Мария Барышева - Искусство рисовать с натуры

• Название: Искусство рисовать с натуры
• Автор: Мария Барышева
• Жанр: Ужасы и Мистика

Наше время. Стечение обстоятельств возрождает и развивает необычный талант у художницы-любителя. Это свойство, проявляющееся только в процессе создания картин, усиливаясь с каждой нарисованной картиной, меняет окружающих людей и саму художницу. Воронка событий втягивает в себя всё больше самых разных персонажей и предметов. Сюжет держит в напряжении до самого финала. Яркие образы, динамика, глубоко и достоверно прорисованные характеры героев.

---

«Бегу умирать!» — подумала она с неожиданным сумасшедшим весельем.

Обежать несущуюся перпендикулярно машину не было ни возможности, ни времени.

…и мы на бал помчимся бестелесых…

Чего тебе терять?

Когда машина была совсем рядом, Наташа прыгнула, вытянув руки вперед, словно к ней мчалась не груда металла, а наполненный водой бассейн на колесах. Она не успела даже подумать, что делает, осознав себя уже в полете — это было одно из тех решений, которое тело приняло само, ни на что не надеясь, ни на что не рассчитывая — инстинкт — тот же, который гонит лесное зверье в реку, когда позади стена огня — кто спасется, а кто утонет — неизвестно, но они прыгают в реку, потому что так велит инстинкт.

Ее ладони ударились о капот, и одну из них тотчас пронзила такая боль, словно ее разрубили пополам. В следующее мгновение Наташу перевернуло в воздухе, она стукнулась о капот головой, на мгновение увидела над собой звезды, которые тут же кувыркнулись куда-то вниз. Она перекатилась по капоту и упала на дорогу по другую сторону машины, снова ударившись руками и головой, но боль уже почувствовала как-то издалека, словно тело уже ей не принадлежало. Сила инерции перекувыркнула ее еще раз, и только потом небо остановилось и Наташа опять увидела звезды — на этот раз удивительно яркие и такие близкие, что их, казалось, можно достать рукой, если хватит сил ее протянуть.

Сзади раздался ужасающий грохот столкнувшихся машин, потом краем глаза Наташа увидела что-то темное, огромное, взмывшее в воздух прямо над ней, словно диковинная птица, и зажмурилась, поняв, что это летит «омега», но тут же открыла глаза.

На одно страшное мгновение машина словно зависла над ней, предолев земное притяжение, и Наташе показалось, что она сейчас либо рухнет прямо на нее, либо улетит к тем самым звездам, но «омега», промелькнув, исчезла. Потом с грохотом ударились об асфальт сначала задние ее колеса, затем передние, раздался глухой удар, зловещий лязг железа, время и пространство исчезли, и Наташа провалилась в темноту под пронзительный, предсмертный вой клаксона.

* * *

— К тебе посетитель! — сказал Паша весело, приоткрыв дверь в спальню. — Ты как, в состоянии принять?

Наташа отложила в сторону папку с листом бумаги и карандаш и попыталась улыбнуться, хотя из-за шва на нижней губе это было очень больно.

— Принять в каком смысле?

— В обоих! Только когда начнете принимать во втором смысле, не забудьте позвать! На работу мне все равно только через два часа, — Паша исчез и вместо него в комнату вошла Надя с пакетом в руках, улыбаясь как-то робко и неуверенно, словно в чем-то серьезно провинилась. Наташе сразу же бросились в глаза ее осунувшееся лицо и усталая, шатающаяся походка. На мгновение ей показалось, что Надя постарела лет на десять, но потом она поняла, что это всего лишь игра света и тени, хотя пронзившая ее тревога осталась.

— Ну, привет, — сказала подруга, пододвинула к ее кровати стул и села, поставив пакет на пол. — Это мы так в больнице лежим, да?

Наташа криво усмехнулась.

— На лежание в нашей больнице у меня никаких денег не хватит — все эти добровольные обязательные пожертвования на шариковые ручки, простыни и стиральные порошки — ну их! Кроме того, я ненавижу больницы! Сказали, что жить буду, и ладно! Руки-ноги на месте…

— Почти, — заметила Надя, скосив глаза на гипсовую повязку на левой руке Наташи. — Сильно болит?

— Рука? Да нет, почти не чувствуется, только вот от гипса чешется жутко и жарко очень. А вот все остальное болит, так что я на таблетках сижу. И ширяюсь потихоньку с Пашкиной помощью. Вобщем, самочувствие как у куска мяса, прокрученного через мясорубку, — хреновое. Помоги-ка мне сесть получше.

Надя встала, поправила сползшие подушки, и передвигаясь с ее помощью повыше, Наташа, не сдержавшись, ойкнула от боли. Осторожно выпрямив ноги, она сказала:

— Пашка говорил, ты заходила в больницу, когда я спала. Чего не разбудила?

— Зачем? — Надя махнула рукой. — Ты извини, что я потом не смогла заскочить — работа, понимаешь, нагрузили опять всякой ерундой. Вот, только выбралась…

— Зашла повеселить? — Наташа снова улыбнулась, но видно улыбки не получилось, потому что Надя невольно вздрогнула, увидев исказившую ее лицо гримасу.

— Ага, повеселить. Мы отсечем от вас заботы и печали, как говорил служитель гильотины. Ты вообще как себя ощущаешь?

— Да ты знаешь, в принципе неплохо, уже хожу без посторонней помощи. На следующей неделе собираюсь на работу.

— С ума сошла?!

— А что мне делать, Надя?! Виктор Николаевич — не благотворительная организация и не госучреждение — больничных не выдает. Дал недельку поваляться — и то хорошо. Работу-то терять нельзя. Буду как-нибудь с одной рукой управляться.

— А что врачи говорят?

— А что им говорить? Дайте денег, говорят… Ну, что — закрытый перелом локтевой кости, среднего и указательного пальцев, трещина в ладьевидной кости — во, видишь, какие я теперь умные слова знаю! — многочисленные ушибы и царапины да небольшое сотрясение.

Надя внимательно посмотрела на нее, сдвинув брови, потом тихо произнесла:

— Ты хоть понимаешь, как тебе повезло?

Наташа осторожно шевельнула поврежденной рукой.

— Надька, я вообще до сих пор не могу поверить, что все еще жива, что мне все-таки удалось убежать… Когда я ударилась об асфальт и увидела эти звезды над собой, я подумала, что все…Ты знаешь, когда мне в больнице делали перевязку, я ревела во все горло, всех врачей вокруг залила слезами. Не от боли, Надя, от счастья. Ты не представляешь, как это здорово — остаться в живых! Как это замечательно! Придурки те, кто режет себе вены и вешаются — они не понимают, что теряют… жизнь, какая бы она не была… А мы-то с тобой, помнишь, все обсуждали смысл жизни?! Смысл в том, чтобы жить… — ее голос сорвался и она закончила уже шепотом: — Я живая, да, я понимаю, как мне повезло.

— Да ты стала философом, Натуля, — пробормотала Надя как-то сдавленно и осторожно пересела на кровать. — Пашка мне тогда позвонил, болтал что-то… я так толком и не поняла ничего…что с тобой… сказал, машиной сбило… Я в больницу прибежала — там твои… мать, дед — все ревут… как на панихиде…ужас!

— Мой дед ревел?!

— Ну да… Пашка там ходил, так его трясло всего… и никто толком ничего объяснить не может…я чуть с ума не сошла… не знала, что и думать…Слава богу, а… хоть его и нет, а все равно слава ему!

Она подняла голову и подмигнула Наташе, глядя как-то странно, словно хотела что-то сказать, но не могла.

— Это, конечно, все лирика, Натаха, но я никогда не сделаю ничего такого, что не считала бы для тебя лучшим. Веришь, нет?

Наташа открыла было рот, чтобы спросить, к чему она клонит, но в этот момент дверь в комнату открылась, вошел Паша и начал сосредоточенно рыться в книжном шкафу. В комнате повисло гнетущее молчание. Надя зевнула и, отвернувшись, принялась рассеянно разглядывать узор на обоях.

Найдя нужную книгу, Паша направился к двери, потом остановился в проеме и внимательно оглядел девушек. Его лицо было насмешливо-настороженным.

— Секреты, да? — произнес он, ни к кому собственно не обращаясь. — Ну-ну. Женшыны!

Как только он закрыл дверь в спальню, девушки тут же о нем забыли и повернулись друг к другу, глядя внимательно и настороженно.

— Тебе придется многое мне объяснить, — наконец сказала Наташа. Надя кивнула.

— Что смогу — объясню, только ты вначале должна рассказать мне, что случилось. Я ведь ничего не знаю. Игорь тогда поговорил с тобой, потом ушел и больше я его не видела, — Надя опустила глаза и покачала головой. — Ужас! Я и предположить не могла ничего подобного!

Наташа хмуро посмотрела на нее. Ей отчаянно не хотелось снова мысленно переноситься в ту кошмарную ночь, которая теперь, наверное, до конца жизни будет ей сниться в страшных снах. Иногда все происшедшее действительно казалось дурным сном, но когда ее взгляд падал на забинтованную руку, она снова понимала, что одно из самых жутких видений, которые только способна рождать искажающая и рвущая всю логику сфера подсознания, каким-то образом сбежало из мира снов и вплелось в реальность, всосав в себя одну человеческую жизнь и чуть не забрав и саму Наташу. То, что она выжила, можно было назвать чудом. К тому, что случилось, подобрать название было невозможно.

Случившееся на дороге, начиная с того момента, как «омега» приветственно мигнула ей фарами из густой темноты, отпечаталось в ее памяти настолько четко, что Наташа могла бы пересказать все по секундам и ни разу не ошибиться. Она видела все так, будто это произошло не неделю, а минуту назад, и от того, что воспоминания не бледнели, не сглаживались с течением времени, было только хуже. Когда воспоминания начинают отступать вглубь под напором жизни, новых впечатлений, новых дней, то они также утягивают за собой и боль, и страх, и все прочие эмоции, и чувства, которые с ними связаны, — они будут ощущаться все слабее и слабее и в конце концов просто исчезнут — останутся лишь легкие рельефы, которые можно увидеть, но трогать уже ни к чему — бессмысленно, все равно не почувствуешь. И хоть неделя и короткий срок, Наташа знала, что потребуется очень много времени, чтобы эти воспоминания перестали ее беспокоить.