Евгений Немец - Корень мандрагоры

• Название: Корень мандрагоры
• Автор: Евгений Немец
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2009

В чем суть существования человечества? Герои романа строят и претворяют в жизнь свою теорию эволюции разума. Она вбирает все: от древнего шаманизма до современных информационных технологий.Их цель – создать нового человека. Только единицы способны отважиться на подобный эксперимент…

---

– Это… Сейчас дождь пойдет, – с тревогой прокомментиро–вал Кислый климатические условия и присосался к своей после–дней бутылке.

Мара и бровью не повел. Я смотрел на него и думал, что в описанной им картине кое-чего не хватает. Спросил:

– Мара, если вся информация хранится вовне, то есть отдель–но от человека, то где же хранится культура как сущность, опре–деляющая человечество? Я про культуру духа, про ту, которая формирует человеческий характер, а не ту, которая помогает писать песни и картины.

Мара кивнул, подтверждая правомерность вопроса, ответил:

– Культура строится на морали, а мораль – это всего лишь набор правил и стереотипов поведения. Как таковая, она все та же информация, которую люди вывели в отдельное понятие. Мораль – это такое себе «третье небо», если пользоваться тер–минологией все тех же гностиков.

Я посмотрел вверх. «Мораль» заполняла все видимое про–странство черной тяжелой массой. Она все так же пульсирова–ла, текла, неторопливо перемешивалась, давила на плечи и гро–зила влажным холодным наказанием. Я поежился. Мара продолжил:

– Доказательства этому очевидны. Если младенца поместить в совершенно отличный от нашего социум, младенец вырастет в существо, соответствующее этому социуму. Я говорю о психи–ческом взрослении. Физиологически он, разумеется, останет–ся человеческой особью. Именно потому, что культура и мораль находятся вне человека, взрослея, он черпает из тех информа–ционных сфер, которые ему доступны.

– Но Маугли! Он же… это… вернулся к людям! – вдруг вста–вил Кислый, радуясь, что смог-таки поучаствовать в диалоге.

– Киплинг безбожно врал, – спокойно парировал Мара. – Ма–угли никогда не вернулся к людям, потому что он вырос волком. Тут работает все тот же механизм самораздувающегося челове–ческого эго, о котором я уже говорил. Людям льстит идея их уни–кальности и совсем не нравится мысль, что эта уникальность не прописана в генном коде человека, но приобретается через опыт по мере взросления. Говоря проще, новорожденную людскую особь невозможно назвать человеком разумным, ей требуется еще несколько лет, чтобы до этого уровня доползти. И это давным-давно известно ученым: мозг младенца находится в последней стадии формирования, даже кости черепа до конца не воссоз–даны. Если младенца поместить в социум волчьей стаи, можешь не сомневаться – он вырастет в волка. И доказательство этому имеется, и звучит оно просто: все люди разные. Помимо генетичес–кого наследия, на уникальность которого я не посягаю, люди рож–даются и взрослеют в различных информационных секторах. По–нятия «народность», «национализм», «демография», «менталитет»… короче, термины, описывающие социальные группы, – неспрос–та же они появились, а? Мы плаваем в разных информационных реках и, взрослея, становимся представителями того социально–го сектора, из которого черпаем необходимую нам информацию.

Мне вспомнилась политическая карта мира, и я подумал, что пестрая палитра, где каждое государство обозначено от–дельным цветом, содержит куда больше смысла, чем кажет–ся на первый взгляд.

Раскат грома, оглушительный, как глас Зевса, на несколь–ко секунд прервал нашу беседу. Я снова посмотрел на небо, и мне в голову пришла мысль, что наша мораль, эта черная, тя–желая, изменчивая масса – одно из самых странных порож–дений человечества. Потому что единственная ее цель – ка–рать.

– Так вот, парень, – произнес Мара, как только стихло эхо грома, – замочная скважина, она же наша центральная не–рвная система – это канал, через который мы подсоединены к информационному полю Вселенной. И у этого канала есть очень сильное ограничение.

– Прям сервер вселенских данных, а мы «тонкие клиенты» с ограниченной полосой пропускания, – заметил я.

Мара улыбнулся, продолжил:

– Не знаю, что такое твой «тонкий клиент», ну да не важно… Это ограничение – защитный механизм. Представь, что бы слу–чилось с нашим далеким предком, если бы на него обрушилась вся существующая в мире информация. Он сошел бы с ума. Да и наш современник, как правило, не выдерживает. Сколько примеров ученых мужей, закончивших свои дни в сумасшедшем доме? Понимаешь, о чем речь?

– Да уж, – согласился я, вспомнив невеселую жизнь стари–ка Ницше и тем более его безрадостную кончину. – Хапнешь ин–формации чуть больше, чем тебе положено, и мозг пошлет тебя куда подальше и благополучно отрубится. «The System has failed» – и синий экран смерти.

– Точно. Но иногда этот риск оправдан. Он был необходим, чтобы дочеловек стал человеком. Он нужен и сейчас, чтобы че–ловек стал… homo extranaturalis – сверхчеловеком.

Мара пристально смотрел мне в глаза, и от этого взгляда и некоторой недосказанности я почувствовал, что впадаю в лег–кое оцепенение. А потом хлынул дождь. Мгновение назад его не было, и вот он уже наполнил пространство белым шумом, прохладой и грустью.

Капли шуршали в листьях, шипели в лужах, насыщали влагой одежду, прохладными струями стекали за шиворот. Пахло гнию–щими водорослями – должно быть, дождь растревожил тину у берегов пруда. Я сидел на лавочке с недопитой бутылкой пива в руке, неторопливо промокал и думал, что дождь – это всего лишь информация, которую выливает на нас мрачное и тяже–лое, как сама безысходность, «третье небо».

ЧЕРВОТОЧИНЫ В ЯБЛОКЕ ЭТИКИ

Мировоззрение человека, которое он считает плодом осмыс–ления своего опыта, накопленного за прожитые годы, и анали–за достижений мысли других людей, на самом деле является всего лишь надстройкой, фанерным коттеджем, установленным на железобетонные сваи стереотипов поведения, которые с младенческих лет в человека, словно тяжелый сваебой, вкола–чивает мораль. Для младенца понятия «хорошо» и «плохо» про–сты и абсолютно прозрачны. Хорошо – это то, что удовлетворя–ет основные инстинкты, а плохо – то, что им угрожает. В это время Истина и Добродетель имеют вполне конкретные лица –лица родителей. Когда тебе полтора-два года, неизвестного и потому притягательного (и зачастую опасного) вокруг предос–таточно, но рядом всегда есть отец, не человек – адепт ордена Истины, у которого на все твои «что это?», «как это?» и «зачем это?» всегда наготове ответ. И мать, не женщина – Лада, боги–ня Любви, Милосердия и Прощения; она готова испепелить мир, если тот вздумает угрожать ее чаду. На этом и строится автори–тет родителей. Но ребенок растет, и по мере взросления карти–на мира катастрофически усложняется. У любопытного сына появляются вопросы, над которыми мудрому родителю прихо–дится изрядно поломать голову; возникают опасности, от кото–рых не в силах уберечь мать.

В первый класс я отправился, умея читать, и даже писал до–вольно внятно печатными буквами. И я был не единственный такой «вундеркинд». Но если моим одноклассникам пришлось выдержать изнурительную дошкольную подготовку, когда воз–можность поиграть во дворе с товарищами в прятки или пого–нять мяч неумолимо проходила через обязанность прочитать «отсюда и досюда», а потому вырастала в протест, слезы, крики и шлепки по заднице, то мои родители никогда на такую рас–трату нервов не шли. Они вообще не требовали, чтобы я читал. Научить научили, на том дело и кончилось. Потому что в этом не было необходимости – дальше я читал сам.

Мара говорит, что жажда информации – онтологический ин–стинкт человека. В моем случае это очень похоже на правду. Если я не понимал ответа на свой вопрос или не получал его вовсе, я искал его в других источниках познания. Прежде всего в толстых красочно иллюстрированных детских энциклопедиях, которых отец накупил мне с десяток, справедливо полагая, что сложность моих вопросов со временем будет только возрастать. Отец был инженером, и в темах, которые можно свести к мате–матике, физике или химии, короче, к совокупности законов и правил, описывающих сугубо материальный и законченный мир (каким его видел, например, Галилей, создавая свою замкну–тую систему координат), отец разбирался достаточно хорошо. Но главнейшие проблемы философии и тем более экзистенци–ализма, как, например: «Кто я?», «Почему мы – люди? Почему не собаки? Почему не птицы?», «Что будет, когда я умру?», «Что такое умереть?», «Что такое Бог?» etc, выходили далеко за рам–ки его эрудиции. В такие моменты его невнятные и простран–ные объяснения порождали у меня ощущение, что родитель и сам толком не понимает, что говорит.

– Родил умника на свою голову…

Впрочем, двадцать лет спустя я уже и сам прекрасно осозна–вал, что в этих вопросах плавал не только мой отец – испокон веков в них отчаянно барахтается все человечество.

Но в том далеком детстве я не мог принять факт существова–ния знаний, недоступных для понимания. Мозг ребенка – малень–кий прожорливый зверек, пищей которому служит информация. Этот мозг впитывает терабайты данных, чтобы завершить про–цесс собственного развития, чтобы его хозяин стал полноцен–ной человеческой особью. И происходит это тогда, когда созна–ние вступает в фазу анализа информации, надерганной отовсюду и вперемешку; когда развитие центральной нервной системы как механизма обработки информации выходит на завершающий этап, как сказал бы Мара. Такие сцены умиляют родителей, они смотрят с улыбкой на свое чадо и говорят: