Пэлем Вудхауз - Том 16. Фредди Виджен и другие

• Название: Том 16. Фредди Виджен и другие
• Автор: Пэлем Вудхауз
• Издательство: Остожье
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-98553-001-9

В этой книге — новые идиллии П.Г. Вудхауза, а следовательно — новые персонажи, которые не оставят вас равнодушными.

---

— А еще что можно?

— Иногда я падал в угольный погреб, но где их теперь найдешь? Нет, машина и машина! Скажем, такси.

— Неприятно все же.

— Ну, грузовик.

— Да ты что!

— Ладно. Иди в редакцию и урони машинку на ногу.

— Я палец сломаю.

— Вот именно. Можно и два-три. Что уж мелочиться? Бинго задрожал.

— Нет, не буду.

— Трудно с тобой! Так-так-так… Есть! Выдумай двойника. Скажи, что вас родная мать не различит.

Бинго расцвел, как июньская роза. Да, это вам не машина и даже не машинка!

— Этих двойников очень много, — пояснил Фредди. — Вот, у Филиппса Оппенхейма один англичанин как две капли воды похож на одного немца. И наоборот, естественно. Кто-то там за кого-то себя выдавал.

— И ничего, сошло?

— А то как же!

— Фредди, — сказал Бинго, — ты гений! Как хорошо, что мы встретились.

Однако в редакции он снова приуныл. Рози писала всякую чушь, но ума у нее хватало, а чутья — тем более. Замысел хорош, это да, но надо бы его подкрепить. Лучше всего, если Мэйбл сама скажет, что в жизни не видела Бинго, а субъект на фото — ее кузен, скажем, Эрнест Мальтраверс или Юстес Финч-Финч. Найдя в телефонной книге номер пятого графа, Бинго спросил:

— Лорд Ипплтон?

— Да.

— Добрый день.

— Почему это?

— Разрешите представиться, моя фамилия Литтл.

— Что ж, — отозвался пэр, — у меня вообще нет имени.

— То есть как?

— Атак. Я опозорен.

— Опозорены?

— Хуже некуда. Как я покажусь в клубе? Нет, вы подумайте, сидит на площади, а ее тащит полисмен! Куда мы катимся? Если бы моя матушка так себя вела, отец бы ей выдал по первое число. Собственно, я поговорил с Мэйбл. «Смотри, что ты натворила! — сказал я, когда она вернулась. — Запятнала наш герб. Такого позора не было с тех пор, как леди Эванджелина забыла отказать Карлу II!» Да. Так и сказал.

Бинго попытался его смягчить.

— Что поделаешь, девушки…

— Я бы назвал их иначе, — парировал граф. Заслышав, что несчастный пэр скрежещет зубами (если это не дрель на улице), Бинго решил сменить тему.

— Можно мне поговорить с Мэйбл?

— Нельзя.

— Почему?

— Потому что я отослал ее в Эдинбург, к тетке.

— А, тьфу!

— Что-что?

— Тьфу.

— В каком смысле?

— В обычном. Что тут еще скажешь?

— Да что угодно. Зависит от воли. Вы кто, репортер?

— Нет, приятель.

Бинго никогда не слышал, как воет канадский волк, но подумал, что примерно так же.

— Приятель? Вон оно что! Это вы сбиваете с толку недоразвитых дур? Ну, я бы вам показал! Я бы вас… Да что говорить, шваль бородатая!

— У меня нет бороды.

— Не верю. Все обросли, кусты какие-то! Побриться трудно, да?

— Я каждый день бреюсь.

— И сегодня?

— Сегодня — нет. Занят был, не успел…

— Тогда не окажите ли любезность?

— С удовольствием.

— Идите в свое логово и побрейтесь. Опасной бритвой, опасной! Даст Бог, перережете артерию. Как выразился какой-то поэт: «Мечты, мечты…»

Бинго задумчиво повесил трубку. Да, графа он не пленил, но не это плохо. Мэйбл — в Эдинбурге, Бог знает, когда вернется, так что свидетеля нет. А без него не обойтись, что бы ни выдумал этот Оппенхейм.

Поразмыслив о том, не использовать ли машинку, он даже поднял ее, но струсил. Окажись тут Шекспир с Беном Джонсоном, тот заметил бы: «Видал, друг? Истинно кошка из присловья, как у меня в пьесе».

Скорбно опустившись в кресло, Бинго услышал какие-то звуки, вроде эхо. Взглянув наверх, он понял, что ошибся — это не отзвук, а человеческий голос. В дверях стоял сам Перкис, заметно изменившийся. Под глазами темнели круги, сами же глаза легко сошли бы за несвежие яйца. Нервы тоже не блистали — когда воробей, присевший на окно, зачирикал, издатель побил рекорд по прыжкам в высоту.

— Трудитесь… — выговорил он. — Похвально, похвально. В почте что-нибудь есть?

— Да нет, одна чушь, — ответил Бинго. — Почему среди наших подписчиков столько слабоумных? Уилфрид Уотерсон (7 лет) написал про какаду такое, что его охотно примут в сумасшедший дом. Видите ли, эта тварь спрашивает: «Орешка не хотите?»

Мистер Перкис был менее строг.

— Что с них взять! — вздохнул он. — Молодые головы… Кстати о головах, нет ли у вас аспирина? Или томатного сока, туда можно капнуть вустерского соуса. Нету? Жаль-жаль. Мне стало бы легче.

На Бинго снизошло озарение.

— Господи! — воскликнул он. — Вы вчера… э… напились?

Перкис помахал рукой, едва не свалившись от усилия.

— Вы уж скажете! Жена уехала, решил с горя сыграть с друзьями в карты. Засиделись, знаете, то-се… Да и как откажешься, когда нальют? Но «напился» — это уж слишком.

Сутки назад Бинго не посмел бы сделать такое предположение, но теперь, увидев, что Перкис — свой, несовершенный человек, он решился. В конце концов, они оба спасут друг друга. Рози поверит такому авторитету. Он начал складывать фразу, но хозяин его перебил:

— А вообще-то вы правы. Лучше скажем, надрался. Но как это ни назвать, дело мое плохо. Служанка сообщила, что жена звонила мне пять раз: в 10.30, в 11.15, ровно в полночь, в 2 часа ночи и, наконец, в 4.20. Боюсь…

— Вас до утра не было?

— Да, мистер Литтл.

Если бы Бинго не сидел, он бы свалился на пол. Вот и все, конец. Теперь не убедишь жену, что он всю ночь работал с Перкисом. От горя он вскрикнул, а хозяин взмыл к потолку, сбивая головой штукатурку.

— Поэтому, — продолжал он, приземлившись, — я был бы вам очень обязан, если бы вы убедили миссис Перкис, что мы засиделись допоздна, а потом я ночевал у вас в кабинете.

Бинго втянул воздух. Босс не был красив, но сейчас казался прекрасным, словно Тадж Махал при лунном свете.

Однако чувств редактор не выдал. Что-то нашептывало ему, что пришел его шанс. Он нахмурился и поджал губы.

— Правильно ли я понял? Вы просите меня солгать?

— Это не ложь! Это милость!

Чтобы заговорить, губы пришлось разжать, но лоб — ему-то что?

— Не уверен, — холодно ответил Бинго. — Вчера я, помнится, просил вас о милости, а вы резко отказали.

— Какая тут резкость, мистер Литтл! Какая резкость?

— Такая.

— Может быть. Но я подумал и решил увеличить ваше жалованье на десять фунтов.

— На пятьдесят.

— На пятьдесят!

— Ну, на сорок.

— А не на тридцать?

— Нет.

— Хорошо.

— Хорошо?

— Да.

Тут зазвонил телефон.

— А, — сказал Бинго, — опять жена. Я слушаю.

— Бинго!

— Здравствуй, кроличек. Что с тобой случилось? Какой-то писк, треск…

— Я пошла к миссис Перкис.

— А что с ней?

— Она страдает. Перкис где-то был всю ночь. Бинго мило засмеялся.

— Был. В твоем доме. Со мной.

— Что?

— То. Мы заговорились, и он у меня остался. Спал в кабинете.

Рози ответила не сразу.

— А как же этот снимок?

— Какой еще снимок? А, в газете! Да, немного похож. Вообще-то я слышал о двойниках, но никогда их не видел. В книгах — другое дело. Скажем, у Филиппса Оппенхейма один англичанин как две капли воды похож на одного немца. Получилась целая заварушка. А тут — я же был с Перкисом! Хочешь, я его позову? Перкис, это вас. — И он передал трубку.

СИГАРА — ЭТО ВЕЩЬ

Ланселот Бингли, входящий в моду художник, обручился с поэтессой по имени Гледис Уэзерби, которая, кроме таланта, обладала прекрасной фигурой, прелестным личиком и глазами, напоминавшими Средиземное море в хорошую погоду. Обручившись, он решил, что незачем откладывать свадьбу, и сказал об этом невесте, когда они ели poulet roti au cresson[100] в «Мятом нарциссе», известном своей духовностью.

— Знаешь, — заметил он, — если ты не слишком занята на этой неделе, пойдем-ка в регистратуру и все проделаем. Я слышал, там люди шустрые, раз — и готово. Займет минут десять, зато можно будет больше об этом не думать.

Как ни странно, Гледис не всплеснула ручками и не сказала: «Какой ты умный!», а покачала головой.

— Не так все просто.

— А в чем дело?

— Понимаешь, дядя Франсис…

— Чей это дядя?

— Мой.

— Не знал, что у тебя есть дядя.

— Есть. Мамин брат, полковник Пэшли-Дрейк.[101] Наверное, ты о нем слышал.

— Нет. От меня все скрывают.

— Он очень известный охотник на крупную дичь.

Ланселот помрачнел. Он не любил таких охотников. Если бы ему довелось встретить вапити или гну, он предложил бы им сандвич, и самая мысль о том, чтобы убивать их, была ему противна.

— Хорошо, что мы не встречались, — сказал жених. — Он бы мне не понравился.

— А вот маме он нравился. Она его очень уважала и оставила ему кучу денег. Они перейдут ко мне, когда я выйду замуж.

— Замечательно!

— Да нет, не очень. Он мне их даст, если жених понравится ему. А ты — не в его вкусе.