Джеймс Кервуд - Быстрая Молния

• Название: Быстрая Молния
• Автор: Джеймс Кервуд
• Жанр: Природа и животные

Наступил Ытутин — время постыдного страха в душах людей, когда самые могучие охотники не высовывают носа из своих иглу, словно в воздухе разлит смертельный яд, и шепотом передают друг другу: «Neswa kuche wuk» — «все три смерзлись вместе», — имея в виду землю, небо и воздух.

Термометр, возможно, и не отмечает опасность, поскольку человек не обязательно умирает при температуре в пятьдесят или шестьдесят градусов ниже нуля, но воздух сух, словно порох, и так неподвижен, что если бы кто-нибудь отважился смочить палец и выставить его наружу, он замерз бы одновременно и равномерно со всех сторон.

В такой мороз и путешествовали Быстрая Молния, волк, в чьих жилах текла капля крови собаки, и Светлячок, прекрасная юная шотландская овчарка, хозяин которой умер и которая оставила вмерзший в лед корабль с людьми, товарищами хозяина, избрав Быструю Молнию своим супругом. День и ночь — если считать по часам — они брели прямо к центру обширной бесплодной снежной равнины, раскинувшейся между перепаханной древним ледником тундрой Арктического побережья и первыми лесными массивами в сотнях миль к югу. За это время они прошли миль пятьдесят, и в стройном теле овчарки начала накапливаться неодолимая усталость. Временами случалось, что, ложась на снег отдохнуть, она тихонько скулила, тоскуя по кораблю, по теплой подстилке и вкусной еде — по всему тому, что она покинула ради своего дикого спутника, который однажды спас ее от Уопаска, полярного медведя, и потом дрался за нее с целой сворой корабельных собак.

---

Миля за милей бежал он, поддерживая постоянную скорость. Язык его вывалился из пасти, дыхание участилось, и наконец он остановился в изнеможении. Он уселся на снег, вывесив язык чуть ли не на всю длину, пытаясь отдышаться. Сейчас он еще более, чем когда-либо, походил на собаку. Он смеялся! Однако, наряду с этой собачьей усмешкой и добродушно вываленным языком, было что-то извиняющееся и абсолютно не волчье в том, как у него виновато повисли уши. Ветер опять победил его, как это, впрочем, всегда случалось и прежде. Ветер настолько опередил его, что сюда от него больше не доносилось ни звука, и Быстрая Молния вопросительно посмотрел вверх, на звезды и на Северное Сияние, постоянно распахивающее и захлопывающее свой гигантский зонтик. В течение долгих минут в природе царили странная тишина и покой, к которым он прислушивался и присматривался. Потом вдруг опять послышалось завывание ветра, но теперь уже позади него! Уши Быстрой Молнии опустились еще ниже. Пасть его сомкнулась в удрученном признании поражения. Ветер не только победил его: он запросто обежал кругом и снова появился сзади, насмешливо приглашая его к очередной попытке.

Длинное серое тело зверя рванулось вперед, подобно сверкнувшей молнии. Лишь один или два раза в жизни мчался он так, как сейчас. И тем не менее стенающие и воющие голоса, которые носились в ветре, всегда опережали его, один за другим, причем каждый насмешливо окликал его, оставляя далеко позади. Когда Быстрая Молния остановился вторично, он успел покрыть расстояние в десять миль. Бег не утомил его. Огромная скорость, которую он поддерживал все время, просто вызывала у него небольшую одышку. Его тело все еще было насыщено мощными электрическими зарядами этой ночи. Но он больше не пускался наперегонки с ветром. Азарт, переполнявший его до краев, постепенно угас, и он не спеша потрусил сквозь яркий светящийся полумрак, прислушиваясь и присматриваясь, в ожидании встречи с чем-то новым и неизвестным. Он не представлял себе определенно, что это такое и как это может выглядеть. Он не искал дичи, поскольку не охотился и не имел к этому ни малейшего желания. Так бродит пес в звездную лунную ночь в тех краях, где существуют псарни и белые люди. Так бродили много лет тому назад предки Быстрой Молнии, пробегая мелкой трусцой под луной вдоль дорог, по полям и лугам, без всякой цели, невесть что выискивая и разнюхивая вокруг, радуясь и восторгаясь жизнью и ее Великой Загадкой. Подобным образом бежал и Быстрая Молния, выискивая Загадку перед собой — таинственное что-то, влекущее его через ночь.

Так он странствовал в течение двух часов, пока насмешливая проказница «pekoo-wao» — перемена погоды — не подбросила на его пути нечто совершенно неожиданное. Мистапус был крупным полярным зайцем, почтенным седобородым хитрецом, умудренным опытом и годами. На склоне равнинного плоскогорья, где под замерзшей поверхностью лежал мох, пышный и зеленый, Мистапус и два десятка его друзей — одни юные, другие пожилые — собрались, чтобы «встретить ветер». В бурю большие полярные зайцы всегда так поступают — встречают ветер, зажмурив глаза, принюхиваясь и прислушиваясь. Таков один из непреодолимых инстинктов, предохраняющих их от опасности, совсем как знаки: «Стоп — Оглянись — Внимание!» — предупреждают путешественников об угрозе проходящих поездов. Потому что волкам, лисам и полярным ласкам ничего не стоит подкрасться совершенно неожиданно и незаметно в суматохе и слепящих порывах штормового ветра. И нынче ночью Мистапус с компанией, мудрые во многих отношениях, но глупые именно в данном случае, решили, что разразилась буря. Буря должна быть, — рассудили они, если зайцы вообще рассуждают, — хоть они ее и не ощущают. Ведь голос ее звенел в их длинных ушах. Давно уже они прислушивались, как она стонет, и завывает, и проносится где-то высоко над их смешными лобастыми головами, — и давно уже они стоически сидели, повернувшись в ту сторону, откуда долетали эти звуки, закрыв глаза, тревожно распушив настороженные бакенбарды, развернув уши наискосок и напряженно ловя воздух чувствительными ноздрями. Они походили на большие взбитые белые подушки, разбросанные по площади в двести или триста квадратных футов. Мистапус весил, должно быт, около пятнадцати фунтов и, как и все его сородичи — независимо от достигнутого ими возраста, — был самым сочным, нежным и лакомым блюдом во всей снежной пустыне.

Случилось так, что Быстрая Молния натолкнулся на эту полоску равнины во время очередного короткого и бешеного спурта. Он больше не пытался перегнать ветер над головой, но он перегонял низовой ветер, поземку, и поэтому опережал свой собственный запах. Он бежал так быстро, что не успел заметить лакомую дичь, а Мистапус и его компания услыхали шум его шагов до того, как почуяли его запах. Глаза их внезапно распахнулись, подобно множеству фонарных заслонок, и в тот же миг они увидели перед собой Быструю Молнию. Быстрая Молния, в свою очередь, тоже впервые разглядел Мистапуса с толпой сородичей. Не было времени выбирать направление, и все двадцать жирных зайцев одновременно взметнулись в воздух, словно их подбросила спущенная пружина. Мистапус, праздничное имя которого было Lepus arcticus, совершил гигантский прыжок. Возможно, ему пришло в голову перескочить через Быструю Молнию, но он был тяжел, жирен и обременен годами и поэтому со всего размаху врезался, словно пушечное ядро, прямо в грудь Быстрой Молнии. Сила столкновения была настолько велика, что Быстрая Молния едва удержался на ногах. Мистапус шлепнулся с тупым громким стуком, потеряв от столкновения дыхание и весь здравый смысл. Его мощные задние ноги немедленно выпрямились снова наподобие сжатых пружин, и он совершил еще один прыжок — опять не тратя драгоценного времени на то, чтобы оглядеться. На сей раз он сломя голову врезался Быстрой Молнии в подреберье, и самый могучий из всех волков свалился, как кегля, сбитая пущенным шаром. С сердитым рычанием он вскочил на ноги, собравшись с силами, чтобы встретить неожиданного врага. Но Мистапус, или Lepus arcticus, уже исчез в ночи и гигантскими, двадцатифутовыми прыжками отсчитывал бесконечные мили бескрайних снежных равнин. Исчезли также все члены его компании.

Побежденный в состязании с ветром и сбитый с ног зайцем, Быстрая Молния на некоторое время почувствовал себя несколько обескураженным. Усевшись посреди аппетитно пахнувшего пространства, где Мистапус с сотоварищами переживали бурю, он искоса и подозрительно огляделся вокруг. Когда он отправился дальше, сама его смущенная поза, казалось, свидетельствовала о том, что он опасался, как бы кто из знакомых не видел его позорного поражения и не стал завтра распространять эту новость по всей округе. Одновременно в его сознании родилось и укрепилось твердое убеждение, что окружающий мир и различные явления в нем не всегда такие, какими кажутся. Возможно, те белые существа, с которыми он столкнулся, были вовсе не зайцами, а, скажем, полярными медведями. Ведь не Мистапус же, в конце концов, вышиб из него дух и свалил его с ног!

Хорошее настроение вернулось к нему, как только он продолжил свой путь. В течение следующего часа ночь опять изменилась. Ветер ушел из поднебесных высот. Северное Сияние в последний раз распахнуло и захлопнуло свой зонтик и собрало все краски в море слабого бледно-желтого свечения. Там, где царила буйная какофония звуков, теперь наступило беспредельное и нерушимое безмолвие. Низовой ветер, поземка, до сих пор едва ощутимый, переменился и потянул с северо-запада. Странствия Быстрой Молнии удалили его на двадцать миль от стаи и завели далеко в глубь полярной пустыни. Теперь он изменил свой курс в сторону, откуда дул слабый низовой ветерок, и направился к побережью. Пламя первых бурных радостей погасло, и все дикие инстинкты, четкие и настороженные, вернулись к нему опять. Его чувствительное обоняние тщательно ловило ночные запахи по мере того, как он продвигался вперед. Во всех его движениях сквозило ожидание, предвкушение необычного; однако в течение долгого времени ни намека на что-либо новое он не уловил. Он добрался до неровного, загроможденного ледяными завалами берега моря и пробежал вдоль него одну или две мили. Он очутился в новой, неизвестной стране, поэтому через каждые триста-четыреста ярдов он делал остановку, прислушивался и принюхивался к ветру, долетавшему со всех сторон. Затем перед ним внезапно открылась глубокая чашевидная впадина посреди равнины, полого спускавшаяся прямо к берегу замерзшего океана.

Едва он остановился на краю этой чаши, как в его мозгу, словно переданное беспроволочным телеграфом, пронеслось мгновенное известие. Там что-то было — в той тускло освещенной ложбине, — чего он не мог разглядеть. Дрожь возбуждения пронзила все его тело. Он замер в ожидании, неподвижный, как скала, отчаянно пытаясь перевести восприятия органов чувств в зрительный образ того, что находилось там, внизу, под тихим сиянием месяца и звезд. Ему это не удалось, и он принялся медленно спускаться вниз. Он делал это так осторожно, что прошло четверть часа, прежде чем он спустился в узкую долину, протянувшуюся вдоль берега. И тогда он увидел то, что было спрятано здесь под белым звездным туманом.