезда, над дверью которого красовалась большая синяя правосторонняя стрелка, подчеркивавшая траурную надпись:

Стоматологический кабинет «АНГЕЛ»

— Проходной! — выдохнул Ява, мотнув головой в сторону подъезда. — Дальше сама, ладно?! Мне обратно надо… Проскочишь — будешь на Чкалова, где мебельный. Только таблом не свети — вид у тебя… Ну, давай, пока!

Он повернулся и исчез в темноте — так стремительно, что Вита даже не успела его поблагодарить. Она вошла в подъезд, сбежала по лестнице, вышла из дома с другой стороны и, пошатываясь, побрела прочь по темной молчаливой улице, еще не зная, куда пойдет и что будет делать дальше.

* * *

Ночь разматывалась длинной холодной нитью, и минуты нанизывались на нее бисером, и в каждой бисеринке было событие — для каждого свое, и у каждого ночь была снизана в своем особом узоре.

В Волжанске этой ночью властвовал холодный злой дождь и грязное небо сливалось с асфальтом, а в другом городе, за многие километры от него, дождя не было и в небе горели свежие весенние звезды, и на одном из небольших рынков еще работали продуктовые павильоны, где желающие в любое время могли купить все, что им нужно. Возле одного из павильонов собралась небольшая толпа, а в центре ее две женщины-продавщицы пытались привести в чувство свою коллегу, которая вышла поговорить по телефону и вдруг свалилась на асфальт в глубоком обмороке. С помощью кого-то из сочувствующих молодую продавщицу занесли в павильон, где на прилавках громоздились рубленое мясо, кости и бледные валики свиного сала, раздобыли где-то нашатырь, и вскоре девушка сморщила нос, зашевелилась и забормотала, словно в полузабытьи:

— Я не могу… я не имею права… не имею права…

Ее усадили на табуретку, и тогда продавщица расплакалась, по-детски закрывая лицо ладонями. Женщины засуетились вокруг нее, уговаривая перестать, вытирая платками раскисающую тушь. Рубщик мяса, добрая душа, оторвал от сердца порцию водки в пластиковом стаканчике, заставил девушку выпить, и она немного успокоилась, тупо глядя перед собой слегка ошалевшими от водки глазами.

— Что случилось, Наташ? Умер кто-то?

— Да, — шепотом ответила Наташа, — да, умер. Телефон разбился?

— Нет, удачно упала, — одна из продавщиц протянула ей телефон. — Иди-ка ты сегодня домой. Соседи как раз товар увозят — я сейчас скажу Петьке, чтоб тебя прихватил. А мы с Людкой за твоим товаром присмотрим и сдадим, не переживай. Родственник, да?

— Подруга.

Через десять минут рубщик посадил Наташу в микроавтобус соседей, донеся ее к нему на руках, словно ребенка. Сочувственно улыбнулся, блеснув тремя золотыми зубами, и сунул ей пакет, в котором было что-то холодное и мягкое.

— Девчонки велели передать. Отбивная. Ты ее дома, с лучком… и на еще, — он протянул ей полбутылки водки, — в таком деле самое то. Ничего… отойдешь… терпи, что ж делать… Петр! — он погрозил тощему водителю массивным кулаком, покрытым засохшей кровью. — Ты мне смотри… не чипай дивчину… узнаю — ноги повыдергиваю!

Он захлопнул дверь. Наташа слабо улыбнулась ему.

— Спасибо, дядя Жора.

— Что ж… — рубщик философски вздохнул, — все ж люди…

Эта фраза и согрела ее, и расстроила, как-то косо врезавшись в сердце, и всю дорогу до дома Наташа, закрыв глаза, повторяла ее про себя. Люди… все люди… Кроме нее. А она — чудовище, заражающее смертью всех, кто к нему прикоснется. Что бы она не делала — все оборачивалось злом, и все, кто пытался как-то ей помочь, умирали или пропадали в неизвестности — как Надя, как Нина Федоровна, как Слава… а теперь еще и Вита. Изначально она была обречена на одиночество — это была судьба, и Наташа не имела никакого права идти ей наперекор. Вжавшись в спинку кресла, она вдруг с неожиданной ясностью вспомнила, как когда-то Надя в ответ на подобные ее рассуждения, с усмешкой пересказала ей слова немецкого философа Шопенгауэра: «То, что людьми принято называть судьбою, является, в сущности, лишь совокупностью учиненных ими глупостей». Да, глупостей — глупостью было звать на помощь, глупостью было рисовать — глупостью было вообще жить.