Александр Шмеман - ДНЕВНИКИ 1973-1983

• Название: ДНЕВНИКИ 1973-1983
• Автор: Александр Шмеман
• Издательство: Русский путь
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-85887-255-1

Восемь тетрадей дневников одного из самых значительных деятелей Церкви XX столетия, проповедника и богослова протоиерея Александра Шмемана (1921-1983) – не «простая регистрация событий последних десяти лет его жизни», но возможность «оставаться хоть на краткое время наедине с самим собой», «не раствориться без остатка в суете». Все явления повседневности, многочисленные впечатления, собственная жизнь, литература и политика соотносятся о. Александром с высшими ценностями, подвергаются религиозному осмыслению. Разносторонность интересов о. Александра, глубина и тонкость суждений делают его «Дневники» интересными самым разным кругам читателей.

---

А для меня главное – это сама поездка, темноватым ноябрьским днем, по просторному, пустому Вермонту. Закат сквозь тучи. Тишина, прикосновение к temps immobile.

Вчера после Литургии интервью для канадского радио – о моем понимании "экуменизма". Полтора часа – и самому наконец становится более или менее ясным это мое понимание.

После обеда поездка с Л. в Принстон на торжественную панихиду – в университетской часовне – по о.Георгию Флоровскому. Но до этого (мы поехали рано) ужин вдвоем в итальянском ресторанчике, прогулка по Принстону. Морозный вечер, и уже все окна сияют рождественскими огнями, подарками, праздником. До чего я люблю эти "выпады" из жизни, пускай самые мимолетные, но погружения в иное.

Сама панихида была очень торжественной. Митрополит с двумя епископами, тридцать священников, семинарский хор, полная народу огромная готическая chapel1 , "мощное пение" и т.д. Из тридцати священников дай Бог пять прочли хоть несколько строчек Флоровского. И вся служба как будто никакого отношения к нему не имеет, вся выросла из каких-то мелких амбиций, желания покрасоваться не где-либо, а в самом Принстоне! И все расходятся очень довольные, как после удачного спектакля… После службы был какой-то прием, но мы уехали.

Знаю, что ворчу. Знаю, что это во мне самом – тьма, которой я поддался и которая не дает видеть хорошего, положительного, пробиться сквозь всю эту ужасающую дешевку. Но, увы, есть и она.

Вторник, 24 ноября 1981

Вчера весь день в семинарии, два часа лекций, завтрак с Н. (который я откладывал раз шесть). Прием студентов. Один – бешено влюблен и не может учиться… Другая должна рассказать – и этим "экзорцироваться" – об одер-

1 часовня (англ.).

жимости матушки Б. Третий – уже посвященный – рассказывает о трудностях в приходе… Н.Н. – о своих планах на будущее… Полтора часа дома в обалдении и – с 7.30 до 8.30 вечера – лекция ("Литургия смерти") и – в конце концов – деловой разговор с о. П[авлом] Л[азором]. Вот день – не "нетипичный".

Среда, 25 ноября 1981

В двенадцать часов дня – начало первых в учебном году каникул – День благодарения. Я думаю, учителя, профессора любят каникулы, ждут их, радуются им гораздо больше, чем дети или студенты. Сегодня, уйдя в час из семинарии, радовался этой короткой свободе так же, как радовался ей в Париже, уходя из Lycee Carnot в канун Toussaint или Armistice.

В "Nouvel Observateur" – диалог Сартра с Симоной де Бовуар. Сравнительно незадолго до смерти Сартра. Странный человек. Сочетание в нем свободы, очень, по-моему, подлинной, с порабощением (идеям, отвлеченностям), столь же подлинным. А в последних его выступлениях, как вот в этом разговоре, опять-таки истинное смирение … Подумать только, если бы человек с такими дарами был, в наш скорбный век, свидетелем Христа ! Но откуда же, откуда эта стена, это "окамененное нечувствие", отдача всей жизни на чепуху. И выходит, что то, что его всемирно прославило, – экзистенциализм, "левизна" и пр., то же будет и причиной его забвения. Не стареет только то, что свидетельствует о вечном, что само причастно вечности. И это совсем не значит "религиозное" в узком смысле этого слова. Не устареет, например, Чехов, то есть те "маленькие люди" под осенним дождичком, которых он описывал. Потому что они – вечны , не как "маленькие", а как люди…

Замечание Сартра о глупости . Она не может быть соприродной человеку. Она всегда – извне , всегда результат "опрессии", то есть – и этого он, конечно, не говорит – порабощения человека дьяволу.

Миттерана я все больше ощущаю как квинтэссенцию амбиции, гордыни. По нутру своему он такой же социалист, как я. Несет, движет им другое – страстная вера в "роль личности в Истории". Он инстинктом понял, что эта роль для него возможна только внутри "социалистической риторики". Правое сейчас "не берет", не зацепляет людей. Но верит он не в эту риторику – это всего лишь средство, а в себя, в "трансцендентность" своей личности по отношению к обществу, толпе, всяческой истории с маленькой буквы. Он – внутри нее – История с большой буквы.

Воскресенье, 29 ноября 1981

Вчера к вечеру вернулись из Сан-Антонио со свадьбы [племянника] Николая Озерова. Depaysement – в незнакомом городе (хотя я и бывал там когда-то, и даже два-три раза, но на конференциях), я это очень люблю. С нами были Аня и Маша, и мы все наслаждались друг другом, [отелем] Hilton, прогулками по городу… Свадьба – в греческой церкви – прошла очень хорошо. А сейчас ездили в Syosset к Трубецким.

Холодный, ветреный день. Синее-синее небо и черные тучи и огромный желтый закат. Непередаваемая прелесть того, что французы так удачно называют arriere-saison1.

В дорогу (шесть часов аэроплана в каждый конец) брал с собой том "Литературного дневника" Поля Леото, моего постоянного друга. Сегодня впервые подумал, что одна из причин моей (до конца не объяснимой) любви к нему – это отсутствие у него – абсолютное – того, что принято теперь называть "discours" – "идеологического" языка, или языка, подчиненного системе отвлеченных понятий, языка с ключом … Чтение Леото – это изумительное "экзорцирование" такого языка.

Понедельник, 30 ноября 1981

Тридцать пять лет со дня моего рукоположения на Сергиевском подворье в священники. Служил сегодня утром Литургию (Андрея Первозванного по новому стилю, Никона Радонежского по старому).

Все эти дни, в связи с моим "ничегонеделаньем", мысли о том, что я ничего не сделал . Словно до шестидесяти лет все ощущал как еще только будущее, к которому готовишься. И вдруг – совсем новое ощущение: все уже позади и пора подводить итоги… Это не хорошие мысли. Мысли от гордыни. И в ответ сегодня хороший Апостол – о соре, всем миром попираемом…2

Среда, 2 декабря 1981

"La parti socialiste est partout le naufrage d'un pays"3 (Поль Леото "Литературный дневник", XVII, 160).

Исповеди. Очень часто речь идет о "состояниях", которых я не припомню в моей молодости. Очень часто это состояние страха . Страха самой жизни. Страха не преуспеть , ударить лицом в грязь, что-то вроде этого. Не является ли это состояние результатом современного "культа успеха", который, в свою очередь, выражается в постоянном чувстве соревнования, в безостановочном сравнении ? Люди буквально распадаются, раскалываются от этого страха. А другая реакция – это аррогантность, самоутверждение путем смешивания с грязью других. Н.А., студент, которого мы только что попросили "уйти" из семинарии. Наглые реплики в классе смиреннейшего, благожелательного проф. Кесича. "Я все это уже знаю! Все это ниже моего уровня! Я ожидал от семинарии большего!" и т.д. Человеку тридцать лет! А он все хорохорится, все "показывает себя".

Современная молодежь, прежде всего, несчастна . Несчастна потому, что живет в мире, в котором один критерий – успех . Отсюда тоже невероятный разлив всяческого самозванства, учительства… "лидерства". В Церкви это приводит ко все разрастающемуся "младостарчеству".

1 поздняя осень, конец сезона (фр.).

2 Ср.: "Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне" (1Кор.4:11-13).

3 "Социалистическая партия везде – катастрофа для страны" (фр.).

Я не хочу сказать, что мое поколение было свободным от самопревозношения, хвастовства, присущей молодости хлестаковщины. Мы все, вне всякого сомнения, любили "покрасоваться". Но это не затрагивало глубины жизни. Наедине с собою мы очень хорошо знали, что это хлестаковщина. И потому это не было, как теперь, какой-то душевной болезнью, какой-то мрачной тяжестью страха.

"Власть над душами" – какая это, по-видимому, страшная и ненасытная страсть, как съедает она душу прежде всего самого того, кто ею одержим. На днях мне довелось прочитать письмо одного такого младостарца. Студент, получивший его, дал мне его – сомневаясь в уже не помню каком "поучении" этого тридцатидвухлетнего учителя духовности. Какая поразительная самоуверенность, какое полное абсолютное самоотождествление с истиной. По прочтении письма мне стало просто страшно. И если бы это был единичный случай. Нет, я мог бы, не напрягаясь, назвать десять таких "старцев", безнадежно калечащих души своим псевдомаксимализмом… Как будто они никогда не читали, что "Господь гордым противится, а смиренным дает благодать"1.

Четверг, 3 декабря 1981

Засел снова за "Таинство Святого Духа". Мне вдруг стало ясно, что я отложил, отказался из-за лени и малодушия. И тоже маловерия. Но почему все-таки с каждым годом писать мне все труднее и труднее? Думаю – и долго! – о каждой фразе. Одна из причин этому – я думаю – в том, что богословие, то есть богословское "писание", "выражение", я с годами тоже все больше ощущаю как "искусство"… И вот на искусство это, пожалуй, не хватает сил и дара.