Пэлем Вудхауз - Том 11. Монти Бодкин и другие

• Название: Том 11. Монти Бодкин и другие
• Автор: Пэлем Вудхауз
• Издательство: Остожье
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-94297-035-1

В этой книге мы вновь встречаемся с героями П.Г. Вудхауза в романах, ранее не публиковавшихся, и с уже известными по прежним публикациям персонажами.

---

Он снова страшно захохотал. Смех этот уже меньше был похож на смех гиены и больше — на крик души, но для человека с чутким слухом он был по-прежнему неприятен, и мистер Лльюэлин снова прянул, как испуганная лошадь.

— О, если бы это могло приблизить вас ко мне! Не успел я приехать в Канны в долгожданный отпуск, как вдруг — нате вам, ни с того ни с сего получаю телеграмму, в которой мне дают отставку! Да-а, — продолжал Монти, и голос его дрогнул от жалости к себе, — каково было мне, измученному морально и физически, вдруг узнать, что меня разжаловали и все мои усилия пропали даром!

Гертруда Баттервик подалась вперед. Она хотела ответить. Но он знаком руки велел ей молчать:

— Могу только предположить, что кто-то за моей спиной пришел и украл вас у меня. Если вы не окончательно спятили, то, я думаю, только этим и можно объяснить ваше поведение. Но позвольте сказать вам. Если вы думаете, что мною можно играть как кошка с мышкой, вы очень ошибаетесь. Ничего подобного. Я выведу на чистую воду этого змея, который тихой сапой втерся к вам в доверие, и если понадобится, поставлю его на место. Я пойду к нему и для начала предупрежу. Если не подействует, тогда…

Гертруда обрела дар речи, стряхнула гипнотические чары, которые он все это время на нее наводил. Лицо ее пылало, взор метал молнии — даже мистеру Лльюэлину, глянувшему на нее, стало как-то не по себе. Она напомнила ему его жену Грейс в тот момент, когда он осмелился предположить, что ее брат Джордж мог бы найти более подходящее применение своим талантам, чем должность эксперта по постановочной части в их кинокомпании.

— Лицемер!

— Ах, так? — Монти смотрел на нее в упор и был страшен во гневе. — Интересно, что вы имеете в виду?

— Вы отлично знаете, что я имею в виду.

— Нет, не знаю.

— Нет, знаете.

— Но я действительно не знаю, что вы имеете в виду. И более того, — продолжал Монти, — уверен, что и сами вы не знаете. Что еще за «лицемер»? Почему лицемер?

Гертруда возмутилась:

— Притворялись, что любите меня!

— Я и люблю.

— Нет, не любите.

— Сказано вам, люблю. Кому же, как не мне, знать, люблю я вас или нет!

— Тогда кто такая Сью?

— Что за Сью?

— Кто такая Сью?

— Что за Сью?

— Сью. Кто она такая? Кто Она Такая?

Монти подобрел. Что-то похожее на нежность проступило в его поведении. Несмотря на то, что она изводила его самым беспощадным образом, а теперь заладила свое, как часы с кукушкой, все же он любил эту девушку.

— Послушай, старушка, — сказал он с пониманием, — так можно до утра проговорить. Это все равно что повторять «на дворе трава, на траве дрова». О чем ты вообще говоришь? Что ты имеешь в виду? Скажи, и мы вместе разберемся. А то заладила одно: «Что за Сью? Что за Сью?» — а я и знать не знаю ника… — Голос его внезапно пресекся. Глаза беспокойно забегали. — Ты случайно имеешь в виду не Сью Браун?

— Понятия не имею, какая у нее фамилия. Я знаю одно: ты едешь в Канны, притворяясь, что любишь меня, а через неделю у тебя на груди — татуировка с ее именем в сердечке. Отрицать это бесполезно, потому что ты послал мне свою фотографию в купальном костюме, я ее увеличила и все увидела.

Наступило молчание. Пещерный Бодкин исчез, и на его место заступил Бодкин с вокзала Ватерлоо. Он как-то скособочился, поджал ногу, на лице его вновь появилась слабая заискивающая улыбка.

Он сам был во всем виноват. Уже не в первый раз эта «Сью» в сердечке причиняла ему неприятности. Совсем недавно, в Бландингском замке, у него было неприятное объяснение с Ронни Фишем на ту же самую тему. Тогда Ронни задавал разные вопросы, теперь вот Гертруда задает. Монти даже пообещал себе, что если на этот раз каким-то чудом выпутается, то возьмет порошок, или пемзу, или пятновыводитель, или чем там еще выводят татуировки, и навеки сотрет эту несчастную «Сью». А заодно и сердечко.

— Послушай! — сказал он.

— И слушать не хочу.

— Но ты должна выслушать! Ты ошибаешься.

— Ошибаюсь!

— То есть я хочу сказать, ты ошибаешься в одном. В самом главном, я бы сказал. Твоя ошибка в том, что ты предположила, будто татуировка свежая. Это не так. Я все могу объяснить. Я сделал ее как дурак — бог знает почему я сделал такую глупость — почти три года назад, когда еще не был знаком с тобой.

— Да?

— Не надо! — попросил Монти. — По крайней мере, говори что хочешь, только не делай вид, будто ты не веришь ни единому моему слову.

— Я и так не верю ни единому твоему слову.

— Я говорю правду. Три года назад, еще безмозглым мальчишкой, я был помолвлен с девушкой, которую звали Сью Браун, и мне казалось, нет ничего дурного в том, чтобы вытатуировать на груди ее имя. Было чертовски больно и стоило — ты не поверишь сколько. Едва я это сделал, как помолвка отменилась. Мы были помолвлены две недели. Потом выяснили, что оба промахнулись, и расстались при обоюдном согласии. Она пошла своим путем, я — своим. Эпизод закончен.

— Да?

— Когда ты говоришь «Да?» таким тоном, ты ошибаешься. Я ее больше никогда не видел, она не появлялась на моем горизонте, и только месяц назад, чисто случайно, мы встретились в Бландингском замке…

— Да?

— Сейчас ты сказала «Да», словно тебе показалось, что эта встреча что-то изменила. Ничего подобного. То мимолетное чувство, которое я испытывал некогда к Сью Браун, давно улетучилось. У нее — то же самое. Конечно, я и сейчас думаю, что она вообще-то — высший сорт, но влюбленность прошла. Остались одни воспоминания. Да что я! Достаточно сказать, что она с ума сходила по Ронни Фишу и вышла за него замуж. Вот!

— О?

К этому восклицанию Монти Бодкин не стал придираться. Это было не презрительное «Да!», не снисходительное «Да…», которые, слетая с уст любимой, заставляют человека чувствовать себя так, словно он наступил на консервную банку. В этом восклицании были спокойствие, доброта и раскаяние. Оно говорило о том, что непонимание ушло, обиды забыты.

— Монти! Это правда?

— Конечно, правда. Черкни пару строк миссис Р. О. Фиш в Бландингский замок, Шропшир, — и ты сама убедишься, что все именно так и было.

Последние признаки оледенения, которые так неприятны У любимого существа, исчезли из глаз Гертруды. Началась оттепель, и светло-карие озера наполнились слезами раскаяния.

— О Монти! Какой я была глупой!

— Ну, что ты!

— Нет, правда. Ты ведь понимаешь, как я мучилась?

— Еще бы!

— Я думала, ты из тех мужчин, которые влюбляются во всех встречных женщин. А этого я вынести не могла. Ты ведь не будешь меня ругать за то, что я не могла этого вынести?

— Конечно, нет. Совершенно правильное отношение.

— Я хочу сказать, если человек, с которым ты помолвлена, порхает вроде мотылька, лучше сразу с ним порвать.

— Да-да. С этими мотыльками нужна твердая рука.

— Даже если очень больно.

— Вот именно.

— А отец всегда уверял, что ты такой.

— Он уверял? — ахнул Монти. — Старый су… извини, оговорился.

— Я, конечно, отвечала «Нет», но, знаешь, ты такой красивый, Монти! Мне иногда кажется, что все девушки в мире должны сохнуть по тебе. Наверное, это глупо.

— Еще как глупо. С чего ты взяла, что я красивый?

— Но ты же красивый!

— Ничего подобного.

— Конечно, красивый.

— Ну ладно, будь по-твоему, — сдался Монти, — хотя лично я этого не замечал. Но, черт возьми, даже если бы я был писаным красавцем, думаешь, я бы посмотрел хоть раз на кого-нибудь, кроме тебя?

— Не посмотрел бы?

— Конечно, нет. Грета Гарбо, Джин Харлоу[33] или Мэй Уэст[34] — на что они мне? Тьфу!

— Монти! Мой дорогой!

— Гертруда! Старушка!

— Нет, Монти, не надо. Не сейчас. Толстяк смотрит.

Монти обернулся и признал, что ее замечание справедливо. И «толстяк», и «смотрит» было сказано верно. На свете трудно было найти человека толще, чем мистер Лльюэлин, и никому из них не удалось бы посмотреть на них пристальнее, чем он.

— Да ну его! — сказал он. — Это Аи вор Лльюэлин, киношник.

— Я знаю. Джейн Пассенджер сидела рядом с ним за завтраком.

Монти насупился. Его распирало от чувств, им нужен был выход. В этот светлый миг примирения он жаждал обнять любимую, но не мог осуществить этого, пока на него таращится пучеглазый киномагнат. В такие светлые моменты человеку как никогда требуется уединение — но какое же может быть уединение в присутствии Айвора Лльюэлина! Каким-то образом он создавал иллюзию большой парадной толпы с театральными биноклями.

И тут Монти осенило.

— Подожди! — сказал он и выбежал из комнаты.

— Вот! — сказал он, вернувшись через пару минут.

Гертруда Баттервик взвизгнула от восторга. На хоккейном поле это была бесчувственная машина, способная без зазрения совести ударить противника по ноге, но в остальных случаях она была воплощенная женственность, с чисто женской любовью ко всему красивому и неповторимому. А ей не часто доводилось видеть что-либо столь же красивое и неповторимое, как то, что протягивал ей сейчас Монти.